в современной России. Потом — в отделение полиции, чтобы было где взять официальные материалы. Все обещали выехать срочно.
— Ну, теперь можно и поговорить, — предложил Корсаков своему гостю.
Лопухин, однако, напряженно вслушивался в шорохи, доносившиеся от двери.
— Они могут ее взломать? — повторил почему-то шепотом.
— Не сходи с ума, — предложил Корсаков. — Не больные же они.
— Они не больные, они бандиты, — уточнил Лопухин.
— Успокойся, сейчас полиция приедет, — пообещал Корсаков и выглянул в окно.
Шум не прекращался, но был он каким-то неопасным. Во всяком случае, Корсаков понимал, что таким образом его двери не взломать. На всякий случай сходил в комнату и из тайника вытащил старый газовый пистолет. В деле Корсаков его никогда не применял, но впечатление на людей этот короткоствол производил! Увидев ствол, успокоился и Лопухин. Время от времени Корсаков выглядывал во двор, потом позвонил главреду.
— Старик, они делают все, что возможно, но ты же знаешь, какие сейчас пробки! — успокоил Федя.
Корсаков уже хотел звонить в отделение полиции и грозить карами небесными, когда увидел двух тех самых мальцов, быстро шагающих к машине в сопровождении нескольких человек гораздо более серьезной наружности.
— Иди-ка, глянь на своих преследователей.
Увидев эту картину, Лопухин успокоился. Во всяком случае, хотя бы внешне он вел себя спокойнее, лицо приобрело нормальный оттенок.
— Ну давай, выпьем за знакомство, что ли, — предложил Корсаков.
— Вообще-то я не пью, но… — задумался Лопухин.
— Ты с ума сошел? Тебя чуть не убили, а ты вспоминаешь о трезвом образе жизни?
И Корсаков наполнил холодной водкой два небольших стакана.
— Все равно тебе сегодня никуда идти не надо, — пояснил он и махнул стаканчиком, — твое здоровье.
Лопухин почти автоматически махнул в ответ и аккуратно, не спеша выпил. Потом, тщательно разжевывая бутерброд, спросил:
— Почему мне сегодня никуда не идти?
— Да потому что мы не знаем, сколько тут было народу. Может, эти двое были, так сказать, авангардом или отвлекающей группой? Ты выйдешь, а тебя уже ждут! Так что не спеши. Или у тебя есть какие-то важные дела на сегодня?
— Нет. У меня в Москве, честно говоря, вообще никаких дел нет.
— А что же ты тут сидишь? — спросил Корсаков, начиная раскручивать гостя на откровенный разговор.
— Вы ведь и сами знаете, как я понял. Или Коля Вихраков что-то напутал?
— Коля Вихраков ничего не напутал, но и ничего не сказал толком, так что, если ты не спешишь никуда и скрывать тебе нечего, — рассказывай!
— О чем?
Хороший вопрос! Если бы Корсаков знал точно, что хочет узнать от своего нового знакомого, он бы так прямо и спрашивал. Значит, придется идти на ощупь.
— Ты можешь толком мне рассказать, как ты тут оказался и от кого прячешься?
Рассказывал Лопухин четко, складно и вел себя совершенно открыто. В том смысле, что о некоторых вещах так прямо и говорил: тебе это знать незачем. На первую же попытку Корсакова давить отреагировал адекватно:
— Я буду решать, что рассказать, а о чем умолчать. И только так!
А мужичок-то с норовом, хоть и без гонора! Корсакову понравилось и то, что имя Терезы, которую все дружно именовали «сукой» и «стервой», Лопухин ни разу не упомянул, хотя о «женщине», ставшей причиной его скитаний, говорил без особенного уважения. Разговор шел не очень успешно, и Корсаков уже хотел как-то сменить тему, когда раздался звонок в дверь. Приехали те, кого отправил на место происшествия главред, и требовали показать им само происшествие. Корсаков вместе с ними осмотрел дверь со следами попыток взлома. «Следы» были какие-то несерьезные. Корсаков и сам не был уверен, что их оставили именно сегодня.
— Слабовато, старик, — как будто извиняясь, констатировал фотограф.
Корсаков кивал: слабовато, не впечатляет. Потом посоветовал:
— Вы сейчас мотайте в полицию. Ребятишек-то этих туда увезли. Там вам все и расскажут.
Звонок из полиции удивил: никаких задержанных никто туда не привозил. Даже наряд не выезжал. После звонка Корсакова связались по сотовому с участковым, и тот, оказавшись рядом, просто заглянул в подъезд. В подъезде никого не было.
— Как это не было? — искренне удивился Корсаков. — Я своими глазами видел, как их сажали в машину.
Видеть-то видел, но факт оставался фактом: никакого задержания полиция не производила. Вспомнив об «оборотнях в погонах» и о том общеизвестном факте, что в современной России деньги любят все, Корсаков позвонил своему другу, полковнику с Петровки. Полковник в ситуацию въехал сразу, пообещал перезвонить, и минут через десять перезвонил начальник местного отделения. В принципе, вероятность каких-либо «упущений в работе» он не отрицал и просил Корсакова немедленно к нему подойти «для принятия оперативных мер». Брать с собой Лопухина было рискованно, особенно с учетом той путаницы, которая продолжала властвовать во всем этом деле! Но и оставлять его одного Корсаков тоже не решался. Пришлось просить газетчиков довезти их до отделения на машине. Какая-никакая, а страховка.
Начальник отделения принял их по-деловому, вежливо. Сразу же велел найти участкового, а сам начал опрос свидетелей. Однако ясности не прибавлялось: номер машины, в которую сажали мальцов, Корсаков не разглядел. Точнее говоря, он и машину-то видел частями, поскольку стояла она за деревьями и видна была плохо, без каких-либо подробностей. Людей, которые вели пареньков, Корсаков тоже описать не смог, и ему пришлось выдержать колкие реплики начальника отделения, который елейным голоском попросил «зафиксировать в сознании факт того, что порой даже очень хорошие журналисты в свидетели не годятся». Появившийся участковый очень точно, почти по минутам, описал все, что он делал с момента получения звонка из отделения. Никого в подъезде не видел, а вот состояние дверей квартиры Корсакова зафиксировал и готов отразить в рапорте.
— Ну что, будем открывать дело? — спросил начальник отделения почти обреченным тоном.
Его можно было понять. «Дело» было бы пакостным и скандальным. Начальство такие дела очень не любит, отвязаться от них трудно, а раскрыть их невозможно. Значит, всякий раз в прессе будет появляться и номер отделения, и фамилия начальника, а если приспичит, то и главк могут пристегнуть сюда же. А кому все это