Гамильтон Бюргер повернулся, тяжело ступая, направился обратно, к столу присяжных заседателей, и сел.
Судья Девитт взглянул на Перри Мейсона:
— Желает ли защитник сделать вступительное заявление сейчас или сделает его позднее?
— Ваша честь, — сказал Мейсон, — я хочу сделать его сейчас. — Он поднялся и встал напротив присяжных. — Разрешите мне поблагодарить суд и вас, дамы и господа присяжные заседатели. Я собираюсь сделать самое короткое заявление, какое я когда-либо делал в своей жизни. Мой подзащитный обвиняется в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Он был вовлечен в борьбу за контрольный пакет акций «Техас Глоубал», корпорации, у которой огромный уставный капитал. Мы рассчитываем доказать, что была сделана попытка подставить подзащитного так, чтобы его обвинили в убийстве, или в любом случае дискредитировать его до такой степени, чтобы отобрать у него корпорацию. Для того чтобы подставить его, дамы и господа, необходимо было воспользоваться ложным обвинением, что при любых обстоятельствах преследуется по закону. Если суд подтвердит это, если подзащитный сможет противопоставить ложному обвинению обоснованное оправдание, которое объясняло бы все случившееся, святая обязанность присяжных заседателей принять объяснение к сведению и оправдать подзащитного. Господа присяжные заседатели, вы должны заявить, что будете придерживаться буквы закона, а суд подскажет вам, что есть закон. Исходя из этих обстоятельств, мы надеемся, что обвинение будет снято.
Мейсон повернулся и направился к своему месту, когда вскочил Гамильтон Бюргер.
— Пусть суд извинит меня, — сказал он, — но, мне кажется, присяжные заседатели должны иметь в виду, что обязанностью защиты является построение правдоподобных предположений. Я призываю к разуму, к чувствам присяжных заседателей.
— Суд учтет это, мистер окружной прокурор, — сказал судья. Продолжайте.
— Моим первым свидетелем будет сержант Голкомб, — заявил Гамильтон Бюргер.
Сержант Голкомб вышел вперед, поклялся говорить правду и дал устные показания о своем разговоре с Перри Мейсоном — о том, как он поднялся в номер и обнаружил мертвую девушку, лежавшую на кровати.
— Вы беседовали с мистером Мейсоном о том, как он обнаружил тело?спросил Бюргер.
— Да.
— Что сказал Мейсон?
— Я протестую, — сказал Мейсон, — поскольку это противоправно, не относится к делу и несущественно. Беседа проходила в отсутствии обвиняемого.
— Мистер Мейсон сказал вам, что он действовал как адвокат в интересах клиента, когда обнаружил тело?
— Да.
— Он сказал, что действует от имени этого обвиняемого? — спросил судья Девитт.
— Он не был таким многословным.
— Протест принят, по крайней мере на настоящий момент.
— Вы были в номере 729? — спросил Гамильтон Бюргер.
— Да, сэр.
— Что вы там обнаружили?
— Я обнаружил тело молодой девушки.
— Которая лежала на кровати?
— Да.
— Она была мертва?
— Да.
— Вы можете описать положение тела?
— Она вытянулась, фактически лежала на спине. Ее правая рука была поднята, будто она пыталась защититься и…
— Я требую, чтобы описание было принято критически, как и показания свидетеля, — сказал Мейсон.
— Конечно, — ответил судья Девитт. — Свидетель может описать положение руки, но не может делать заключение, почему рука оказалась в таком положении.
— Продемонстрируйте суду положение руки, — победно улыбаясь, попросил Бюргер, зная, что это приведет к ослаблению влияния судьи на присяжных.
Сержант Голкомб поднял руку.
— Когда вы прибыли в отель? — спросил Бюргер.
— Приблизительно без десяти восемь.
— И сразу направились в номер?
— Да, сэр.
— В котором часу вы увидели тело?
— Я бы сказал, около восьми часов. Мои заметки говорят о том, что я начал обыск номера в восемь часов четыре минуты.
— Допрос, — внезапно сказал Гамильтон Бюргер.
— Правая рука была поднята над лицом в том положении, в каком вы показывали? — спросил Мейсон.
— Да.
— Левая рука свешивалась?
— Да.
— Вы дотрагивались до тела?
— Я пощупал запястье, чтобы убедиться в отсутствии пульса.
— Запястье какой руки — правой или левой?
— Правой.
— Вы не обнаружили пульс?
— Нет.
— Рука была в том положении, которое вы показали?
— Да.
— Она не касалась лица?
— Нет, сэр, нет.
