Сейчас, вспоминая Никиту, этого талантливого парня, отлично игравшего на гитаре и аккордеоне, прекрасно знавшего английский: в их доме два дня в неделю говорили исключительно по-английски, балагура, душу любой компании, мне становится грустно, и я почему-то ощущаю себя немного виноватым...
Во время встречи с первой учительницей через 42 года пришли и Женя Ясько с Геной Царенко, с которыми я не виделся более 30 лет. Женя стал полковником милиции, а Гена работает главным технологом крупного Омского завода. И вдруг Женя напомнил мне важную деталь детства. Где-то в 8 классе я ему признался, что пишу книгу. Он не поверил и с усмешкой попросил почитать. - Когда-нибудь ты ее прочитаешь... - серьезно пообещал я.
* * *
Боюсь, моя сексуальная неудовлетворенность и неудача с первой девушкой привели бы к еще более печальным последствиям, если бы ровно через год после моего незавидного "сексуального эксперимента", то есть когда мне исполнилось четырнадцать, мне не повстречалась женщина, которая была старше меня ровно вдвое...
Это случилось как раз на мамин с отцом "общий день рождения" в июле шестидесятого года. Санька был в пионерлагере, из маминых сестер на месте оказалась только Валентина, и кроме нее мама пригласила свою подругу по работе.
Застолье проходило очень весело и празднично. Хорошая закуска, достаточно вина и водки, что нужно еще русскому человеку? Разве только музыки для души? Мои родители были заводилами в хорошей компании: мама отлично чувствует музыку, знает много песен и с удовольствием подхватывает любые русские народные и сочиненные мелодии и напевы. Отец тоже трогательно относился к музыке, но всякий раз, заслышав полюбившийся ему мотив, несколько секунд тряс головой в такт, словно искал подходящее настроение, потом призывно вскрикивал и... пускался в пляс.
В тот раз компания была небольшой и зрителей было немного, но... русская душа просила простора и чего-то большего, чем разговор "по душам". Мама всегда тонко чувствовала настроение отца и в какой-то момент поставила на проигрыватель любимую пластинку. С первых же аккордов я узнал "Камаринскую". Не знаю, что приключалось с моими родителями под эту музыку, но стоило им ее услышать, как они тут же пускались в пляс.
Этот раз не был исключением: первым в пляс пустился отец. Он плясал самозабвенно, в глубокую присядку, затем остановился перед мамой, вызывая ее на танец. Уговаривать долго не пришлось: мама плавно выплыла на середину комнаты и, грациозно взмахивая руками, приняла вызов супруга. В этот момент ее лицо было таким одухотворенным, словно на нее снизошла Божья благодать.
В этот момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернувшись, я увидел, что на меня как-то странно смотрит мамина подруга.
Ее звали, как и грузинскую царицу, Тамара. Собственно говоря, это имя очень шло ей: она была симпатичная жгучая брюнетка с изящными благородными чертами лица и тонкой талией, которую подчеркивала пышная грудь. А ее длинные стройные ножки, и соблазнительные бедра, едва прикрытые коротенькой юбчонкой, магнитом притягивали к себе мой взор...
Через некоторое время сидевшая на диване Тамара, словно нечаянно, чуть раздвинула ноги, и я узрел то место, где заканчивались чулки, а еще выше я вдруг заметил краешек белых трусиков, притягивающий мой взор. Адреналин буквально выплеснулся в мою кровь, и она в точном смысле ударила мне в голову. Мне показалось, что мое лицо загорелось от внутреннего жара, охватившего все мое тело. Как будто невзначай ножки раздвинулись еще шире, и я поднял глаза на Тамару и...
О Боже! Она смотрела на меня в упор и чуть лукаво усмехалась. Мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда, выбежать вон из комнаты. Я ощутил себя вором, застигнутым на месте преступления. Я поглядел на маму, на тетю Валю, но они о чем-то увлеченно беседовали, а отец что-то пьяно мурлыкал себе под нос, уставившись в телевизор. Исподтишка я скосил глаза на Тамару, но она как ни в чем не бывало подключилась к разговору, а ее колени оказались незаметно сдвинуты. Я пребывал в растерянности: неужели мне чудилось, что Тамара засекла мои взгляды, или она просто играет со мной?..
Когда веселье закончилось и мамина сестра ушла, Тамара спросила маму, нельзя ли ей остаться, поскольку поздно, а добираться далеко: впоследствии я узнал, что Тамара жила в пяти минутах ходьбы от нас. Как бы то ни было, но ей постелили в нашей комнате, на нашей с Санькой кровати, мне же досталась раскладушка, поставленная напротив.
