Андрей был весел. Оно и понятно: предвкушал получить задаром заветный перстенек. Мы выбрались из двора на проезжую часть. Я помчалась по почти пустым улицам на окраину города. Был уже двенадцатый час ночи.
– Полина, а этот человек точно отдаст мне мамин перстень?
– Зачем же, по-вашему, он пообещал сделать это?
– Ну не знаю... Может, он потребует хотя бы часть его стоимости?
– Не потребует.
– Почему вы так уверены в этом?
– Он мне сам об этом сказал.
– Точно сказал? Именно так: безвозмездно?
Ну и зануда! Спокойно, Полина, спокойно, утешала я сама себя про себя. Ничего страшного. Во всяком случае, от занудства еще никто не умирал. Кроме людей, окружающих зануду.
– Этот человек совершенно бескорыстен. И к тому же очень стар. Ему далеко за семьдесят. Подумайте сами, Андрей: зачем очень старому человеку деньги? Как говорится, в могилу с собой он их все равно не возьмет...
– Да, да, – обрадовался Лютиков, – ему они ни к чему!
Некоторое время мы ехали молча.
– Полина, а может, мне его отблагодарить? Ну, скажем, подарить ему... сумку продуктов. Пускай дедушка покушает и порадуется! Как вы думаете?
– Хорошее дело! – кивнула я.
– А может, ему лучше денег дать? Рублей... тысячу? А? Как вы думаете?
– Можно и деньгами, – согласилась я, – деньгами даже лучше.
– Конечно, – обрадовался Андрей, – продукты – это как-то не очень... Я же не знаю, что там дедушка любит! А деньги – это всегда деньги! Пошел и купил чего тебе надо...
Щедрый ты мой! Щедрость твоя просто не знает границ.
– Ой, – спохватился Лютиков, – а вас-то я тоже должен отблагодарить! Заплатить вам... Сколько я вам должен, Полина?
– Надо подумать, – тянула я время, – но много я не возьму. Моя помощь в этом деле была не такая уж большая...
Скромность в финансовом вопросе украшает. Особенно когда знаешь, что все равно ничего не получишь.
– Нет, Полина, что вы! Вы очень даже помогли! Так сколько я должен буду вам?
Ах, как мне хотелось высказать ему все! Как чесался мой язык! Но я прикусила его хорошенько зубами – в переносном смысле, конечно – и небрежно бросила:
– Тысяч пять, я думаю, вполне приемлемая сумма.
Неожиданно зависла тишина. Лютиков застыл как изваяние. Не ожидал от меня такого щедрого подарка? Через минуту он тихо начал выдавливать из себя слова:
– Понимаете, Полина, конечно, пять тысяч – это как раз та сумма, о которой я и сам думал, но сейчас я нахожусь в очень затруднительном положении. Похороны мамы, поминки, еще одни поминки – девять дней... А скоро опять поминки – сорок дней. А еще надо бы поставить памятник и оградку, а сейчас это такое дорогое удовольствие...
– Что вы хотите сказать, Андрей? У вас нет пяти тысяч?
– Вообще-то нет... Я... как бы это сказать? Готов расплатиться с вами, но чуть позже... Как вы на это смотрите, Полина?
– Я все понимаю. Я подожду.
– Правда? Нет, правда, подождете? И не обидитесь?
– Нет, конечно! На что обижаться? Дело житейское.
– Я рад, что вы меня поняли.
Едва мы с Андреем пришли к консенсусу, как я увидела, что впереди показались заброшенные склады на Окраинной улице.
– Полина, зачем мы сюда приехали? – Андрей вертел головой, оглядывая маленькие частные дома, старые и ветхие, мимо которых мы благополучно проехали и выбрались на пустырь. Здесь я остановила машину.
– Вы ничего не перепутали? Это здесь живет ваш... как его? Старикан, у которого мой перстень?
– Нет, не перепутала. Посидите в машине, я посмотрю, где его дом. Кажется, я не могу найти его в темноте.
Я вышла из машины. Да, здесь было жутковато. Пустырь со свалкой, заброшенные склады... Ближайшие жилые дома находились метрах в ста от нашей машины. Темно. Фонарей не было в радиусе километра. Пустырь освещался лишь светом луны и фар моей машины. Где-то совсем рядом тихо завыла собака...
– Полина, мне здесь совсем не нравится, – заскулил Андрей, высунув голову наружу, – давайте уедем отсюда скорее и приедем завтра утром, когда будет светло и...
Он не договорил. Что-то глухо «бамкнуло», я увидела, как метнулась тень со стороны пассажирской двери. Еще одна промелькнула мимо меня.
– Давай тащи его из машины, – услышала я голос Абрикоса.
Двое здоровых мужиков – а это были Николай и его дружок по отсидке – выволокли Андрея наружу. Он был словно мешок с навозом. Рухнул на землю и лежал не шевелясь.
– Что с ним? – спросила я тихо.
