Первая жена Леонида Нина работала скромным инженером в конструкторском бюро. Через два года после свадьбы у них родился сын – Максим Бурмеев, которому, как подсчитал Турецкий, сейчас должно быть уже лет двенадцать.
Через работников ЦНИИЦВЕТМЕТа Турецкому удалось раздобыть фотографии тех лет – любительские серые снимки, сделанные в отделе на сборище по поводу Нового, 1985 года. Саша не мог сдержать улыбки, глядя на этих бедненько и старомодно одетых, но таких веселых людей, на столы, уставленные бутылками, на разложенные по тарелкам (явно «позаимствованным» из местной столовой) закуски. Между прочим, фигурировали итальянский вермут «Чинзано» и коньяк «Арарат», причем не фальсифицированный. О закусках и говорить не приходится – тут тебе и шпроты, и ветчина, и сыр. Несколько удивляло стандартное 12-литровое эмалированное ведро на краю стола.
– Посуду мыть? – предположил Турецкий.
– Да нет, – подавил смешок бывший коллега Бурмеева, – это салатница: народу-то много, всей лабораторией отмечали… Весело жили, – вздохнув, заключил он после паузы.
Среди прочих – Леонид: в свитере, который ему связала жена, в очках с простой «совковой» оправой. На одной из фотографий он запечатлен с бутылкой шампанского в руках – на лице застыло удивление, а пенистая жидкость так и хлещет наружу. Даже по этим достаточно невыразительным снимкам было видно, как здорово они тогда повеселились.
«Да, ведь это было еще до антиалкогольного указа», – сообразил Турецкий.
Пройдет десять лет – и этот веселый очкарик превратится в солидного человека, банкира, который не спеша выходит из нового «мерседеса», но за прекрасными очками в тонкой металлической оправе – холодные и невеселые глаза.
С началом перестройки Леонид сперва ударился в политику – собирал подписи под открытыми письмами, ходил на митинги, но очень скоро отошел от всего этого. Он раньше многих других понял, что наступает эпоха не идеалистов, а деловых людей. И организовал кооператив по ремонту и продаже компьютерной техники.
Это было то время, когда слово «кооператор» стало ассоциироваться у большинства людей с неким новым подобием нэпманов двадцатых голов – богатеи, которые могут позволить себе то, чего не могут другие: рестораны, престижные машины (сначала вовсе не иномарки, а всего лишь «Жигули» девятой модели), вареные джинсы и куртки-ватники. Время этих людей кончилось поразительно быстро, кустарная отечественная промышленность, как оказалось, не могла конкурировать с китайским и турецким ширпотребом, и большинство внезапно выросших, как грибы после дождя, кооперативов потихоньку завяло. Большинство, но не все.
Ленька Бурмеев был не просто усердным студентом и талантливым математиком, он оказался прекрасным организатором и, что еще более важно, не только отлично разбирался в дне сегодняшнем, но умел предвидеть и завтрашний.
Он давно понял, что будущее за компьютеризацией. Это в то время, когда даже его бывшие соученики, не говоря уже об рядовых сотрудниках ЦНИИЦВЕТМЕТа и просто знакомых, при слове «компьютер» морщили лбы, соображая, о чем говорит Леонид – о калькуляторе или о таинственной электронно-вычислительной машине.
О том, что такая машина может стоять дома, в квартире, никто и понятия не имел, в представлении многих это было гигантское сооружение, величиной с комнату, которое обслуживают ученые в белых халатах. И главное, чтобы этой машиной пользоваться, нужно изучать разного рода сложные машинные языки.
– Нет, Ленька, уж лучше я подтяну английский, – засмеялась Нина Бурмеева, когда муж сообщил ей, что собирается вплотную заняться компьютерами, и предложил осваивать их вместе.
– Скоро компьютеры будут такой же обычной вещью, как газовая плита! – доказывал Леонид, но Нина только смеялась и махала рукой.
Это было еще до перестройки, но от этого краткого разговора осталось неприятное чувство того, что тебя не поняли. Именно в тот день Леонид начал подозревать, что они с Ниной мыслят совсем по-разному.
В последующие годы пропасть между ними только расширялась. Леонид был с утра до вечера занят в своем кооперативе – ведь поначалу он едва ли не все делал своими руками, это потом он начал нанимать других, стараясь привлечь самых высоких профессионалов. Скоро он уже не притрагивался к платам, разъемам и микросхемам, но он делал, пожалуй, куда более важную работу– он руководил своим предприятием. Простой человек часто видит в директоре своего рода бездельника, даром получающего большие деньги, однако в действительности от таланта менеджера зависит очень многое.
