— Если эта сыщица, Иванова, которую нанял твой свекор, будет спрашивать тебя обо мне, не говори, что я натурал, хорошо?
«Поздно, Пинна, — подумала я, — это я уже и так знаю».
— Почему же? — недовольно прогнусавила Вероника.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь до срока узнал о наших отношениях.
— И все-таки, кто мог убить Альберта? — с тревогой в голосе произнесла Вероника.
— Ты думаешь, что это точно не твоя мать? — опасливо поинтересовался Пинна.
— Ты же сам минуту назад уверял меня, что это не она! — вскипела Вероника. — Оставь меня. Лучше принеси что-нибудь выпить.
— Ром, виски, коньяк, вино?
— Виски, — решительно заявила Вероника.
Повисла пауза. Потом до моего слуха донесся звон стаканов.
— Держи, как ты любишь… Много-много льда.
— А ведь ты знал о том, что Берти на даче… — срывающимся от волнения голосом сказала Вероника.
— Ты сама мне об этом сказала, — лениво отозвался Пинна.
— Это не ты, Пинна?
— Послушай, мне не нравится, что ты перестала мне доверять. Зачем мне убивать твоего мужа? — с деланной беззаботностью спросил Пинна.
— Ты ведь предлагал мне брак…
— Да, но ты отвергла мое предложение, заставила меня страдать, — печально проговорил Пинна.
— Я привязалась к тебе, — вздохнула Вероника, — ты один меня понимаешь. Мне так нелегко!
— Вероника, — вкрадчиво начал Пинна, — а это не ты убила Альберта?
— С чего ты взял? — огрызнулась Вероника.
— Ну, однажды, когда ты была немного пьяна, ты рассказала мне, как в детстве положила снотворное в чай своему отчиму, и он заснул за рулем своей «Волги» и врезался в грузовик. Ты роковая женщина! — торжествующе изрек Пинна. — Мне это по душе!
— Не преувеличивай, — сказала Вероника, — отчима я ненавидела, а Берти любила.
— Но твоя мать хотела отобрать его у тебя, и ты…
— …решила не отдавать его? — нервно рассмеялась Вероника.
— Когда ты позвонила мне в ту ночь, чтобы излить душу, я посоветовал тебе оставаться дома, а ты все-таки поехала на дачу. Ты думала, что Альберт — твой, но приезжает твоя мать, и ты практически остаешься с носом!
— Ты мстишь мне за то, что я отказалась пожертвовать своим браком ради наших с тобой отношений?
— А что бы ты сказала, если бы убийцей Альберта оказался действительно я?
— Возненавидела бы тебя! — гневно воскликнула Вероника.
— Нет, Вероника, я люблю тебя, но даже из любви к тебе убить не способен, — гордо и горько изрек Пинна. — И все-таки я осмеливаюсь спросить тебя, Вероника, теперь, когда ты осталась совсем одна, согласна ли ты выйти за меня?
— У меня есть мать! — горячо возразила Вероника.
— Во-первых, она в тюрьме, а во-вторых, у нее рак. Ты одна, — тоном Кашпировского произнес Пинна.
— Это ты убил Альберта, — прошипела Вероника, — я вижу это по твоим глазам.
— Конечно, нет, Вероника, — с холодной усмешкой возразил Пинна. — Но иногда я думаю, что мог бы это сделать. Эта тайна связала бы нас крепче брачных уз, — теперь Пинна вещал как Мефистофель. — Ведь сейчас, когда твой муж мертв, а ты на свободе, мы можем пожениться. И никто никогда не узнает, что ты убила своего отчима. Конечно, сделала ты это ради матери, которую тот не хотел отпускать за границу, но и ради себя тоже. Ты ведь надеялась, что всегда будешь с ней…
— Не неси чепухи, — как помешанная захохотала Вероника. — Тебе ведь все равно никто не поверит. Но я подумаю о нашем с тобой браке, я в тебе по-настоящему нуждаюсь.
Я достала из кобуры пистолет и спрятала в карман диктофон. Словно артистка театра, готовящаяся к выходу и ждущая решающего момента, я немного волновалась, хоть и была уверена, что справлюсь со своей ролью. Толкнув дверцу шкафа, я, словно чертик из табакерки, выскочила в комнату.
— Не советую вам, Вероника, выходить замуж за убийцу, — сказала я, держа на мушке Пинну, — хотя вы друг друга стоите.
Мое появление вызвало эффект разорвавшейся бомбы, ну, если и не бомбы, то, во всяком случае, гранаты. Они так и застыли на кровати с открытыми ртами. Защелкнув на запястье Пинны браслет от наручника, другой я прикрепила к массивной спинке кровати.
— Это чтобы вы не вздумали убежать, — брезгливо пояснила ему я, — вы же очень хорошо бегаете. Где пистолет, из которого вы меня пытались убить? Он здесь?
