– Смотря по обстоятельствам. Вы сказали, что эта женщина умерла, и это меняет дело. Я имею достаточно, по крайней мере для меня, оснований не говорить об этой даме, но раз она умерла, это меняет дело.
– То, что я желаю от вас узнать, мистер Нейльи, очень просто. Знаете ли вы человека по имени Лерой Митчель, бывшего мужем этой женщины?
– Я его очень хорошо знал: это был отъявленный негодяй, хотя по внешности и приличный человек.
– Знаете ли вы, что с ним стало?
– Нет, он внезапно покинул Нью-Орлеан и никогда больше не возвращался сюда.
– Знали вы маленькую Розу Митчель?
– Ах, как часто сидела она у меня на коленях. Этот человек был ее отцом; он обманул одну из прелестнейших в мире девушек.
– Знали ли вы эту девушку? Знаете вы, как ее зовут?
– Да.
– Как же?
– Это тайна, которую я не для того хранил столько лет, чтобы доверить ее чужому человеку. Вы должны привести мне очень важные основания, чтобы я решился сообщить ее вам.
– Я вам объясню дело. Этот Митчель находится в настоящее время в Нью-Йорке и собирается жениться на прелестной молодой девушке, и я думаю, что он убил Розу Монтальбан или Митчель, чтобы устранить ее, так как она выманивала у него деньги. У него же находится и ребенок.
Нейльи вскочил и некоторое время ходил взволнованно взад и вперед по комнате.
– Вы говорите, что дитя при нем?
– Да, вот ее портрет. – Барнес передал Нейльи снятую Люцеттой фотографию.
– Очень похожа, очень похожа, – пробормотал Нейльи и задумался.
– Вы говорите, что он убил Розу Монтальбан? – спросил он наконец.
– Да, я так думаю.
– Было бы ужасно довести до виселицы отца этого ребенка. Какой позор! Какой позор! Но правосудие прежде всего! – Он, казалось, больше обращался к самому себе, чем к Барнесу. Внезапно он обернулся к нему. – Я не могу назвать требуемого вами имени, – сказал он. – но я поеду с вами в Нью-Йорк, и если ваша история истинна, тогда я призову небо и землю на помощь правосудию. Нельзя позволить этому негодяю загубить еще одну молодую жизнь.
– Хорошо, – сказал сыщик, чрезвычайно довольный результатом своего визита. – Но одно еще, мистер Нейльи: что вы знаете о существовании второго Лероя Митчеля?
– Я никогда его не видал, но слышал о нем. Тут была какая-то тайна, в которую я не мог проникнуть, но предполагаю, что он любил ту же девушку. Во всяком случае, вскоре после ее смерти он потерял рассудок и находится в настоящее время в сумасшедшем доме. Он ничем не может нам помочь.
Сговорившись с Нейльи относительно их отъезда, Барнес вернулся в гостиницу, где его ждал Чамберс.
– Ну, – сказал сыщик, – что вы узнали?
– Ничего особенно удивительного; я только нашел второго Митчеля. Он находится в сумасшедшем доме за городом; тот, что на севере, и есть муж Монтальбан. Этот сошел с ума, потому что ему изменило его сокровище.
– Узнали ли вы имя молодой девушки?
– Нет, это было невозможно. Его так тщательно скрывают, словно это государственная тайна. Да, да, эти креолы страшно горды.
– Хорошо. Вы честно поработали. Вот вам сто долларов. Довольны вы?
– Вполне. Счастливо оставаться. Полчаса спустя Барнес получил телеграмму:
«Дитя найдено. Люцетта».
После обеда Барнес уехал в сопровождении Нейльи в Нью-Йорк, и в тот же вечер Митчель получил телеграмму:
«Осторожно! Барнес со старым Нейльи уехали в Нью-Йорк. Зефтон».
Прочтя это, Митчель оделся, закурил сигару и отправился со своей невестой в оперу.
Пока Барнес находится на юге, его шпионы в Нью-Йорке не узнали почти ничего нового, хотя это время ознаменовалось интересными событиями. Самым важным было назначение дня свадьбы Митчеля и мисс Ремзен на пятое мая – день, в который Барнес и Нейльи прибыли в Нью-Йорк.
