Малькольм напыжился:
— В Томинтоуле всегда ко мне идут за советом, если что-нибудь пошло наперекосяк. По крайней мере, умные — идут.
Вернувшись в «Шик-модерн», еще открытый, несмотря на смерть Блюма, Макнамара застал Эдмунда в полном раздрызге, хлещущим виски своего покойного хозяина. Шотландец без труда вызвал его на разговор, поскольку старик под влиянием алкоголя и сильнейшего волнения сам был склонен выкладывать, что у него на душе.
— Жизнь — это подонство, самое хамское подонство, чтоб вы знали, сэр! Вот сейчас приходил один тип… да тип-то еще молодой и мог бы еще быть нормальным… До чего ж он был тошнотворный… Кризис у него был, он просто тронулся!
— Что с ним было?
— Он не знал про смерть Сэма.
— Родственник?
Эдмунд пожал плечами:
— Клиент.
Шотландец недоверчиво посмотрел на своего собеседника:
— Вы же не станете меня уверять, старина, что постояльцы отеля любили вашего хозяина до…
— Да нет! Для Сэма отель был только прикрытием… Он торговал: наркотиками, ясно вам? А тип, который приходил, наркоман…
— Как это он мог не знать о смерти Блюма? В газетах-то вон сколько об этом писали!
Эдмунд зло захихикал:
— Наркоманы, сэр, чихать хотели на газеты. Они живут только ради того, чтобы схватить наркотик, а все остальное, простите за выражение, они посылают на… Как он меня умолял, мальчишка, как плакал… Он думал, что я прикарманил запасы Сэма… но уж нет, я сдохну, а не дотронусь до наркотика! — На мгновение он смолк, а потом добавил: — Три года назад, когда я страдал артритом, я попробовал, и мне даже полегчало. Я быстро привык к этому, а потом один раз я увидел типа, когда у него была ломка. Жуткое зрелище, сэр… Я не хотел, чтобы со мной приключилось такое… Тогда я пошел к доктору Эдемфису.
— А это кто?
— Да наподобие святого… Он почти никогда не берет деньги за консультацию, по крайней мере с тех, кто не может платить. Уже много лет, как он посвятил себя лечению наркоманов, потому что наркотики убили его дочь. Полно найдется таких, кто бы хотел, чтобы он отдал концы как можно быстрее. Да вот только полиция его и прикрывает, а эти торговцы наркотиками знают, что покушение на жизнь доктора Эдемфиса дорого им обойдется… Ну вот, так что он может спокойно продолжать свое дело на Броуд-стрит, у него там кабинет. Он настоящий человек, сэр. А вот эта шпана, что торгует наркотиками… да по мне хуже этой рвани нет на земле!
На следующий день Макнамара появился в назначенный час в кабинете Дункэна. Тот пребывал в отличном расположении духа, а у Датриции лицо было грустным.
— Ну как, Макнамара, мы в форме?
— Всегда в форме, старина!
— Тем лучше. Разыгрываем тот же сценарий, что вчера… Я было подумал посоветовать вам другой путь, но этот ваш трюк со шпиком на Шефтсбери мне понравился. Мне кажется, вы Отлично сманеврировали. Так что нет никакого резона менять ваш маршрут. Само собой, Девит вас прикроет в случае чего… Удачи! Возвращайтесь со свертком, и вы можете укладывать чемоданы и отправляться в Томинтоул!
— С Патрицией.
— С Патрицией, разумеется.
Она не могла больше стерпеть этой лжи. Она должна крикнуть Малькольму, что Дункэн не только не собирается ее отпустить, но что он хочет его убить, как только он переступит порог этого кабинета.
— Малькольм, не ходите! Они хотят…
Дункэн подскочил к ней, схватил за руку и тряхнул:
— Ну-ка, поосторожней!
Она не могла вырваться из того страха, который ей внушал Джек, но она надеялась, что своим криком предостережет шотландца и тот будет осмотрительным. Однако и он как будто воспринял ее как нервного ребенка, который не умеет себя контролировать, и ограничился тем, что сказал Дункэну:
— Не надо с ней так грубо обращаться, мне это не нравится..
— Она всегда психует перед началом крупных операций.
Макнамара улыбнулся Патриции с видом заговорщика, а у той уже все лицо было мокро от слез, и, прежде чем выйти, бросил:
— Напрасно вы себя доводите до такого состояния… Никакой опасности нет, и, вообще, мы еще увидимся, крошка!
Все прошло как по-писаному. Малькольм-контрабандист услышал, как его окликнули:
— Эй, кузен!
Он оглянулся и увидел вчерашнего моряка, который, стоя на пороге кафе, делал ему знаки. Он к нему подошел. Тот дружески похлопал его по плечу:
— Я ушел с судна пораньше… Зайдем выпьем?
— Если угостите!
Тот заржал:
— Вот окаянный шотландец! Пошли!.
