Он немного помолчал.
- Моей специальностью были гостиничные кражи. Я приехал в Штаты, когда в Англии и на континенте мне начали наступать на пятки. Как-то ночью в одном из отелей Сиэтла я вошел в комнату на четвертом этаже. Едва закрыл за собой дверь, как услышал скрип другого ключа в замке. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Я на миг включил фонарик, увидел дверцу шкафа и укрылся за ней. Шкаф был пустой - счастливое стечение обстоятельств; постоялец вряд ли стал бы там что-то искать. Он включил... это был мужчина... все лампы.
Потом начал ходить по комнате. Ходил так добрых три часа... туда и обратно, туда и обратно... А я стоял за дверцей шкафа с пистолетом в руке на случай, если бы жильцу пришло в голову сунуться в мое укрытие. Так вот, он ходил и ходил по комнате. Потом сел, и я услышал, как он скребет пером по бумаге. Поскреб так минут десять и снова принялся разгуливать по комнате, но на этот раз недолго. Я услышал, как щелкнули замки чемодана. И выстрел!
Я выскочил из шкафа. Парень лежал на полу с дыркой в виске. Дело оборачивалось скверно. Я уже слышал доносящиеся из коридора возбужденные голоса. Я перешагнул через лежащего и взял письмо, которое он написал. Оно было адресовано миссис Норман Эшкрафт, проживающей на Вайн-стрит в Бристоле, в Англии. Я разорвал конверт. Этот сумасшедший писал, что намерен покончить с собой. И подпись: Норман. Я почувствовал себя немного лучше. Меня не могли обвинить в убийстве.
Тем не менее я находился в его номере с фонарем, отмычками и пистолетом... не говоря уже о горсти драгоценностей, которые увел из номера на соседнем этаже. Кто-то уже стучал в дверь.
"Вызовите полицию!" - крикнул я, играя на проволочку.
Затем принялся за человека, устроившего мне эту комедию. Я заметил, что он мой земляк, еще до того, как вскрыл конверт. Среди нас тысячи людей такого типа - светлые волосы, довольно высокий рост, хорошее сложение Я воспользовался единственным шансом, который имел. Его шляпа и плащ лежали в кресле, как он их бросил. Я их надел, а свою шляпу положил возле покойника. Опустившись на колени, поменял вещи в наших карманах, поменял пистолеты и открыл дверь.
Я рассчитывал на то, что те, кто ворвется в номер первыми, не знают жильца в лицо или знают недостаточно хорошо, чтобы сразу догадаться, что я не он. Это давало мне несколько секунд на то, чтобы слинять. Но когда я открыл дверь, то сразу же убедился, что мой план не сработает. В коридоре были гостиничный детектив и полицейский, и я подумал, что это уже за мной. Однако я сыграл роль до конца. Сказал, что вошел в свою комнату и увидел, как этот тип копается в моих вещах. Бросился на него и застрелил во время схватки.
Минуты тянулись как часы, но никто не усомнился в моих словах. Люди называли меня мистером Эшкрафтом. Маскарад удался. Тогда это очень удивило меня, но потом, когда я узнал об Эшкрафте больше, я перестал удивляться. Прожил он в этом отеле всего лишь полдня, его видели только один раз в этом плаще и шляпе... которые теперь были на мне. Мы имели один и тот же тип светлого англичанина.
А потом меня ждала новая неожиданность. Когда детектив обследовал одежду покойника, он установил, что все метки и фирменные нашивки сорваны. Когда позднее я просматривал его дневник, то нашел объяснение этому факту. Эшкрафт играл сам с собой в орлянку и не мог решить, то ли ему продырявить себе башку, то ли сменить фамилию и начать новую жизнь. Проигрывая второй вариант, он и посрывал все этикетки с одежды. Но тогда, стоя в номере среди людей, я этого не знал. Видел только, что происходят чудеса.
Тогда мне следовало сидеть тихо, как мышь. Просматривая вещи умершего, я изучил его не хуже себя самого. После него осталась масса бумаг и дневник, куда Эшкрафт записывал все свои мысли и дела. Первую ночь я провел, изучая дневник, запоминая все, что в нем вычитал... и упражняясь в отработке подписи этого несчастного. Среди вещей, которые я вытащил из его карманов, были дорожные чеки на сумму в полторы тысячи долларов, и я хотел утром оприходовать их.
Провел в Сиэтле три дня... Как Норман Эшкрафт. Я наткнулся на золотую жилу и не собирался от нее отказываться. Письмо, адресованное миссис Эшкрафт, защищало меня от обвинения в убийстве, если бы я погорел; кроме того, я знал, что безопаснее доводить игру до конца, нежели в середине партии брать ноги в руки. Когда шум вокруг этого дела затих, я собрался и уехал в Сан-Франциско, вернувшись к своей прежней фамилии - Эд Бохенон. Однако я сохранил все вещи Эшкрафта, так как узнал, что его жена богата. Я не сомневался, что смогу заполучить часть ее имущества, если разыграю свою карту, как надлежит. Но она сама облегчила мне дело. Читая как-то "Игземинер", я наткнулся на объявление, ответил на него... ну и все.
