Ознакомительная версия.
– Мама, ты любишь Аркадия? – однажды спросила Лика.
– Мы с Аркадием принадлежим друг другу, так распорядился Господь.
– Я не о том…
– Тебе не следует копать под деревом, где нет клада, – с усилием улыбнулась мать. – Лучше повтори французские глаголы.
Этим заканчивалась любая попытка Лики проникнуть в наглухо закрытую душу Катерины Игнатьевны. Их с отчимом объединяла какая-то тайна, которую они не собирались раскрывать никому, даже дочери.
Катерина Игнатьевна, как это часто бывает, ощущала ровную, нежную заботу Аркадия и не подозревала, что в его мужском сердце уже зародилось чувство к другой женщине. Болезнь и скоропостижная смерть, если будет уместно употребить это слово, спасли Катерину Игнатьевну от жестокого разочарования и ужасного открытия: Селезнев увлекся ее юной дочерью.
Подрастая, Лика не раз задавалась вопросом, почему они вынуждены жить в лесу, как беглецы или отшельники? От кого или от чего они прячутся? Этот вопрос вертелся у нее на языке, но так и не прозвучал. Интуитивно Лика знала, что не получит правдивого ответа, а другой ее не устроил бы.
Судя по документам, официально мама замуж не выходила, во всяком случае, никаких письменных следов подобного события Лика не обнаружила. Паспорт старого образца не имел отметок о браке, обручального кольца Катерина Игнатьевна не носила, фотографий или писем не хранила. Кто был отцом Лики, оставалось неизвестным. Ермолаева записала дочь на свою фамилию, а в графе «Отец» поставила прочерк.
Лика считала своим папой Аркадия, до тех пор, пока не поймала на себе его вожделенный взгляд. К чести Селезнева, после смерти Катерины Игнатьевны, он продолжал скрывать влечение к падчерице. Но делать это становилось все труднее. Он чаще стал уходить в тайгу, пропадать там по три-пять дней; возвращаясь, угрюмо молчал и украдкой прикладывался к бутылке с самодельной водкой. Охмелев, уходил спать в баньку… ночью, проснувшись, бродил вокруг дома с ружьем, говорил о призраках, которые его преследуют.
Однажды Лика стала свидетелем настоящей истерики – отчим с безумным взглядом, громко бранясь, метался по хутору, как очумелый, переворачивал все вверх дном, крушил и ломал. Она прижала к груди куклу Чань, забилась в угол, испуганно наблюдая за этим приступом бешенства.
Селезнев еле успокоился, осушив бутыль спиртного, уронил голову на стол, стих.
– Теперь мне конец… Ты у меня одна осталась, – невнятно бормотал он. – Ты меня не бросишь?
Лика молчала, закусив до крови губу, ждала, пока отчим уснет.
Переезд с лесного хутора в Ушум ненадолго облегчил его участь, все-таки, появились хоть какие-то знакомства, общение. Бывшие лесорубы, охотники за удачей и золотоискатели, которые осели в вымирающем поселке, относились к Селезневу и его дочери настороженно. Они ни о чем новоприбывших не расспрашивали и руководствовались исключительно природным чутьем, необыкновенно обостренным у людей тайги. К Лике присматривались, интересовались ею… но посвататься или попросту приударить за девушкой никто не решался. Лика и сама не воспринимала ушумских мужиков как возможных претендентов в женихи.
Пришлых людей в поселке недолюбливали, обходили их стороной. Здесь сложился особый климат «заброшенного острова», отделенного от всего остального мира океаном тайги. В Ушуме не жили – доживали. Потому его немногочисленные обитатели не обременяли себя ни излишним любопытством к прошлому друг друга, ни заботами о будущем.
В поселке Лика впервые увидела разваливающийся деревянный вокзал, железную дорогу, поезда… и заболела смутной, бередящей душу тоской. Аркадий становился все вкрадчивее, все масленее, принялся угождать ей во всем, потакать любому ее капризу.
«Чего он от меня хочет?» – думала Лика и обманывалась, что не понимает.
Однажды он собирался то ли на охоту, то ли на иной промысел… и в уме Лики вспыхнула ужасная мысль: «Хоть бы он не вернулся! Пропал совсем, навсегда!»
В тайге одинокого путника подстерегают множество опасностей: дикие звери, болота, лихие люди, укус ядовитой твари и другие неприятности. Когда за отчимом со скрипом закрылась тяжелая дверь, Лика бросилась в свою комнату, опустилась на кровать рядом с куклой Чань и горячо, страстно взмолилась:
– Сделай так, чтобы его не стало! Ты можешь… он сам говорил! Чань, миленькая, избавь меня от этого человека! А потом… проси что хочешь! Новое платье, брошку, цветок в волосы!
