информацию о Фролове?
– Я… – Ваня растерялся, потом принялся нервными движениями перемещать предметы на своем столе. – На сайте.
На вопрос о происхождении сайта капитан Смирнов толком не смог ничего ответить. Мол, сделал запрос по полотнам, вышла информация. Он ее прочитал и доложил.
– Проверить точно времени не было, товарищ подполковник, – смотрел он на Коровина виноватыми глазами. – Я прошел по ссылке, нашел информацию и…
– И успокоился, – закончил за него Коровин. – Зачетно, капитан!
– Товарищ подполковник, ваше распоряжение было факультативным. Вы сами сказали…
– Отставить, капитан! – взревел Коровин.
Не хватало еще, чтобы он при посторонних обсуждал внутренние дела отдела.
Да, он не приказывал, просто попросил Смирнова по возможности узнать что-нибудь о картинах, которые якобы украли в ночь смерти Светланы. Никто, кроме старой соседки, их не видел. И не подтвердил, что они там были. Даже ее родители, которые прилетели из-за границы на похороны дочери, не помнили эти картины. А о серьгах с бирюзой имели весьма смутное представление.
– Свекровь меня никогда не любила, – жаловалась мать Светланы, вытирая мокрое от слез лицо. – О том, какие у нее имеются украшения, я не знала. А мужу моему – ее сыну – всегда было не до них. Из нас троих только Светочка была посвященной. Она все и унаследовала. Но… Но тоже не спешила делиться информацией с нами – ее родителями…
Вот именно по этой причине Коровин не отдавал своим подчиненным жестких распоряжений. Просто попросил узнать по возможности. Смирнов так и сделал. Узнал как мог и что мог.
Повернувшись к Климову, Коровин потребовал четкого и быстрого доклада.
– Без лирических отступлений! – закончил он.
– Так точно, – козырнул Климов.
И начал говорить. И чем дольше он говорил, тем поганее становилось на душе у Коровина.
«С ужином у Аси придется подождать», – понял он к тому моменту, как Климов закончил свой рассказ. Было ясно, что она обидится. И возможно, не поверит. Но игнорировать то, что рассказал старший лейтенант…
– То есть, старлей, ты уверен, что Шайкевич говорит правду? – с угасающей надеждой переспросил Коровин в четвертый раз. – И это не плод старческого слабоумия?
– Никак нет, ее информация подтвердилась. Картин не может быть у коллекционера Фролова, потому что коллекционера Фролова не существует. – Климов повернулся к капитану Смирнову и уточнил: – Фролов – это вымышленный персонаж.
– А Шайкевич, утверждающая, что за ней ведется наблюдение, не врет?
– Никак нет, она в разуме. И… Скорее всего, она является вдовой того самого Шайкевича, который неоднократно посещал знаменитые аукционы за границей. И несколько раз покупал там шедевры. Но следует уточнить, Зоя Павловна на мой прямой вопрос уклонилась от ответа. – Старший лейтенант Климов помолчал мгновение и добавил: – Это когда я ей позвонил по телефону.
– Вы даже уже обменялись телефонами? – попыталась сально пошутить Мариночка.
– Отставить, майор, – поморщился Денис Коровин.
Марина его бесила больше всех. Так и хотелось сделать ее виноватой в том, что его ужин с Асей срывается.
– Старлей, что еще тебе удалось узнать о том самом Шайкевиче, который катался на аукцион за антиквариатом? И который, предположительно, был мужем Зои Павловны до самой смерти?
– Это все, – обескураженно развел руки в стороны Климов. – О нем очень мало информации. Но та, что имеется у моих хороших знакомых, позволяет предположить, что за свою жизнь он собрал внушительную коллекцию.
– И где же она? – отвратительно ухмыльнулась Мариночка, продолжая мотать своей безобразной сумкой.
– Она… В ее квартире, предположительно, – проговорил Коровин, вспоминая входную дверь квартиры Шайкевичей, и направился к выходу. – И я сейчас еду туда. Если, конечно же, она мне откроет. Климов, ты со мной?
