— Про меня много разного болтают. Не верь всему, что ты слышишь, друг.
— Люди говорят, что…
— Назови мне имена этих людей, и я расправлюсь с клеветниками!
Абдель-Азиз окончательно смутился.
— Извини. Наверно, я обознался…
Он поднялся было со своего места, но Махмуд решительно усадил его обратно и сам сел рядом. Абдель-Азиз невольно отметил про себя, что его собеседник, несмотря на худобу, обладает недюжинной физической силой. Да, такого лучше не злить…
— Ладно, довольно приветствий. Я вижу, ты что-то принес мне показать. Не так ли? Уж не этот ли потертый рюкзачок ты вознамерился сбагрить Махмуду по тройной цене?
— Нет, там, в рюкзаке… Это нашел мой сынишка… Вчера…
— Можешь не продолжать! Я и сам тебе скажу, где твой сынишка нашел это вчера! Там же, где и все находили! Но не бойся, я никому не расскажу. Про такие вещи лучше помалкивать, а то они могут обернуться бедой для меня, для тебя… — Он усмехнулся, но улыбка тут же погасла на его лице. — И для сынишки…
Абдель-Азиз пожалел о том, что пришел сюда. Ему было отлично ясно, что этому человеку ни в чем нельзя доверять. И ничего, кроме неприятностей, общение с ним не принесет. Он беспомощно огляделся. Почти все посетители кафе собрались сейчас вокруг маленького телевизора и жадно внимали словам американского генерала, который проводил брифинг для журналистов на своей базе в Катаре. Генерал объявил о пленении еще одного высокопоставленного иракского «преступника».
— Так мы будем с тобой делать бизнес или нет?
— А здесь можно? Ты уверен, что можно… прямо здесь… при всех? — боязливо зашептал Абдель-Азиз.
Махмуд с улыбкой положил руку на спинку стула своего собеседника и легким движением крутанул его так, что Абдель-Азиз в мгновение ока оказался повернутым спиной ко всему кафе.
— Теперь нас никто не видит. Ну давай показывай.
Абдель-Азиз чуть подрагивающими руками развязал рюкзачок, вынул из него матерчатый мешочек и протянул его Махмуду.
— Купи.
— Покажи, что там.
— Ты купишь?
— Слушай, друг, я котов в мешке не покупаю. Показывай, показывай.
Абдель-Азиз вынул из мешочка заветный пенал и аккуратно положил его на краешек стола. Выражение глаз Махмуда не изменилось. Он молча протянул руку, взвесил товар на ладони, а потом бесцеремонно подцепил ногтем крышку пенала и достал из него глиняную табличку.
— Клади обратно.
— Ты не хочешь себе эту вещь?
— Я сам мог бы отдать тебе за бесплатно хоть тысячу вот таких же черепков.
— Но там что-то написано…
— Да кому это нужно? Каракули — они каракули и есть. Может, это обычная записка, которой хозяин снабдил раба, посылая его на базар за продуктами. Ученых хлебом не корми, дай повозиться вот с таким тысячелетним мусором. Однако я не ученый, друг.
— Погоди, но…
— Нет, это ты погоди. — Махмуд поднял палец и важно покачал им перед самым носом своего собеседника. — Я эту вещь куплю. Из-за чехла. Я еще не видел глиняных табличек в чехлах-пеналах. Этим она и интересна. Двадцать долларов.
— Двадцать?
— Только не говори мне, что хочешь больше.
— Но ведь это реликвия из Национального музея…
Палец вновь закачался перед лицом Абдель-Азиза.
— Запомни, друг, Махмуд никогда не интересуется происхождением вещей, которые он покупает. Махмуду это ни к чему. Я прощаю тебе на первый раз, ибо ты не знал. А теперь знай. Эта табличка — ваша семейная реликвия, которая передавалась из поколения в поколение, от деда к отцу, а от отца к сыну. Но сейчас настали трудные времена и нужда заставила тебя отдать ее на продажу. Ты меня понял?
— Погоди, Махмуд, но ты же сам сказал, что это очень редкая вещь…
— Я так сказал? Ты уверен в этом, уважаемый… э-э…
— Меня зовут Абдель-Азиз аль-Аскари.
Черт, зачем он сказал ему свое имя! Пустоголовый ишак!
— Я сказал тебе, что такие черепки валяются у правоверных под ногами, уважаемый Абдель-Азиз, и на них сложно не наступить, как на червей после дождя. Стоит мне щелкнуть пальцами… — Махмуд щелкнул. — И на этом столе вырастет гора из таких черепков. Если ты не хочешь иметь дело со мной, ты волен иметь его с кем-нибудь другим. Рад был с тобой повидаться, передавай привет своей семье…
Махмуд поднялся из-за стола, и теперь уже Абдель-Азизу пришлось усаживать его обратно.
— Накинь хотя бы пятерку, друг, очень тебя прошу!
