Досуг у меня складывался весьма своеобразно. Я с головой ушла в чтение детективной литературы. Моя тетушка была в этом отношении настоящей наркоманкой — то есть идеальным читателем.
Не знаю, как милиционеры и следователи относятся к детективам. Наверное, им хватает соответствующей реальности и не возникает сильного желания во внерабочее время погружаться в ту же стихию.
А насчет юристов я теперь могу быть уверена. Этот клан знает толк в детективах.
Библиотека моей тетушки насчитывала сотни томов в темных и глянцевых обложках, причем Мила не уставала ее пополнять с пенсии или денег, полученных за лекции и консультации. Мало того, происходил своего рода круговорот детективов среди ее знакомых — поскольку все купить было невозможно, прочитать же можно было почти все, Мила с ее подругами разделили между собой серии и авторов и постоянно обменивались прочитанными томами.
И я пристрастилась к этой заразе. Теперь не проходило вечера, чтобы я не проглатывала один небольшой роман. На это у меня уходило часа два-три, и, если день выдавался тяжелый и читать не было сил, я начинала чувствовать, что мне чего-то не хватает.
Не могу сказать, что меня вполне устраивала реалистическая часть большинства произведений, особенно если интрига носила шпионский характер.
На своем опыте я знала, что в жизни все гораздо проще, грубее, грязнее и никакой романтикой тут за версту не пахнет.
Впрочем, меня привлекала именно стихия неправдоподобия. Я словно бы окуналась в сказку для взрослых и находила наслаждение именно в распутывании замысловатой интриги, если книжка была крепко сколочена.
Однажды я поймала себя на мысли: а не то же ли самое происходило со мной?
Ведь детектив, как правило, строится на всего лишь одном приеме — ты, читатель, владеешь всей информацией, но в отличие от сыщика не можешь правильно ее интерпретировать. Ты не знаешь, что именно ты знаешь, не можешь правильно отобрать и оценить наличествующую у тебя информацию. И весь фокус в том, что тайна лежит на поверхности, а ты смотришь в другую сторону.
Но ведь и я сама являлась для себя такой же закрытой шкатулкой, ключа от которой у меня не было. И только это злосчастное тестирование, после которого мне предложили учебу в разведподразделении, дало мне возможность открыть в себе то, что было известно обработчикам тестов гораздо раньше меня.
Тетушка Мила, будучи человеком весьма осведомленным и хорошо информированным, постепенно ввела меня в курс городской жизни.
В провинции, оказывается, происходит то же самое, что и в столице, разве что масштабы событий различаются. Та же непрерывная борьба за власть и сферы влияния, те же блокировки и разрывы, то же взаимное подсиживание, та же война всех против всех, чередующаяся со временными перемириями. Плюс, естественно, неизбежный процент сугубо местного маразма.
Я слушала тетины рассказы очень внимательно, еще не предполагая, что мне скоро очень понадобится эта информация и я несказанно буду благодарна Миле за то, что она меня вовремя просветила.
…И еще одно мое прежнее увлечение проявилось в эти месяцы с новой силой.
Когда начал медленно подниматься «железный занавес», которым мы были ограждены от всего мира, я успела восполнить основные пробелы в области кинематографа. Конечно, при отце я могла посещать закрытые просмотры и видеть то, чего на советских экранах невозможно было себе представить. Но это было скорее вкушением запретного плода, нежели реальным кинообразованием. Да и много ли посмотришь, если крутят всего один сеанс в неделю?
Затем настала эра видео. Смазанные копии, которые язык не повернулся бы тогда назвать пиратскими, хлынули мутным потоком.
Тайком я посещала все видеосалоны (иногда и вместо школьных занятий), чтобы наверстать упущенное. Смотрела все подряд — и киноклассику, и откровенную халтуру. В Москве в выходные позволяла себе или кинотеатр, или фестивальные просмотры.
Но учеба есть учеба, и количество «потребляемых» фильмов после перехода в разведподразделение резко сократилось. Зато теперь…
Теперь я быстро включилась в орбиту современного кинематографа и была в курсе всех новинок. Тетушка подсказала мне, в каких заведениях можно не беспокоиться о том, что тебе подсунут левый товар в упаковке с голограммой, и я стала постоянной клиенткой магазина «Страна грез», где мне даже открыли кредит. Так что теперь мой досуг чередовался книгами и кинофильмами.
Я немного стыжусь это признать, но мне нравятся американские боевики. Нравится в них то, что в последние минуты ситуация для героя становится абсолютно безвыходной. Но выход всегда находится.