— Оставалось место между тыльной стороной руки и лицом?
— Да.
— Значит, рука была поднята, когда женщина умерла.
— Естественно, — проскрипел сержант Голкомб. — Она была в состоянии, известном как «трупное окоченение».
— Вы знаете, что такое трупное окоченение?
— Конечно.
— Что это?
— Оно наступает после того, как человек убит, и тело окаменело.
— Правая рука была поднята, и наступило трупное окоченение? Верно?
— Да.
— А как же левая рука?
— Она свешивалась с кровати.
— Вы дотрагивались до левой руки?
— Да.
— Вы сказали, она свешивалась с кровати?
— Да.
— Вы имеете в виду, что она не была окоченевшей?
— Она свешивалась. Она висела… от плеча.
— Вы двигали левую руку?
— Чуть-чуть.
— Вы могли ее двигать?
— Конечно.
— Она медленно двигалась?
— Она качалась от плеча. Я не пытался согнуть ее в локте.
— Но рука качалась у основания плеча, верно?
— Да.
— Спасибо, — сказал Мейсон. — Это все. У меня больше нет вопросов.
— Следующим свидетелем будет Гиффорд Фаррелл, — сказал Гамильтон Бюргер.
Фаррелл выглядел очень важным и печальным, когда тихо прошел к свидетельскому месту.
Одна из женщин-присяжных подалась вперед, вглядываясь в его тонкое, загорелое лицо. Мужчины были более осторожны в своих оценках, но было ясно, что его манеры держаться вызвали интерес.
Гамильтон Бюргер поручил допросить Фаррелла своему помощнику, Марвину Эллиотту.
— Вы были когда-нибудь знакомы с миссис Нортон Калверт?
— Да, был.
— Ее имя было Роза?
— Верно.
— Она была замужем?
— Да, но жила отдельно от мужа.
— Вы знаете, где сейчас миссис Калверт?
— Она умерла.
— Вы видели ее труп?
— Да.
— Где?
— В морге. — Когда?
— Семнадцатого октября этого года.
— Вы знаете что-нибудь о том, что делала миссис Калверт перед своей смертью?
— Она работала на меня.
— Что она делала?
— Я нанял ее на время борьбы за «Техас Глоубал». Я сделал объявление в газетах, и миссис Калверт, выполняя обязанности моего личного секретаря, записывала тех, кто начал поддерживать меня.
Эллиотт повернулся к Перри Мейсону:
— Я покажу вам список, содержащий имена акционеров, номера их акций, а также ваши инициалы и инициалы обвиняемого на каждой странице. Вы, разумеется, укажете, что этот список принесли в офис окружного прокурора утром семнадцатого октября.
— Укажу. Более того, я укажу на то, что эту бумагу обвиняемый нашел под передним сиденьем своего автомобиля поздно вечером шестнадцатого октября. Далее я заявлю, что мы принесли этот список окружному прокурору утром семнадцатого октября, что это, наверное, имеет отношение к делу и что обвиняемый понятия не имеет, как и когда список подкинули под сиденье его машины.
— Очень хорошо, — сказал Эллиотт. — Мы подтверждаем тот факт, что обвиняемый сделал такое заявление.
Мы надеемся его опровергнуть. — Эллиотт повернулся к Фарреллу:- Мистер Фаррелл, я хотел бы спросить вас, знаете ли вы, что это за список?
— Да, сэр.
— Что он собой представляет?
— Этот список помечен четырнадцатым октября, там перечислены акционеры, которые к этому времени стали нас поддерживать.
— Кто владелец списка?
— Роза Калверт.
— Мы хотели бы, чтобы этот список был приобщен к делу, ваша честь, сказал Эллиотт.
— Одну минуту, — вмешался Мейсон. — Мне бы хотелось задать несколько вопросов, касающихся этого списка, прежде чем его приобщат к делу.
— Хорошо, — сказал судья Девитт.
— Мои инициалы и инициалы моего клиента в списке есть. Есть ли на нем какие-либо ваши личные знаки?
— Нет, сэр, никаких.
— Тогда откуда вы знаете, что это тот самый список, что был у Розы Калверт?
Улыбка Фаррелла свидетельствовала, что он предвидел этот вопрос.
— Это подложный список, — сказал он. — Он был специально подготовлен и дан Розе Калверт на тот случай, если кто-нибудь попытается отнять у нее настоящий.
— Значит, этот список не отражал настоящего положения дел?
— Нет.
— Кто готовил этот список?
— Его напечатали под мою диктовку.
— И вы отдали его Розе Калверт?
