чьи-то сумки на своём месте, пошёл искать проводника.
– Значит, поезд всё-таки остановился? – спросила взволнованно женщина.
– Не останавливался он, – влез старик. – Я не спал последние два часа. У ребёнка, похоже, температура. Вы не могли бы её посмотреть?
– Конечно, зайду, – кивнул Полянский.
– Как это не останавливался? – возмутился молодой человек. – Я, по-вашему, что, на ходу в него заскочил?
– Нет, не на ходу, – приблизился к нему дед. – Ты был здесь с самого начала! – ткнул он в него пальцем. – Убил одного, потом второго и пришёл, чтобы прикончить кого-то ещё! Сколько вас там?
– Кого нас? – Парень бегал испуганными глазами по каждому, кто смотрел на него, будто ища поддержки в каждом и не мог никак найти. Даже вдова, что поверила ему вначале, подозрительно отстранилась.
– Вас! – схватил его Полянский. – Террористов, захвативших наш поезд! Сколько вас там?
– Здесь что, ещё и террористы? – вылупился он.
– А ну, раздевайся! Где ключи от вагона? – кричал на него дед.
– Что вы делаете? – попытался возмутиться парнишка, когда старик с Полянским начали стягивать с него штаны, но, получив хороший удар, скрючился от боли и так и остался лежать на койке покойного пассажира.
Никаких ключей у парня не оказалось, как и какого-либо оружия. Обычный набор вещей: одежда и документы. По которым он был Нил Эмберг.
Раздетый до трусов Нил, всхлипывая разбитым носом, вдевал дрожащую руку в порванный рукав.
– Я сообщу в полицию, – шмыгал он, – на следующей же остановке!
– Да-да, сообщи, – буркнул Полянский и пошёл к ребёнку.
В купе старика Хорхе, как представился дедушка маленькой Деборы, было ужасно душно. Старик метался от двери к окну, не зная, что открыть. Если откроешь окно, говорил он, ветер такой, что её тут же продует, спать с открытой дверью было небезопасно, может, поэтому ребёнок и захандрил.
– И никаких лекарств с собой у вас нет? – спросил доктор, дотронувшись до лба ребёнка.
– Никаких, – ответил старик.
– Как же вы в дорогу с ребёнком, и без лекарств?
– Не смекнул…
– Нужно поспрашивать у пассажиров, может, есть у кого аспирин. – Полянский посадил ребёнка на колени и попросил открыть рот. – Горло красное, гноя нет, пока ничего критичного. Но лекарство всё же следует поискать.
– Спасибо, – переминался с ноги на ногу старик.
– А зачем вам в Нью-Дем, да ещё и с ребёнком? Странный город для прогулок с детьми.
Полянский всматривался в глубокие морщины старика, в его потухший взгляд, граничащий с отчаянием, пытаясь отыскать в этом человеке хоть толику подозрительного, но ничего не нашёл. Старик как старик, ребёнок как ребёнок, но почему здесь?
– Я единственный, кто у неё остался, и служба опеки хочет…
– …её забрать, – понял Полянский. – Так, значит, вы бежите?
– Наверное, как и все.
Я не спускал глаз с пришельца. Откуда он, чёрт возьми, взялся? Полянский предположил, что парень как-то пробрался из другого вагона, что его просто выпустили и закрыли за ним дверь, вроде как на разведку, узнать, сколько здесь людей и можем ли мы быть опасны. Эта версия была бы правдоподобной, если бы пацан не был таким сопляком. Да и зачем им что узнавать? И без разведки понятно, сколько людей в вагоне.
Среди разбуженных пассажиров не было только Хосефы.
Я закрыл новенького в купе, а сам пошёл к ней.
Хосефа лежала на своём месте, раскинув безжизненно руки, бездумно смотря в потолок. Я кинулся к ней, она моргнула и тоже взглянула на меня.
– Что с вами? – наклонился я ближе.
Она не сказала ни слова, лишь учащённо дышала. Девушка заглатывала спёртый воздух и не могла поднять головы. Я приоткрыл окно и пошёл за Полянским.
Доктор сидел у постели Хосефы уже около получаса и не мог ничего понять.
– Температуры у неё нет, как и каких-либо признаков простуды, – констатировал он. – Вы ничего подозрительного не ели?
Девушка лишь покачала головой.
Хосефа была бледна и прозрачна, как пергаментная бумага. Через её тонкую кожу просвечивали синие вены, через взгляд – безысходность и страх.
– Похоже на отравление, – шепнул он мне. – Ей нужно срочно в больницу, если там, конечно, поймут, какой давать антидот.
Мы оба, конечно же, знали, что это сейчас невозможно.
– Сколько у неё времени? – шепнул я.
– Не более суток, но я могу ошибаться.
Я смотрел через дверь на Хосефу, в соседнем купе что-то стучало.
Это мистер Лембек скатился на пол и стал стучать ногами о дверь.
Мы забыли его в купе, мы забыли его развязать.
– Что происходит? – смотрел он на меня с пола, связанный по рукам и ногам. – Кого-то опять убили?
– Нет, – я развязал ему ноги, – у нас новый пассажир.
– Новый пассажир? – приходил в себя Лембек. – А Полянский? Где этот чёртов псих?
Полянский бежал на звук сигналивших за перекрёстком машин. Он вылез из того же окна и, осмотревшись, пошёл туда, куда пошёл бы каждый, желавший уйти от погони и раствориться в толпе – на самый оживлённый перекрёсток.
Толпа пешеходов пчелиным роем наполняла проезжую часть. Они растворялись друг в друге, переходя с одной стороны на другую, задевая, цепляясь сумками, вознося стаканчики кофе над головой, проливая и извиняясь. Полянский шёл в той же толпе. Он пытался всмотреться в каждого, но все они сливались в одно пёстро движущееся пятно. На другой стороне, на похожем перекрёстке, такие же люди, их уже не так много, но они всё так же спешат: высокие мужчины, уставшие женщины, кричащие дети, скрюченные бездомные, пара подростков с наушниками в ушах, девчонка в растянутом свитере… Девчонка в растянутом свитере с чёрными как смоль волосами! Полянский прищурился. Точно! Это была она! Мелькнула среди пешеходов и растворилась опять. Он ринулся к ней через проезжую часть, светофор загорелся красным, толпа встала перед дорогой, и вот уже не люди, а машины, масса мчащегося металла заполонила весь переход.
Полянский кинулся наперерез. Дорога, погребённая под толщей машин, уходила у него из-под ног. Тормоза свистели, окна опускались, из них вопили, он проходил между ними, чуть не попал под такси… Он не упускал её из виду, девушку в растянутом свитере, в джинсах и кедах.
Ему казалось, прошла целая вечность, пока он пробирался через поток, пока гудели клаксоны и свистели изношенные тормоза, пока небритые рожи кричали что-то за окнами, показывая неприличными жестами, куда бы ему пойти.
Где она?
Оглушённый гудящими криками, Полянский оглядывался по сторонам. Он потерял её, метался из стороны в сторону и не мог разглядеть никак.
Её нигде нет!
Волосатый бездомный у тротуара, похожий
