и пальцем не пошевелит. А люди его боятся, показаний давать не станут.
— А ты его не боишься?
— Во-первых, он не дурак, понимает, что за меня-то ему голову отвинтят без суда и следствия. Во-вторых, честно говоря, от меня ему никакой опасности нет и быть не может. — Акимов помолчал, и видно было, что он подбирает слова. — Вам я его показал потому, что у Лопухина этого роман с женой Рыбакова, Терезой. Та баба своевольная, взбалмошная, любвеобильная. Рыбаков ее любит больше жизни, но зато мстит тем, кого она полюбила. Если он что-то знает о Лопухине, у парня будут неприятности.
— Какие? — опешил Корсаков.
— Обыкновенные, — туманно пояснил Акимов. — Говорят, двоих своих «соперников» Рыбаков сам застрелил, вот какое дело. Это я вам сказал, чтобы вы сами были осторожнее. Если что — напоминайте, что со мной знакомы. Без стеснения, Игорь Викторович, без стеснения. Сейчас поедем к Лопухину.
Всю дорогу Корсаков уговаривал себя, что все будет хорошо, но какое-то шестое или седьмое чувство говорило: будет, но не сегодня.
Лопухина не было дома, и соседи о нем ничего не знали.
— Ладно, вечером заглянем. Он — учитель, сейчас — каникулы. Мотается где-нибудь, бедолага.
Вернулись в редакцию. В кабинете Леша оседлал телефон и стал обзванивать всех знакомых, кто мог бы знать хоть что-то о Лопухине, а секретарша обзванивала своих. Но результат и к вечеру был все тот же: Лопухин исчез. Тревога покинула Корсакова, когда Леша при нем поговорил с каким-то Боцманом, который клялся, что видел Петьку Лопухина, садящегося в поезд. И сказал якобы этот Петька, что едет он в Белоруссию к родственникам. А все знают, что родственников у него там нет, значит, сделал вывод Боцман, с «этой сукой» поехал.
— Вы у Кольки Вихракова поинтересуйтесь, — посоветовал Боцман на прощание, — но про меня ни слова, лады?
Колю Вихракова они нашли на местном рынке, где он торговал «германскими рубашками», явно сшитыми вдалеке от этой самой Германии. Поначалу он явно «включил дуру», то и дело переспрашивая. Потом, видя, что от него не отвяжутся, отошел в сторонку.
— Ну, я знаю, что у твоего отца с Рыбаковым дружбы нет. Вроде и ты парень хороший. Чего надо от Петьки? — Услышав ответ, покурил, поводил глазами по сторонам. — А ты, значит, из Москвы журналист? — обратился он к Корсакову.
Получив подтверждение, попросил его, Корсакова, номер телефона, но московский, рабочий. Достал свой сотовый, набрал продиктованный Корсаковым, и его же, Корсакова, потребовал к телефону. Выспрашивал, где он, и когда будет. Потом совершенно нахально потребовал от собеседников описать Корсакова, переспрашивая и сразу же проверяя и рост, и цвет волос, и отсутствие усов. Потом, не сказав ни слова, набрал еще какой-то номер, и сказал:
— Ты тут номерок запиши. Потом проверь его. Тебя тут какой-то хмырь ищет. С ним Лешка Акимов. Вот. Ты, короче, номер этот проверь, и перезвони этому Корсакову… ты когда в Москве будешь? — спросил хитрован Вихраков у Корсакова. И — снова к невидимому собеседнику: — Ну вот, он завтра с утра будет, так ты и звони.
— Вы звоните в полдень, Петр! В полдень я буду ждать вашего звонка! Но без дураков! Буду ждать! — почти закричал Корсаков, ухватив Вихракова за руку так, что тот не мог и пошевелиться.
Потом руку отпустил и снова протянул свою:
— Благодарю за помощь!
Сразу же заехали на вокзал, взяли билет на ближайший поезд, который в Москве будет рано утром. В редакцию пришел в начале двенадцатого, поболтал с коллегами, что-то услышал, что-то рассказал, с кем-то поспорил, сколько еще мячей забьет любимая команда. Но все время поглядывал на часы. Без пяти двенадцать сел за свой стол. Ровно в полдень зазвонил телефон. Голос у Петра Лопухина был хороший. Не в том смысле, что красивый, это уж природа дает или не дает. Голос у Лопухина был поставленный и уважительный к слушающему, и Корсаков подумал, что, наверное, ученики Лопухина любят его уроки. Разговор получился очень коротким. Договорились, что завтра в полдень Лопухин придет в редакцию. Потом была какая-то суета, какие-то пустые дела, которые Корсакова совершенно не трогали: он жил ожиданием завтрашней встречи. Он боялся загадывать, понимая, что сейчас от него уже ничего не зависит.
Запись телефонного разговора, состоявшегося … июня … года:
НО 1: Ну, вроде заглотил приманку.
НО 2: И что?
НО 1: В Москву рванул!
НО 2: Точно?
НО 1: Сам провожал! В окошке морду его видел, когда поезд уже тронулся.
НО 2: Ну хорошо! Ну молодцы! Рыбакову привет! Должок за нами!
Глава 10
Москва. Июнь
Телефонный звонок разорвал ночную тишину квартиры, и Корсаков в темноте зашарил рукой по тумбочке, спросонья не сразу понимая, какой телефон звонит: городской или сотовый. Едва он ответил, в трубку почти закричали:
— Корсаков, перед кем вы отчитываетесь? Кому вы сказали о нашей предстоящей встрече?
Голос показался знакомым, но сразу определить, кому он принадлежит, Корсаков не смог. Пришлось спросить:
— Кто говорит?
— Вы что, издеваетесь?
Корсаков хотел объяснить, что не может так сразу определить человека по голосу, но в этот момент понял, что разговаривает с Лопухиным и сказал:
— Да! Я вспомнил! Что случилось?
Наступила пауза. Видимо, звонивший решал: поверить или нет. Потом поверил:
— Вот о том я вас и спрашиваю! Вскоре после нашего разговора кто-то стал сюда звонить по телефону, потом кто-то долго в двери стучал. Сейчас, по-моему, все еще кто-то дежурит под окнами во дворе. Я боюсь, понимаете? Просто боюсь. Вы меня защитить не можете, поэтому я просто буду убегать и прятаться.
Вибрирующий голос не оставлял сомнений: и убегать будет, и прятаться. Только — от кого? Его надо было удержать на месте, не дать исчезнуть. Иначе ни о какой сенсации и речи быть не может. Хотя и сейчас у Корсакова еще не было никакой уверенности в том, о чем говорит Лопухин.
— Постойте, Петр Алексеевич! — перебил он. — Вы не думаете, что ваши проблемы связаны не с