Таким образом, судьба, по-видимому, угрожала Митчелю кризисом как раз в день его свадьбы. В Нью-Орлеане сыщик искал данных для обвинения жениха в ужасном преступлении. В Нью-Йорке прелестная девушка готова была произнести обет верности тому же самому человеку, а этот человек проявлял полнейшую беззаботность, как если бы ему не грозила никакая опасность, и считал свое счастье вполне заслуженным. Большой интерес вследствие последних событий представляет поведение Доры Ремзен в это время. Читатель, вероятно, помнит, как Рандольф пропустил удобный случай объясниться с молодой девушкой, как он предостерегал ее против Торе, и что его слова, как это часто случается, имели как раз обратное действие. Торе сделался не только частым, но и желанным гостем Ремзен. Рандольф замечал с возрастающей тревогой, что Дора всегда внимательно слушала его рассказы. Особенно же беспокоило его то, что несмотря на потраченные им труд и время, ему до сих пор не удалось узнать ничего, что говорило бы не в пользу Торе, и он принужден был сознаться, что его антипатия была вызвана простым предубеждением. Однако эта антипатия была очень велика и все возрастала, так что он наконец решился переговорить об этом с Митчелем. Он и сделал это однажды, когда комнаты Ремзен были по обыкновению наполнены гостями, среди которых находился и его соперник.
– Митчель, – начал он, – каким образом этот человек, черт его возьми, стал здесь таким близким другом?
– Дора, кажется, где-то его встретила. В чем дело?
– В чем дело? Можешь ли ты об этом спрашивать?
– Конечно, могу и снова спрашиваю: в чем же дело?
– Ну, тогда одно из двух, Митчель: или ты слеп, как крот, или ты видишь одну только мисс Эмилию. Разве ты не замечаешь опасности для младшей сестры?
– Нет, Рандольф, говоря откровенно, никакой.
– Как? Предположи только… предположи… что она влюбится в него и выйдет за него замуж.
– Ну, так что же?
– Право, ты заставишь лопнуть терпение даже у святого, говоря с таким спокойствием, как если бы речь шла о хорошем ударе на биллиарде, а не о том, что это дитя может достаться такому… ничтожеству.
– Милый Рандольф, я дам тебе хороший совет. Если человек хочет сделать предложение девушке, то он не должен забывать два важных правила; ты же, кажется, нарушил оба.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Прежде, чем я объяснюсь, ответь мне на один вопрос: прав ли я, предполагая, что ты сам желаешь жениться на Доре?
– Откровенно говоря, я был бы счастлив, если бы мог добиться ее любви.
– Хорошо, так я тебе скажу оба правила: во-первых, никогда не говори дурно о своем сопернике; во-вторых, не опоздай с предложением.
Рандольф взглянул внимательно в глаза Митчелю, затем протянул ему руку, которую тот горячо пожал.
– Благодарю тебя, – сказал Рандольф и направился к группе, в которой находилась Дора.
– Могу ли я поговорить с вами наедине несколько минут? – тихо сказал он ей, когда представился благоприятный момент. Видимо, пораженная тоном его голоса, Дора взглянула на него.
– Это очень важно? – спросила она.
– Очень, – коротко отвечал он. Тогда, извинившись, Дора пошла с ним в соседнюю комнату.
– Мисс Дора, – сказал он, – прошу вас, выслушайте меня до конца. Вы, вероятно, знаете, что я вас люблю. Я, правда, не говорил вам еще этого, но вы – женщина и давно уже прочли это в моем сердце, тогда как я, мужчина, не могу разобраться в вашем. Одно время я думал, что и вы расположены ко мне, но в последнее время… Впрочем, не будем об этом говорить; скажу вам только, что я был бы бесконечно счастлив, если бы вы позволили мне надеяться, что я могу в один прекрасный день назвать вас своей. Взамен этого отдаю вам всю свою жизнь. И теперь, я думаю… это все, что я хотел вам сказать. Дора, любимая, милая крошка Дора, согласны вы довериться мне?
Говоря так, он тихонько взял ее руку, и так как она не отнимала ее, то у него хватило мужества заговорить горячее. Она же минуту колебалась, потом отняла руку и посмотрела на него влажными глазами.
– Действительно ли вы меня очень любите? – спросила она.
– О, я и сказать вам не могу, как сильно. – Он вновь попытался завладеть ее рукой, но она отдернула ее и снова спросила:
– Вы не заботитесь о деньгах?
– Мисс Ремзен, вы оскорбляете меня!
– Нет! Нет! – быстро отвечала она. – Вы меня не поняли; я говорила не о моих деньгах. Я не могу вам этого объяснить, но вы все же должны ответить на мой вопрос. Было ли бы это вам не приятно, – ах, как бы мне выразиться? – если бы я, например, сделала что-нибудь такое, что стоило бы вам больших денег…
– О, понимаю, – сказал Рандольф с облегчением. – Вы хотите этим сказать, что вы любите мотать деньги. Не беспокойтесь об этом; вы можете тратить столько денег, сколько только возможно, я никогда на это не пожалуюсь.
Это, казалось, ее очень успокоило. Она посмотрела на гостей, и он увидел, что ее взор остановился на Торе. Острое чувство ревности заставило сжаться его сердце, и он собирался уже заговорить, когда она снова повернулась к нему.