- Значит, ты не приказывал убить миссис Эшкрафт?
Он отрицательно покачал головой. Я вынул из кармана пачку сигарет и положил две на сиденье между нами.
- Хочу предложить тебе игру. Чтобы удовлетворить самолюбие. Она не будет иметь никаких последствий... и ничего не докажет. Если ты это сделал, возьми сигарету, которая лежит ближе ко мне. Если нет, возьми ту, что лежит ближе к тебе. Поиграем?
- Нет. Не хочу, - сказал он резко. - Мне не нравится такая игра. Но мне хочется закурить.
Он протянул здоровую руку и взял сигарету, лежавшую ближе ко мне.
Благодарю тебя, Эд, - сказал я. - С глубоким сожалением должен сообщить, что я все-таки отправлю тебя на виселицу.
- По-моему, ты спятил, малыш.
- Ты думаешь о том, что сработано в Сан-Франциско, Эд, - пояснил я. - А я говорю о Сиэтле. Тебя, гостиничного вора, застали в номере, где находился человек с пулей в виске. Какой вывод, по-твоему, сделает из этого суд присяжных, Эд?
Он залился смехом. Но вдруг смех его перестал быть беззаботным.
- Он, разумеется, сделает вывод, что ты убил парня, - продолжал я. Когда ты начал осуществлять свой план, положив глаз на имущество миссис Эшкрафт, и приказал ее убить, первое, что ты сделал, ты уничтожил письмо самоубийцы. Потому что знал: как ни стереги его, всегда остается риск, что кто-нибудь найдет письмо и тогда дорого придется платить за игру. Письмо сослужило свою службу, и больше тебе не было нужно,
Я не могу посадить тебя за убийства в Сан-Франциско, задуманные и оплаченные тобою. Но я прихлопну тебя тем убийством, которого ты не совершал. Так что правосудие в конечном счете будет удовлетворено. Ты поедешь в Сиэтл, Эд, и там отправишься на виселицу за самоубийство Эшкрафта.
Так и случилось.
----------------------------------------------------------
1) - Экстрадиция - выдача иностранному государству лица,
нарушившего законы этого государства.
Дэшил Хэммет. Том, Дик или Гарри
Так никогда я и не узнал, был ли Фрэнк Топлин высоким или низким. Я видел только его круглую голову - лысый череп и морщинистое лицо, то и другое цвета и фактуры пергамента, - лежащую на белых подушках огромного старомодного ложа с четырьмя колонками. Все остальное скрывал толстый пласт постели.
При этом первом свидании в спальне находились следующие лица: его жена, полная женщина с бледным, одутловатым лицом, морщинки на котором напоминали резьбу по слоновой кости; их дочь Филлис, бойкая девица, типа души кружка пресыщенной молодежи, а также молодая служанка, открывшая мне дверь, крепко сложенная блондинка в фартуке и чепчике.
Я выдал себя за представителя Североамериканского страхового общества, филиала в Сан-Франциско, в определенном смысле я им был. Ничего не дало бы, если бы я признался, что в действительности являюсь сотрудником Континентального детективного агентства, временно работающим по поручению страхового общества, а поэтому я сохранил это для себя.
- Мне нужен подробный список украденных вещей, - заявил я Топлину, - а до того...
- Вещи? - Круглый желтый череп подскочил на подушках, и Фрзнк Тонлин охнул в сторону потолка. - Сто тысяч ущерба, ни центом меньше, а он это называет вещами!
Миссис Топлин своими короткими пухлыми пальцами вернула голову мужа на подушки.
- Ну же, Фрэнк, ты знаешь, что тебе нельзя волноваться, - сказала она успокаивающе.
В темных глазах Филлис Топлин блеснул огонек, и девушка подмигнула мне. Мужчина в постели повернул ко мне лицо, усмехнулся несколько сконфуженно и сказал:
- Ну, если вы определите сумму компенсации за украденные вещи в семьдесят пять тысяч долларов, то, может быть, я и переживу потерю двадцати пяти тысяч.
- Вместе это дает сто тысяч, - заметил я.
- Да. Эти драгоценности не были застрахованы на полную сумму, а кое-что и вообще осталось незастрахованным.
Это ни в какой мере не удивило меня. Я не помню, чтобы когда-нибудь кто-нибудь признал, что украденное было застраховано на полную сумму - полис всегда покрывает половину, самое большее три четверти стоимости.
- Может быть, вы расскажете мне подробно, что здесь, собственно, произошло, - попросил я и сразу же добавил, чтобы предупредить то, что обычно в таких случаях следует: - Я знаю, что вы обо всем уже рассказали полиции. Но и я должен услышать все об этом деле непосредственно из ваших уст.