Вскоре все звуки в комнате родителей стихли, - "новорожденные" благополучно уснули. А ко мне сон не шел, я беспокойно ворочался, поскрипывая своим ложем. Я не понимал, что со мною творится, но почему-то изо всех сил отгонял мысли о ТОЙ, что лежала в двух шагах. Хотя, признаюсь, мне это плохо удавалось: едва я прикрывал глаза, как передо мною появлялись то ее высокая грудь, то округлые колени, то белые трусики, от которых я недавно не мог оторвать взгляда...
От этих видений мой приятель дал о себе знать и так напрягся от охватившего меня какого-то удивительного чувства, что мне стало немного больно. Мне нестерпимо захотелось встать, подкрасться к кровати и осторожно, чтобы ее не разбудить, прикоснуться к Тамариной коже...
Одна только мысль о том, что я прикасаюсь к ее руке, ноге, а может, и более интимному месту, приводила меня в трепет, и все тело била дрожь. С трудом сдерживая дыхание, я прислушался, пытаясь определить, спит она или нет.
- Витюша, принеси, пожалуйста, попить, - спокойно, словно уверенная на все сто, что я не сплю, а только и жду ее просьбы, тихо и томно попросила Тамара.
Для меня эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я молча встал, сходил на кухню, налил из-под крана воды и подошел к кровати. Протянул стакан, и моя рука предательски задрожала от охватившего меня волнения.
- Тебе холодно, мой мальчик?
У меня так пересохло во рту, что я не мог выдавить из себя ни одного звука, не то что слова.
- Иди ко мне: я тебя погрею... - тихо предложила Тамара, потом поставила стакан на пол и потянула меня за руку.
Я скользнул под одеяло и обнаружил, что Тамара совершенно голая.
- Ты так забавно дрожишь... - прошептала она мне на ухо, потом откинула одеяло, повернула меня на спину и провела своим влажным язычком по моей груди и животу, тем временем уверенно и бесстыдно стягивая с меня трусы. Смотри-ка, твой мальчик уже готов к подвигам! Он такой большой! Не думала, что под твоими брюками скрывается такая прелесть...
Она притронулась к нему пальчиками, чуть погладила, и мои мышцы напряглись так, что казалось, они окончательно одеревенели и я не смогу пошевелить ни рукой, ни ногой. Тамара легла на спину, раздвинула пошире свои стройные ножки и томно прошептала:
- Иди ко мне, мой мальчик...
Я, как солдат, услыхавший приказ командира, послушно взобрался на Тамару, ее нежная, но уверенная рука ткнула меня в затылок, словно придавая направление, и я впился губами в ее обольстительную грудь, а мой приятель начал тыкаться, как отбойный молоток шахтера, пытаясь прорубить вход в ее прекрасное лоно...
Если не считать разговоров с приятелями и моего печального первого опыта, иных познаний у меня не было, и мой приятель никак не мог отыскать правильный путь. Чувствуя, что все мои попытки тщетны, Тамара прошептала:
- Давай я тебе помогу, мой милый мальчик...
Она уверенно обхватила моего дружка своими длинными пальчиками и дала ему нужное направление. В этот момент мой приятель напоминал испуганного щенка, который долго метался в потемках в поисках выхода, а когда наконец увидел свет, с визгом устремился вперед, боясь, что проход вдруг закроется и он снова окажется в темноте.
Неожиданная боль пронзила моего дружка: мне показалось, что его окатили кипятком. Я вскрикнул, и из меня бурными толчками что-то начало выплескиваться.
- Что из меня льется? - немного испуганно спросил я.
- Так положено природой, мой мальчик: это твой любовный нектар! Дурашка ты еще! - ласково прошептала Тамара.
Ее нежные руки успокаивающе поглаживали мою спину, плечи, ягодицы, и когда мой приятель наконец бессильно обмяк, Тамара опять повернула меня на спину и, не прекращая гладить мою грудь, спросила:
- Это у тебя было в первый раз?
- Почти... - проговорил я, радуясь, что в комнате достаточно темно и нельзя разглядеть, как я покраснел.
- Почти? - усмехнулась Тамара. - Рассказывай...
Она настаивала, пока я не сдался. Выслушав мою "печальную повесть", Тамара так рассмеялась, что мне пришлось успокаивать ее: я боялся, что проснутся мои предки.
- Томчик, скажи, почему мне было так больно? - спросил я.
- Потому что в первый раз... Знаешь, девчонкам в первый раз бывает еще больнее, иногда до крови... Дело в том, что плоть на твоем мальчике впервые оголилась в возбужденном состоянии, а это болезненно...
- Тебе хорошо со мной?