— Мы не на базаре, уважаемый Абдель-Азиз, и я не привык торговаться.
— У меня семья, дети…
— По доллару на тебя и сынишку, так и быть. По глазам вижу, что ты хороший человек и чтишь Аллаха. Даю двадцать два доллара. Люди скажут, что Махмуд спятил и стал работать себе в убыток, но я им отвечу, что правоверных братьев нужно поддерживать во всем. Возрадуйся, Абдель-Азиз, ибо сегодня ты провернул выгодную сделку!
Они обменялись крепкими рукопожатиями, и Махмуд забрал себе пенал с глиняной табличкой, а в карман Абдель-Азиза перекочевало несколько мятых бумажек и две монетки. Отец Саляма закинул за плечо пустой рюкзачок и, воровато озираясь по сторонам, быстро зашагал по улице.
Иерусалим, вторник, 22:13
Мэгги в своей жизни мертвых навидалась. Достаточно было вспомнить переговоры о прекращении огня в Конго, в этом мире беспросветной нищеты, где не наблюдалось недостатка лишь в одном — в трупах. Мертвые, тысячи и сотни тысяч мертвых тел, валялись буквально на дороге, в лесах, сплавлялись по рекам, ими были усеяны все овраги.
Но никогда еще Мэгги не находилась так близко от тела, которое еще так недавно было… живым человеком. Рахель не успела окоченеть, ее щеки лишь немного побледнели, и в первую минуту Мэгги не могла поверить, что женщина уже умерла. Она даже пыталась помочь ей подняться, хотя бы сесть…
А потом она услышала, как под чьими-то ногами скрипнула половица. Мэгги едва не закричала, призывая неведомо кого на помощь, но крик застрял у нее в горле и она тут же зажала себе рот обеими руками.
Шаги приближались, а Мэгги не могла пошевелиться, скрючившись на корточках у трупа Рахель. Кухонная дверь распахнулась, и в дверном проеме возникла фигура мужчины. Не сразу, далеко не сразу Мэгги различила, что тот держит в руке пистолет… И что дуло его устремлено прямо на нее…
Вот тут-то ей и пригодился небольшой, но все же опыт столкновений с вооруженными бандитами в Афганистане. Мэгги четко знала: если тебя взяли на мушку, медленно поднимай обе руки вверх и больше не шевелись. А если надо что-то сказать, говори тихо и медленно.
Мэгги уставилась в темный зрачок пистолетного ствола и боялась лишний раз вздохнуть. А мужчина вдруг пришел в движение — он принялся шарить свободной рукой слева от себя по стене. В следующее мгновение комнату залил мягкий свет. И тогда Мэгги узнала вошедшего. А он, в свою очередь, узнал ту, что лежала на полу.
— Хема?!
Он подошел ближе и вдруг упал на колени. Пистолете глухим стуком грохнулся на пол, а человек, как и Мэгги пару минут назад, схватил Рахель за руку и попытался ее посадить. А когда понял, что все бесполезно, ткнулся головой ей в грудь и затрясся всем телом в беззвучных рыданиях.
— Я… я нашла ее здесь буквально несколько минут назад… Клянусь вам…
Мэгги очень надеялась, что мужчина узнал ее, точно так же как и она его.
Тот не отозвался и не изменил позы. Тогда Мэгги на цыпочках двинулась вокруг него к двери. Уже на пороге она обернулась и увидела, что убитый горем сын Рахель вновь взялся за пистолет. Мэгги замерла, завороженно наблюдая затем, как молодой человек поднимает оружие все выше и выше.
В какой-то момент в голове у нее словно что-то щелкнуло, и она бросилась бежать.
Когда Мэгги уже выскочила в коридор, грохнул первый выстрел. Он был оглушителен — казалось, сейчас обрушится потолок. Мэгги, споткнувшись и едва удержав равновесие, застыла на месте.
— Повернись.
Она исполнила приказ беспрекословно, хотя и не чувствовала под собой ног. Сердце гулко колотилось в груди, мысли метались. С одной стороны, Мэгги понимала, что поступила правильно — теперь у нее есть хороший шанс все спокойно объяснить. Но с другой, в голову закралась предательское: «Он сейчас не ведает, что творит. Его разум ослеплен горем. Он тебя просто пристрелит, как бешеную собаку».
Мэгги усилием воли взяла себя в руки. В конце концов, она была переговорщиком. Одним из лучших в мире. А повод для применения знаний и опыта выдался самый что ни на есть уместный — угроза собственной жизни.
— Я случайно наткнулась… на нее. Совершенно случайно. И в первую минуту решила, что ей просто стало плохо… и думала помочь…
Он, не вставая с колен и находясь к ней вполоборота, целил ей прямо в сердце.
— Я пришла, чтобы поговорить с вашей матерью. Об отце. Входная дверь была незаперта. Я обошла почти весь дом и думала, что хоть кто-нибудь откликнется. А потом оказалась здесь и… увидела.