Они сели у стойки бара, облокотились и завели разговор о старых добрых временах; Потом, в точности как вчера, моряк ненадолго испарился и объявился снова со свертком в руках, положив его затем на стойку рядом с Макнамарой. Они чокнулись, выпили и разошлись по сторонам. Шотландец как ни в чем не бывало прихватил лежащий рядом сверток. Снаружи спокойно подкарауливал его выход Девит. Он пошел за ним следом, но на достаточном расстоянии, чтобы не привлекать внимания.
На углу Шефтсбери-авеню все тот же полицейский регулировал движение. Он заулыбался при виде Макнамары, который к нему подошел и объявил:
— Сегодня без волынки!
— И вы правильно поступили, сэр!
Расположенный к шуткам полисмен показал пальцем на сверток, который нес Малькольм.
— Ваше лакомство, сэр?
— Люблю сладости.
Пока шла эта коротенькая беседа, Девит обливался холодным потом. Это ж надо так изгаляться, чтобы совать под нос бобби черт знает сколько героина! Он облегченно вздохнул, только когда шотландец отошел от полисмена и направился по Дин-стрнт.
— Программа меняется, Макнамара.
— А?
— Дункэн вас не предупредил из предосторожности… Мы едем на Хаунслоу, к одному типу, где наш склад. Джек ждет нас там.
— А как мы туда поедем?
— Не суетитесь. Все. предусмотрено.
В эту минуту к краю тротуара подъехала машина, и шофер, подмигнув, бросил Девиту:
— Вот это точность, а, Питер?
— О’кэй, Джим… — Девит предложил шотландцу сесть в машину и сел рядом с ним. — Поехали, Джим, и по-быстрому, только без нарушений! Сейчас не время привлекать к себе внимание шпиков.
Машина тронулась и покатила на запад, а Девит не открывал больше рта. После Чисвика они поехали вдоль Темзы напротив Кью Гардена, а там уже съехали с лондонской дороги и въехали в Сион-парк. И вдруг Питер ткнул дулом пистолета в бок Макнамаре. Тот удивился:
— Что это на вас наехало?
— На меня? Ничего. Это с вами кое-что стрясется, если вы мне не отдадите сверток. Замедли, Джим.
Шотландец никак не мог врубиться.
— Но ведь Дункэн мне сказал…
— Да плевать на Дункэна, Ну-ка, живо, поторопись, или я стреляю.
— Патриция…
— Не берите ее в голову! Дункэн никогда бы ее не отпустил! Ты мне отдаешь сверток, или я его отберу сам у твоего трупа?
— Неужели вы посмеете?
— Неужели нет! Так и быть, скажу вам: вы мне не симпатичны, Макнамара!
— Да? Вот странно, ведь вы мне тоже не очень нравитесь… Вы мне напоминаете Брайана Макконата… Он тоже однажды попытался кое-что у меня забрать, то, что ему не принадлежит.
— Ну и что?
— А то…
И вдруг, выпучив глаза, шотландец заорал в ужасе:
— Осторожно, грузовик!
Он, конечно, разобрался в характере своего противника. Девит попался в ловушку и на секунду отвлекся. Этого было достаточно, чтобы получить апперкот слева в нижнюю челюсть, которая затрещала от удара, и он тут же потерял сознание. Шофер, еще не пришедший в себя от ложной тревоги, устроенной его пассажиром, вдруг почувствовал холод от дула пистолета на своем затылке. Он заблеял от страха:
— Что… что происходит?
— Просто на вашем месте, сэр, я бы вернулся в «Гавайские пальмы». Если шпики нас остановят по дороге, а у нас в машине сверток с наркотиками, меня отправят в тюрьму так на много лет, что я предпочту умереть, но до этого успею убить вас. Ясно?
— Ясно. А можно у вас спросить: вы случайно не нервный, сэр?
— Ни в коем случае.
— Вот это хорошо! А то ведь на курок так легко нажать…
После ухода Макнамары и Девита Дункэн практически не раскрыл рта. Он довольствовался тем, что предупредил Патрицию:
— Вы попытались предостеречь вашего шотландца, дорогая, а значит, предать меня. Вы понимаете, что такую инициативу я отнюдь не могу одобрить. В наказание вы поприсутствуете при смерти вашего Тарзана из Томинтоула… и ставлю вас в известность, что, если вы поднимете крик, он окажется на том свете еще быстрее. Не обессудьте, дорогая, ведь он — воплощение героя какого-нибудь романа, этот ваш, так сказать, возлюбленный!
Затем воцарилось молчание. Давящее молчание, во время которого мисс Поттер тщетно пыталась придумать, как предупредить Малькольма о грозящей опасности. Но она не знала, с какой стороны к этому подойти, тем более что этот большой простофиля отказывался верить в плохое. «Мы еще увидимся, крошка…» Это и все, что он умел произносить. Увы, нет, он ее именно не увидит, эту крошку!