— Ну ты и сука, — задыхаясь от злобы, прошипел Пинна.
— Лучше обойтись без взаимных оскорблений, — я сунула «ПМ» в кобуру, — вам же будет лучше. А вы, гражданка Дюкина, тоже оставайтесь на месте, пока я не закончу обыск.
— Не имеешь права, — Пинна загремел наручниками, но спинка кровати оказалась очень прочной.
Пистолет обнаружился в тайнике под ковром минут через пятнадцать. Рядом с ним лежали хлопчатобумажные перчатки. Я осторожно вынула его, употребив для этого носовой платок, и показала Пинне.
— Думаю, теперь вам нет смысла продолжать запираться, — холодно улыбнулась я. — То, что вы были на даче у Альберта, можно легко доказать. Экспертиза наверняка подтвердит, что на вашей обуви остались следы земли оттуда, даже если вы тщательно вымыли свои башмаки. С точки зрения психологии вы не представляете особого интереса. Все ясно, как божий день. Вы не гомосексуалист, как пытались меня убедить. В ту ночь все сложилось для вас самым замечательным образом. Когда вам позвонила Вероника, вы велели ей оставаться дома и бросились на дачу к Альберту. Думаю, вы уже тогда решили убить его, для этого вы приготовили вот этот пистолет. Но вам повезло еще больше, когда, приехав туда, вы обнаружили, что Дюкин не один. К тому времени приехавшая мадам Левицки выпроводила Ольгу Зарубину, чтобы сказать Альберту окончательное «нет». Вам определенно фартило: вы увидели, как она отобрала у него пистолет и положила его на камин. Как только она ушла, вы проникли внутрь и, угрожая Дюкину вашим собственным пистолетом, взяли с камина его оружие и дважды выстрелили в него. Пистолет Дюкина, на котором остались отпечатки пальцев мадам Левицки, вы предусмотрительно забрали с собой. Ведь так?
Я посмотрела на Пинну. Он не отвечал, но по его лицу я поняла, что все было именно так, как я сказала.
— Когда же я вышла на ваш след, — продолжила я, — вы, испугавшись, попытались убить и меня, а затем, когда у вас это не получилось, выкрали у официантки Людмилы Горячевой паспорт, загримировались под нее и поселились в гостинице «Братислава» в номере, соседствовавшем с номером Левицки. Это у вас здорово получилось — вы ведь мастер перевоплощений. Когда Левицки отправилась завтракать, а горничная принялась убирать у нее в номере, вы подсунули пистолет Альберта Дюкина с отпечатками пальцев Левицки под подушку, лежавшую у нее на кровати. Все просто и гениально. Мне кажется, — я повернулась к Веронике, — вашей маме трудно было бы доказать свою невиновность, тем более что на даче она тоже была.
— Какая же ты сволочь, Пинна! — Вероника вскочила с кровати.
— Было ли все так или есть какие-нибудь замечания, а, Александр? — посмотрела я на сжавшего плотно губы Пинну. — Знаешь, этот журнальчик «Плейбой», который я увидела в твоей гримерке… Ведь он навел меня на мысль о том, что ты меня водишь за нос. Так-то. Ты хотел завладеть состоянием Дюкина, женившись на его вдове, да еще и мама-Левицки, которой, как ты сказал мне в приватной беседе, не долго осталось, должна была завещать свое состояние дочери. Неплохое подспорье для семейного бюджета, а?
Его карие глаза, внезапно еще больше потемнев, горели дикой ненавистью.
— А вы, Вероника, зачем вы взяли на себя вину за убийство вашего мужа?
— Он… он… — Вероника уже рыдала, — не замечал меня! — с лихорадочным блеском в глазах выкрикнула она. — Я хотела сыграть хоть какую-то роль в его жизни!
— И вот, узнав, что ваш муж получил смертельное огнестрельное ранение, вы решили присвоить себе роль его убийцы? — уточнила я.
— Да! — губы Вероники дрожали, но говорила она с высоко поднятой головой.
Ее слезы молниеносно высохли, лицо как-то сразу преобразилось.
— И тут мне не дали поучаствовать, — с какой-то горечью и злорадством произнесла она, — и тогда я выступила по телевидению. Я хотела, чтобы каждый узнал, что смерть Альберта — это расплата за его холодное равнодушие, которым он мучил меня все это время! Чтобы все подобные ему типы содрогнулись! Я любила его, а он обращался со мною как с последней тварью! Я хотела отомстить… Не знаю… Наверное, я бы не сумела убить его, но… но… Когда я увидела Берти лежащим на кровати, когда поняла, что он уже никогда не встанет, я почувствовала себя обманутой. Да, да! — патетично изрекала она. — Меня опередили. Меня лишили возможности или помириться с Берти, или наказать его. «Ушел, — вертелось у меня в голове, — опять не соизволив спросить у меня разрешения». О-о! Это было как удар током, как хлесткая пощечина…
