Азарт
Получив долгожданную копию, Самойлов сидел над нею почти трое суток, но сам во всем разобрался, если не считать маленькой неувязочки. По документам из БТИ, а также по плану электроразводки, за ним числилась четырехкомнатная квартира. Прохор Аверьянович это знал и всегда поздравлял сам себя с подобной роскошью в виде кладовки, но тут он по документам обнаружил присутствие лишних квадратных метров, сопоставил данные с планом электроразводки и нарисовал в соответствии с этим планом приблизительную разметку своей квартиры. Получалось, что в комнате, которую он всегда считал кладовкой, есть три розетки, проводка для двух потолочных светильников и два окна, и все это размещается на двадцати трех квадратных метрах.
Он пошел в кладовку и постоял там с закрытыми глазами, представляя себе, как темная комнатушка по ночам в полнолуние превращается в спальню с прекрасной незнакомкой на огромной кровати под висячей, сверкающей хрусталем люстрой, и пахнет женщина, как и полагается в данной ситуации, изящно и пугающе — безумием.
На самом деле комната оказалась кабинетом менеджера Тамариной Е.К. Когда Самойлов, еще плохо представляя себе, что он будет говорить соседям через стену, пошел в соседний подъезд, он меньше всего предполагал обнаружить продолжение своей кладовки в каком-то офисе. Но табличка на металлической двери у лифта гласила, что за дверью находится «Рабочая группа „Альтаир“, и на втором этаже, как уверил Самойлова охранник, находятся помещения той же группы. Самойлова пустили в холл, выслушали, но беспокоить руководство отказывались, не считая причину, по которой он пришел в „Альтаир“, достаточно важной. Тогда Самойлов стал проникновенно извиняться: мол, не туда попал, надо было сначала пойти в милицию и написать заявление на „Альтаир“, так что простите дурака, приду попозже — с милицией. Это помогло, и через несколько минут он поднимался на второй этаж в кабинет менеджера Тамариной Е.К., и кабинет этот как раз оказался той самой комнатой, и определил это Прохор Аверьянович сразу, как только угодил в душную волну парфюма.
Менеджер Тамарина, выслушав историю его кладовки с совершенно непроницаемым выражением лица, спросила: «Сколько?»
Самойлов не понял и попытался разложить перед нею на столе планы, чтобы не ошибиться в квадратных метрах. Но бумаги были тут же отшвырнуты брезгливым движением пальца с ногтем зеленого цвета. Присев, чтобы их собрать, Самойлов ощутил внутри себя знакомую рабочую злость и спросил снизу:
— Это у вас тут безумие в воздухе витает? Концентрация безумия на один квадратный метр явно превышена, явно.
На непроницаемом лице поднялись вверх ниточки бровей.
— Я в смысле — духи. Или — туалетная вода? — Прохор Аверьянович покосился на пузатый флакон с пульверизатором на тумбочке у стола. — Сейчас вспомню, она говорила… «Ля Фоли», кажется, что в переводе означает безумие, — объяснил Самойлов, не спеша подняться, — все это время он стоял одним коленом на полу, изображая неудачные попытки собрать сброшенные бумаги.
На самом деле ему просто было интересно, нажмет ли палец с зеленым ногтем кнопочку под столом, на которой уже примостился на изготовку.
— Сколько? — перешла ко второй попытке менеджер Тамарина.
И следователь стал натурально валять дурака. Он стенал о тяжелой доле пенсионера, которому приходится платить за чужие киловатты электричества, да и плату за пользование квадратными метрами этой комнаты тоже наверняка вписывают ему в квитанцию… Менеджер Тамарина прервала его страдания почти сразу, он даже не успел войти в роль и начать угрожать пробить стену в кладовке, раз уж эта самая комната числится его собственностью.
Она молча выдвинула ящик стола и достала тысячную бумажку. Подумала и положила сверху еще пятисотку. Подумала еще, и на пятисотку с пластиковым щелчком легла визитка. Тамарина подвинула деньги зеленым ногтем к тому краю стола, о который опирался немощный пенсионер, и уставилась после этого на Самойлова выжидающе. Чтобы он не сомневался, чего она ждет, менеджер пару раз многозначительно посмотрела на дверь своего кабинета.
— Это как понимать? Помесячно или с учетом предварительной эксплуатации? — бормотал Самойлов, быстренько сгребая деньги. — Опять же стоит рассмотреть условия сотрудничества, в смысле, как найм, или отношения на доверии… — все бормотал он, пятясь к двери. Его мучения были прерваны то ли просьбой, то ли приказом не приходить без предварительного звонка.