А Леонид Бурмеев оказался гениальным менеджером.
Его компьютерная фирма выросла и стала одной из крупнейших в стране, официальным дилером компании «Эппл-Макинтош» в России. Он одним из первых среди своих знакомых попал в Штаты, и, хотя Америка показалась ему однообразной страной гамбургеров, автозаправочных станций и запаха шампуня, это не помешало ему заключить там множество выгодных договоров.
Но он никогда не ездил в Штаты иначе как по делу. Леонид совершенно не мог понять некоторых из своих друзей, которые буквально бредили этой страной. Сам он предпочитал Европу. Как только он смог себе позволить отдыхать с семьей за границей, он поехал в Париж, в Ниццу, в Канны.
Столица Франции поразила его. И совсем не красотами исторических памятников. Вовсе не надо туда ехать, чтобы узнать, как выглядит Нотр-Дам де Пари или «Гранд-Опера». Его привлекало другое, то, насколько прекрасно этот город приспособлен для жизни – не для какой-то особой, а самой простой, обыденной, каждодневной. Париж как будто специально создан для человека – в кафе, расположенных, без преувеличения, на каждом углу, за чашечкой кофе можно просматривать газеты и вести деловые переговоры, можно разглядывать прохожих и ни о чем не думать, а можно прийти с портативным компьютером и два-три часа тянуть пару чашек кофе и работать. Главное – никто ничему не удивлялся, любые твои действия воспринимались окружающими как должное.
Были у Парижа, конечно, и теневые стороны. Сумочку у Нины срезали еще в аэропорту, через пять минут после прохождения таможни и паспортного контроля. К счастью, документы и деньги Леонид держал во внутреннем кармане пиджака.
А Средиземное море! После того как Бурмеев увидел, как плещется чистейшая лазурная вода у замка Иф, над которым с криками летают белоснежные чайки, после того как нырнул в абсолютно прозрачную воду с вулканического островка Фриул, он перестал понимать, чем привлекает людей перенаселенный, потный Сочи, к тому же довольно дорогой.
И снова он поразительным образом не нашел отклика у жены. Казалось, чем дальше они уходят от прежней студенческой жизни и пирожков с капустой из буфета, тем больше проявляется их какое-то основополагающее, базовое несходство.
Как ни странно, Нине гораздо больше понравилась Германия, совершенно никакая, удобная, чистая и безликая. Она упорно твердила, что французы слишком высокомерны по сравнению с простыми и доброжелательными немцами. Возможно, это так и есть, но Леониду было куда приятнее видеть стройных, всегда продуманно одетых француженок, которые, разумеется, знают себе цену (что же в этом плохого?), чем немецких фрау и фрейлейн с толстыми щеками, одетых просто, удобно и очень скучно.
Но основные противоречия с Ниной вскрылись не за границей, а дома – в Москве.
Нина в штыки воспринимала все попытки Леонида устроить их жизнь удобнее, приятнее, не говоря уже о том, чтобы сделать ее роскошнее. Если он предлагал пойти в ресторан, она отвечала, что лучше посидеть дома за бутылкой вина, если они вырывались куда-нибудь на три дня отдохнуть, то в гостинице селились отнюдь не в люксе. Однако хуже всего оказалось с нарядами. Все попытки сделать из Нины модную женщину провалились с треском. Леонид, несмотря на свою очень и очень обыкновенную внешность, на самом деле в глубине души во всем любил шик, просто раньше не показывал этого, а потому Нина и не подозревала, что муж вовсе не обожает связанные ее руками свитера с кожаными заплатками на локтях и дешевые вельветовые брюки, вечно вытянутые на коленях.
Нина Бурмеева, по-прежнему работавшая за гроши в конструкторском бюро, по мере роста благосостояния мужа стала одеваться дороже, но все так же очень скромно и без изюминки. Леонид несколько раз покупал ей и в Москве, и за границей платья, которые, как ему казалось, пошли бы Нине, сделали бы ее более яркой, интересной. Ни одно из них она не надела ни единого раза.
Все это было еще ничего, пока Леонид занимался преимущественно продажей компьютеров. Но хотелось большего. Он прикинул и понял, что самое доходное, а одновременно престижное дело – банковское. Начальный капитал у него был, и вот три года назад в Москве, наряду с рекламами других коммерческих банков, появилась реклама «Универ-банка». Над названием Леонид голову не ломал – просто хотел, чтобы все сразу поняли – этот банк совершает все банковские операции как с организациями, так и с физическими лицами.