…Казалось бы, безбедная жизнь преподавателя английского могла течь неопределенно долгое время. Но судьба распорядилась так, что я сама вскоре оказалась в роли одного из героев столь любимых мной блокбастеров. И подсказки от сценариста ждать не приходилось…
* * *
Снова то же здание, тот же жужжащий лифт, тот же коридор. Только нет Елизаветы с собакой. Бедный Принц, он больше никогда не увидит хозяйку…
— Эй, бабка, у тебя ведро протекает! — окликнул меня проходящий по коридору Пономарев. — Смотри как все мне тут заляпала!
— Так я ж потом и протру, милок, — прошамкала я в ответ. — А насчет ведер — так это ты к завхозу сходи. Я уже вчерась ему говорила.
— А он что же? — бросил на ходу Пономарев, подходя к лифту.
Но внимание господина Пономарева уже было переключено на ярко горящую кнопку вызова лифта, и он не услышал, что именно ему отвечала сгорбленная уборщица с варикозными венами на ногах.
А несла она, удаляясь по коридору, сущий бред, про ведра, завхоза, пенсию и ломоту в костях. Да и какой прок ее слушать? Разве таких слушают? Скажем больше — разве таких видят?
Пономарев сел в лифт и уехал, даже не посмотрев в мою сторону. Я продолжала что-то бормотать себе под нос и, выжимая тряпку в ведре, начала мыть коридор с дальней его стороны. Как раз с той самой, где расположен кабинет господина Пономарева.
Здание пустело. Понемногу расходились сотрудники из двух кабинетов на этаже.
Наконец через десять минут в коридоре никого не осталось, кроме старухи уборщицы, продолжающей возиться со своим дырявым ведром.
Мне пришлось немало потрудиться над своим новым имиджем. Вероятность того, что я столкнусь в коридоре с Пономаревым, была достаточно велика. А если вспомнить, как он пялился на меня во время наших с ним двух встреч, то следовало очень хорошо потрудиться и изменить свою внешность до неузнаваемости.
Впрочем, внешность на самом деле — не самое главное. Если, конечно, у вас нос не такой длины, как у Сирано де Бержерака.
Главное — это общий настрой от вашей фигуры, который должен с первой же секунды броситься в глаза встретившему вас человеку.
Главное — заставить его идентифицировать себя не с красавицей референтом в итальянском прикиде, с которой он расстался несколько часов назад, а с функцией. То есть в нашем случае — с уборщицей. А одежда, прическа (вернее, ее отсутствие), варикозные вены, выполненные с помощью особых теневых фломастеров, — лишь фон.
Еще в первый визит к Пономареву я обратила внимание на фактуру замка входной двери. Из дома я прихватила с собой набор отмычек и теперь, предварительно обрив свет на всем этаже, осторожно подобрала аналог ключа и вскрыла кабинет бизнесмена.
Микрофонарик освещал мне спящие в теплом сумраке предметы. Ага, вот и сейф.
Симбирцев заверил меня, что Пономарев наверняка оставит бумаги у себя на работе, а не понесет их с собой — слишком велик был риск, что Симбирцев придет в сознание и нанесет ответный удар.
Ведь Сергей Алексеевич Пономарев еще не знал, что босс пришел в сознание, и рассчитывал либо добить его в больнице, либо свалить вину за свою растрату на Симбирцева при помощи именно этих бумаг.
И в тот момент, когда я, оценив возможный тип замка, уже вставляла в отверстие дешифратор кода, внезапно вспыхнул свет.
На пороге кабинета стоял Пономарев. Его жесткий взгляд не сулил мне ничего хорошего.
— Вы ищете вот это? — он вынул из кармана невзрачного вида конвертик. — Оставьте в покое мой сейф, там ничего нет. Я решил, что не стоит выходить на улицу с бумагами подобной важности.
Я выпрямилась и оставила в покое сейф. Симбирцев был прав в своем предположении. Правда, он не учел, что Пономарев может сначала принять неправильное решение, а потом изменить его.
— Вы понимаете, что вы отсюда никуда не выйдете? — осклабился Пономарев. — Черт, а здорово вы замаскировались! Жаль только, что напрасно время теряли. Вас как — сразу замочить или побалуемся?
— Побалуемся, — с готовностью сказала я. — Вы как любите? Стоя? Сидя? Лежа?
— Я люблю с мертвыми, — как-то глухо сказал Пономарев. — Ни разу не пробовали?
