Надя целовала мне руки — так делали все послушницы, — затем в лоб — это послушницам не дозволялось, но Наде я разрешала, это был наш с ней секрет. Она говорила, что я — сильная, как тот пловец. И обязательно увижу тот прекрасный остров.
Надя была скромной, много смеялась и много танцевала на обрядах — «изгоняла демонов гордыни», которые, как говорил отец, приходят из Нижнего мира. Поэтому и изгонять их следовало из нижнего уровня тела — таза и ног. Пляски «Сияния» проходили в «месте великой энергии», которое должно было даровать мудрость. Послушницы танцевали до изнеможения, пока не разбивали босые ноги о корни деревьев. При этом они все пели мантры, которые я не смогла найти нигде. Должно быть, и здесь отцу было виднее.
Демонов лени послушницы изгоняли, убираясь у нас дома. Они готовили, стирали, присматривали за мной, когда мама уходила по делам.
Надя плясала. Надя убиралась. Надя изгоняла своих демонов усердно.
Потом она пришла на речной берег и утопилась.
Местный житель обнаружил ее торчащие из реки сапожки, а затем и ее всю. На голове у Нади был пластиковый пакет. Сама его надела и затянула, вот официальная версия. В газетах опубликовали прижизненную фотографию: лицо заблюрено, белая рубашка, бейдж, на шее бубенчик. Ее даже показывали в одном из эпизодов «Криминальной России» — о да, пару лет спустя мы стали знамениты.
Наркоманка какая-то, сказала тогда соседка. Нанюхаются клея, потом топятся. Она мимоходом бросила это другой соседке вместо стандартных фраз о погоде и взлетевших ценах. Она сказала это так, как будто знала Надю.
Надя была красивой, очень. Она была похожа на русалку.
Наверное, поэтому духи позвали ее купаться.
выдох четвертый
Ника ждет у ДК «Рассвет», курит, наблюдая, как послушников — или как там их называют в «Белом солнце» — выстроили и окуривают можжевельником еще раз, на прощание. Якута среди шаманов нет. Ветер сметает дым в сторону проезжающих машин; в многоэтажках, что высятся за ДК, загораются окна. Люди пробегают мимо, пряча лица в шарфы и воротники, тащат пакеты с продуктами.
Якут выходит из ДК позже, без многослойного костюма и шапки с перьями. Быстрым шагом он идет к машине, та мигает ему фарами, начинает прогреваться. Он с кем-то говорит по телефону, но, увидев Нику, прерывает разговор.
Она стягивает перчатку, подает Якуту руку татуировкой вверх.
— Лариса? — уточняет тот.
— Света, — отвечает Ника.
Якут и так знает, кто перед ним, это видно, и имя здесь не играет роли.
— Нам надо поговорить.
Якут беспомощно оглядывается на заведенную машину.
— Может, в другой день? У меня дела.
Ника качает головой.
— Сейчас. Папа говорил, что духи ждать не любят.
Ника вызывает такси — она не идиотка лезть к Якуту в машину. Вызову тебе еще одно обратно, до машины, обещает она. Якут угрюмо кивает.
Торговый центр — монстр, бронированный квадратной белой плиткой, с ярким названием «Огни». Рядом с вывеской эмблема — оранжевый шар с присосками, похожий на вирусную частицу. Вируса потребления, должно быть. На стоянке суета, ведь завтра выходной, и Ника с Якутом вливаются в постбудничную взмыленную толпу, ныряют в душное нутро. Лишь в тепле Ника ощущает, насколько ее лицо успело замерзнуть, пока она шла от машины, — совершенно незаметно, но очень быстро. Щеки оттаивают, их покалывает.
Они с Якутом садятся на фудкорте на верхнем этаже, там больше камер и людей. Якут подминает собой маленький стульчик, кладет локти на стол и, подавшись вперед, впивается взглядом в Нику. Ника не торопится, берет себе бургер и газировку, радостно хлюпает ею через трубочку.
— И что это было? — спрашивает она. — Настоящая истерика на весь ДК.
Якут мрачнеет.
— Думаешь, мы твоему появлению радоваться должны?
— Я ничего не думаю. И кто эти «мы»?
Якут молчит, Ника кусает бургер.
— Я думала, вас всех пересажали, — говорит она.
— Чего ты до меня-то доебалась? — цедит Якут, перегнувшись через стол. — Я свое за «Сияние» отсидел, теперь не могу работу найти. Приходишь, сразу узнают, что было две ходки, и не берут. В одно место взяли, так потом выперли. В сети есть форумы со списками, они посмотрели и уволили.
— Сейчас распла́чусь. Повезло, что вас не линчевали прямо перед городской администрацией. И ты же нормальную выручку стрижешь с дураков. Постучал в бубен, собрал по двадцать тысяч с носа — и все, можно месяц не работать.
— Настоящим шаманам нельзя брать деньги. Это пожертвования на наш храм, на «приют», на организацию и костюмы.
Ника успела сунуть остатки бургера в рот и, захохотав, им давится. Теперь стол усыпан кусочками пережеванной котлеты.
Якут мрачнеет.
— Считаешь, ты сильно отличаешься от Дагаева? — спрашивает она. — По-моему, ты просто организовал секту по мотивам. Я много чего знакомого увидела.
— Я ничего не организовывал. И у нас профсоюз, мы налоги платим.
Ника хохочет еще громче.
— И не лезла бы ты в это дело, мой тебе совет, — добавляет Якут. — Тебе, наверное, отомстить им хочется, но вот не лезь, реально.
— Почему?
Он молчит. Он не угрожает, скорее выглядит испуганным.
— Зачем ты пришла? — Он задает правильный вопрос.
— Я тут увлеклась статистикой. Потрясающе интересная наука, я даже не ожидала. Так вот, оказалось, что в Староалтайске и его окрестностях высокий процент самоубийств.
— Это духи, — говорит Якут. — Здесь место злое. Поэтому людям нужна защита, людям нужны мы.
— Людям нужны образование, деньги и отопление в домах, — отмечает Ника. — Так вот, удивительное дело, но в основном самоубийцы девушки, все как одна наркоманки, сумасшедшие, проститутки.
Якут пожимает плечами — и что, мол?
— Причем довольно давно это длится. В нашей старой квартире нашли мертвую девушку, — Ника трогает себя за воротник, — с бубенчиком на шее.
— Их все носят. На каждом углу продают.
— Еще одна пропала, говорят, ходила к вам. А до того в Алейке нашли утопленницу, слышал? Наверное, тоже искала просветления. Сказали, что наркоманка, депрессия, все дела. Про Надю тоже так говорили.
— Надя не была наркоманкой, — быстро говорит Якут.
Ника поднимает руки — бинго.
— Вот и я о том же! До «Сияния» — точно не была. Употребленное на ритуале не считается же, верно? Ты видел их зрачки?
— Они говорили с духами.