Вернувшись домой, Самойлов рассмотрел визитку и понял серьезность намерений рабочей группы «Альтаир». Менеджер Тамарина сочла нужным вручить ему визитку юриста группы, и, соответственно, если пенсионеру Самойлову захочется еще раз прийти за cвоими киловаттными деньгами, он сначала должен будет обсудить вопрос с юристом. Прохор Аверьянович развеселился, достал припрятанную для исключительных случаев бутылочку кагора, открыл ее и задумался, кого бы пригласить посмеяться над ситуацией. И вдруг понял, что единственный человек, который поймет его веселье в данном случае, может быть только Лера Капустина. Счетчик и духи объединились, ей понравится!
Номер телефона Капустиных он набрал по памяти — у следователя Самойлова была отличная память.
Трубку взял папа Капустин. И так искренне обрадовался, так взахлеб, что Самойлов даже пожалел о звонке — он не любил раскаявшихся задним числом, а эта любящая супружеская чета поразила его навек своей инфантильностью в горе и согласием с исчезновением ребенка. Но потом оказалось, что Капустины искали Самойлова для дела, а на прежнем месте работы им наотрез отказались дать его домашний телефон.
Капустин настаивал на встрече, Прохор Аверьянович лениво отказывался, потягивая у телефона кагор (он не любил пить один, а так вроде получалось, что в компании). Как-то так случилось, что Самойлов устал сопротивляться и согласился принять у себя дома Капустина, но одного — категорически. Без жены и без тещи.
Через полчаса Валентин приехал.
— Понимаете, мы с женой хотели бы нанять вас для одного дела. Мы знаем, что вы больше не работаете, а в наших семейных проблемах вы, как никто… — замялся Капустин. — К тому же по роду вашей деятельности эта работа не должна представлять для вас трудности, я сейчас зарабатываю достаточно, чтобы оплатить услуги любого частного агента, но ваша квалификация…
— Стоп, — Самойлов прервал бормотание Капустина шлепком ладони по столу. — Будете вино?
— Нет, спасибо, я с этим делом теперь очень осторожен, понимаете, как выпью, сразу вижу козу.
Прохор Аверьянович всмотрелся в лицо собеседника. На спившегося алкоголика Капустин не походил. Совсем не походил. Ухоженный, в дорогом костюме, с маникюром.
— В смысле — козла рогатого? — уточнил он все-таки.
— Нет. Козу, но тоже очень рогатую. Гуси-лебеди опять же недавно тут прилетели. В смысле — на пруд, но это к делу не относится. Мы хотели просить вас найти ребенка.
— Как — опять? — дернулся Самойлов от неожиданности.
— Нет… да, в смысле — нашу дочь, Валерию. Она пропала.
— Давно? — напрягся Самойлов.
— Семьдесят четыре дня…
— По порядку, с самого начала, — Самойлов уставился на галстук Валентина, стараясь сосредоточиться.
— Она поссорилась с нами, то есть бросила нас и ушла жить к бабушке. Через две недели после этого нам сообщили, что девочка перестала ходить в школу. Мы не волновались, Лера с пятого класса учится нестандартным образом, то ходит в школу, а то по месяцу не ходит, потом как-то сама договаривается с преподавателями…
— Начните со слова «поссорилась». Что это значит? — перебил Самойлов.
— Ну, как это бывает с подростками, — прятал глаза Капустин. — Накричала, обозвала, хлопнула дверью.
— Тогда начните с разъяснения слова «накричала», что мне все из вас вытягивать приходится?! — Самойлов отметил, что нервничает.
— Мы с женой сказали Лере, что не будем больше искать Антона. Объяснили, как могли, что лучше постараться наладить дружеские отношения с Корамисом и уговорить его привезти мальчика на встречу. Встретиться где-нибудь на нейтральной территории, вы понимаете? На курорте, например, в Греции. Это бы всех успокоило, потому что американец Корамис категорически отказался приезжать в Москву, и вообще он в Россию больше ни ногой и намерения свои подтвердил тем, что расторг очень дорогой контракт, по которому он, собственно, сюда и ездил. Да! — просиял Капустин. — Мы поговорили с Антошей по телефону! Он разговаривал с нами по-английски, представляете? — увидев лицо Самойлова, Капустин сник. — О чем я?…
— Вы сказали дочери, что не будете искать мальчика. Я думаю, вы так решили из-за беременности жены, я еще при нашей последней встрече понял, что ее беременность окажется решающим фактором в этом вопросе. Вы сказали Лере об этом?