Неужели кукла исполнила ее просьбу?
Лика со стоном открыла глаза, она лежала в красноватом полумраке, на мягком, удобном диване, укрытая шерстяным пледом. Над ней горел бронзовый ночник… как в ее волшебных детских снах. Разве сны сбываются?
* * *
Ева пекла пирожки с повидлом – запах сдобного теста и пригоревшего сахара витал по квартире.
– Сегодня я провела последнее занятие по испанскому языку с последней клиенткой, – сообщила она Смирнову. – Хочу сделать перерыв: отдохнуть, подумать.
– О чем?
– О жизни, конечно.
– Наконец-то мы поженимся? – обрадовался он. – Я не ослышался?
Ева раскрыла духовку, достала подрумянившиеся пирожки и выложила их на блюдо.
– Нам нужно что-то менять, Славка, – сказала она. – Может быть, сделаем паузу?
– В наших отношениях? Я не согласен!
– В деятельности, – терпеливо пояснила Ева. – Ты на время оставишь сыск, я – уроки испанского. Поживем в свое удовольствие… месяц, год. Денег хватит?
– Хватит. А женитьба?
– Выходить замуж в промежутке между поисками преступника и повторением испанской грамматики мне не по душе. Любовь не терпит суеты, Смирнов.
Он взял с блюда пирожок и, обжигаясь, начал жевать. Что она имеет в виду? Зная Еву, уточнять он не рискнул.
– Как скажешь, дорогая! Поедем в романтическое путешествие, но… только после завершения дела Дракона.
Так они в шутку окрестили новое расследование – «дело Дракона».
– Разумеется, после. Кстати, у тебя есть новости?
Она села и налила в чашки горячий чай.
– Новостями это не назовешь, – ответил он с полным ртом. – Так… мелочи. Был на похоронах Красновской. Лика посмотрела сквозь меня, кажется, не узнала. Она полностью погрузилась в свое горе, ничего вокруг не замечала. Потом свалилась в обморок. Представляешь? А ведь Красновская ей даже не родственница!
– Ты не понимаешь, что значит одиночество в большом городе. Лика потеряла единственного близкого ей человека.
– По-моему, у нее уже появился новый покровитель, – усмехнулся Всеслав. – Сам господин Ростовцев! Во всяком случае, он ее трогательно опекал и взял на себя все хлопоты по организации похорон. Больше ничего особенного я на этой печальной церемонии не заметил.
– А чего ты ожидал? Думал, туда явится Дракон?
Сыщик доел пирожок и потянулся за следующим.
– Умственная деятельность отнимает столько сил! – театрально вздохнул он. – Надо пополнять. Если серьезно, то… я подозреваю, что смерть Красновской наступила не без вмешательства со стороны. На первый взгляд причина инфаркта не вызывает сомнений – давняя гипертония, болезнь сердца, которая в последнее время обострилась, могли привести к такому исходу.
– А милиция приезжала?
– Да, как положено в таких случаях. Но и у них сложилось аналогичное мнение. На вскрытии тела никто не настаивал. Даже если бы его провели, подтвердился бы инфаркт, я уверен. При осмотре трупа следов насилия не обнаружено. Только…
– Что? Почему она лежала в прихожей, да? – предугадала его слова Ева. – Странно. Когда человеку плохо, он идет, принимает лекарство и ложится в постель. Зачем Красновская направлялась к входной двери? Хотела позвать на помощь соседей? Но у нее под рукой был телефон!
– Вот именно, – кивнул сыщик. – Складывается впечатление, что она собиралась кому-то открывать… и, не дойдя пару шагов, упала и умерла. Более того! Она лежала в такой позе, как будто кто-то… толкнул ее в грудь. Когда Лика вернулась из ресторана, то не сразу смогла попасть в квартиру: пыталась открыть замки, а дверь была просто захлопнута. Тогда как обычно Красновская тщательно запирается! Я сам могу это подтвердить, слышал, как после моего ухода она щелкала замками.
– Ты хочешь сказать… домработница все-таки открывала дверь?
– Не исключено. Тем вечером я ушел от нее в начале десятого, Лика вернулась после одиннадцати, – в этот промежуток кто-то мог прийти к Красновской… кого она знала. Иначе не стала бы открывать: время-то позднее. Этот «кто-то» испугал ее до смерти. Она умерла от страха!
– Подожди, – не согласилась Ева. – Если она боялась посетителя, то зачем открывала ему дверь?
– Сам не пойму. Внук соседки, Дорик, тем же вечером видел на площадке Черного Дракона. Возможно… нет, что я говорю?! Какие драконы? Ребенок забавляется своими фантазиями, а я строю на их основе версию. Глупее не придумаешь!
Ознакомительная версия.