– Мы его оглушили, – пояснил Николай, – пусть отдохнет, так всем будет спокойнее. Абрикос, тащи его к колодцу, а то скоро очухается. Я ведь его несильно приложил, так, приласкал слегка... монтировочкой...
– Николай, – позвала я.
– Уезжайте отсюда, Полина, – приказал он, – потом, все потом!.. Вам здесь больше нечего делать...
Они взяли Андрея за руки и за ноги и потащили куда-то в сторону складов. Все довольно быстро растворились в темноте.
Я осталась на пустыре одна. Было довольно жутковато. Снова тоскливо завыла собака, ее сольный концерт подхватила другая...
Я села в машину. Пару минут над пустырем висела зловещая тишина. Ну уж нет. Уезжать я не собираюсь. Я вычислила убийцу, я буду и свидетелем приведения приговора в исполнение. Я вышла из машины и направилась в ту сторону, где скрылись в темноте Николай с Абрикосом. Под ноги все время попадались какие-то булыжники и выброшенный хлам, я спотыкалась, но продолжала идти вперед. Наконец в темноте мелькнуло что-то живое: я вгляделась пристальнее и сумела рассмотреть темные силуэты. Я достала свой мобильник и включила камеру. Я даже не рассчитывала, что будет что-то видно, главное – записывался разговор.
– Что, очухался? – услышала я голос Николая. – Не ожидал, гаденыш?..
– Дядь Коль, я... ты... Зачем мы здесь?
– Не догадываешься? – Голос Николая был просто зловещим.
– Что вы собираетесь делать?
– Я хочу поквитаться за сестру...
– Н-нет... не надо...
– Признавайся: это ты ее?.. Да не вздумай врать! У нас есть запись твоего телефонного разговора...
– Дядь Коль... прости! Я... не хотел... Пощади!
– А почему ты ее не пощадил, гаденыш? Или она мало дала тебе? В хорошей квартире жил, как человек, институт окончил, который она тебе оплачивала... Что, не терпелось скорее занять квартирку? Не мог дождаться, пока она... своей смертью...
– Дядя Коля! Я больше не буду!..
– Само собой не будешь! Второй матери у тебя нет.
Я не то что увидела, скорее почувствовала возню, кряхтенье...
– Не надо! – закричал Андрей, но тут же, похоже, получил удар – тупой звук раздался в темноте. Снова началась возня. Я выключила мобильник и, спотыкаясь, пошла к своей машине. Села на свое сиденье, выжала сцепление и начала разворачивать свой «Мини Купер». Моя миссия на этом, считаю, закончилась. Домой, домой, отдыхать!
Вдруг тишину разорвал дикий истошный вопль. Я вздрогнула. Кажется, это был голос Андрея. Он кричал так, что у меня по коже побежали мурашки. Я надавила на педаль газа и с максимальной скоростью, которую только могла выжать из своего боевого друга, понеслась в сторону коттеджного поселка...
* * *
Ариша заявился на другой день к обеду. Загоревший, повеселевший, в высоких рыбацких сапогах и старом свитере, он совсем не был похож на себя, аристократичного и утонченного интеллигента. Дед торжественно поставил на пол железное ведро, в котором плескалось несколько некрупных рыбин, и гордо сказал:
– Полетт, сегодняшний обед я добыл сам! Зажарь этих карасиков, пожалуйста.
Я посмотрела на плескавшихся в ведре чудовищ с красными плавниками и выпученными глазами. Казалось, они все смотрят на меня так жалостливо, разевают рот, желая что-то сказать, но у них ничего не получается. А еще им, по-моему, было очень тесно в ведре, и мне захотелось выпустить их хотя бы в ванну. Я протянула руку и потрогала одну рыбку. Ее спина была скользкая и холодная. Мне стало неприятно.
– Дед, а можно эту рыбу как-нибудь... не жарить?
– Что значит не жарить? Почему? – удивился Ариша. – Она хорошая, свежая! Видишь: еще даже живая! Я ее только что поймал, рано утром.
– Вот именно, потому что живая... Жалко ведь...
– Кого? Рыбу? Полетт, да ты что! Мы у Пал Палыча жарили именно живую. Ловили, быстро чистили, в муке валяли – и на сковороду! Это же самое лакомое, что может быть! Она лежит, жарится, а хвостом еще бьет! А если ее еще под холодную водочку да полить сверху жареным луком... Мм... Вкуснотища!
Дед причмокнул губами, показывая мне, как неимоверно вкусна жареная живая рыба. Я четко представила себе эту картину и, почувствовав приступ тошноты, быстро вышла из кухни.
– Полетт, ты что? Ты случайно не болеешь?
Я даже обрадовалась такому повороту дела. Правильно, я болею. Мне плохо. Под этим предлогом можно отказаться от процесса убийства рыбы. Я поднялась к себе в комнату и легла на кровать. Через минуту дед вошел ко мне. Он сел рядом со мной и положил свою ладонь на мой лоб.