– Так точно, товарищ подполковник! – расплылся в широкой улыбке старший лейтенант. – Зоя Павловна мне откроет, она мне доверяет.
Она увидела эту невероятно красивую женщину, возвращаясь из супермаркета. Встретила возле своего подъезда. Та была просто сказочно красивой, хотя данное сравнение нынче не в ходу. Немодно. Даже в таком встревоженном состоянии, в котором красавица пребывала, – заплаканная, плохо причесанная и в сильно помятой юбке, она выглядела богиней.
– Зоя Павловна? – окликнула ее женщина, когда Зое Павловне оставалось пройти каких-то пару метров до подъездной двери. – Это вы?
– Мы знакомы? – чопорно откликнулась Шайкевич, замирая на безопасном расстоянии от нее.
Восхищаться ее красотой она могла сколько угодно, но это не значило – доверять.
– Нет. Мы не знакомы. Меня зовут Варвара. Варвара Царева. Мое имя вам ничего не скажет. – Женщина судорожно тискала в руках маленькую кожаную сумочку. Взгляд ее прекрасных глаз без конца перебегал с предмета на предмет в их дворе. – Обстоятельства вынудили меня обратиться к вам.
– За помощью?
Вот тут Зоя Павловна насторожилась. Они с мужем не были теми самыми людьми, которые всегда и всем спешат на помощь. И готовы наступить на горло собственной песне ради блага окружающих.
Они с мужем никого не любили. Ни в кого и никому не верили. И тут вдруг является красивая мадам в измятой до неприличия юбке, называет ее по имени и что-то говорит про обстоятельства.
– Нет. Помощь, скорее, нужна вам, Зоя Павловна. – Красивая женщина жалко улыбнулась, но это ее ничуть не испортило. – Дело в том, что вам угрожает опасность.
– И кто мне угрожает?
Зоя Павловна старалась говорить с легкой насмешкой, старалась казаться высокомерной и сильной, но ноги предательски дрожали. А по спине бежали ледяные капли пота. И это невзирая на то, что она была одета по погоде. И еще несколько минут назад чувствовала себя вполне комфортно в строгом льняном платье шоколадного цвета с длинным рукавом.
Красивая женщина Варвара вмиг лишила ее самообладания. И Зоя Павловна могла сколько угодно притворяться перед ней, перед самой собой страха не спрятать.
Она боялась!
– Вы ничего такого странного не замечали в последнее время, Зоя Павловна? Может, возле вас крутились какие-то сомнительные люди? Или к вам в квартиру пытались попасть сотрудники социальных служб или продавцы лекарств?
Жалкая улыбка Варвары Царевой сменилась тревожной. Она даже посмела сократить между ними расстояние. А Зоя Павловна не отступила, продолжая стоять в паре метров от подъездной двери с пакетом, в котором лежали батон, пакет молока и два яблока.
Она совершенно утратила бдительность. Что было тому виной: участие незнакомки или ее слова, полностью совпадающие с действительностью? А может, простое человеческое участие? Эта незнакомка, представившаяся Царевой Варварой, тревожилась за нее в отличие от подполковника Коровина. И не считала ее маразматичкой в отличие от него.
– Никто не пытался ко мне попасть в квартиру, милая.
Стряхнув с себя оцепенение, Зоя Павловна осторожно высвободила свой локоть из пальцев Варвары.
– Не следует меня трогать, – чопорно поджала она губы.
– Простите! Простите меня ради бога! – Незнакомка вдруг всхлипнула. – Я просто пытаюсь вам помочь. Хотя сама нахожусь в достаточно сложном положении.
– Да? И что такое? Что с вами случилось?
Это была просто вежливость, не более. И на откровение со стороны незнакомки Зоя Павловна вовсе не рассчитывала. А та вдруг начала говорить. Много, сбивчиво. Слова у нее выходили страшными. Истории нереальными. И чем больше ее слушала Зоя Павловна, тем острее ей хотелось очутиться в своей квартире, за своей надежной дверью. И да, ей хотелось оказаться как можно дальше от этой женщины.
– Теперь вы понимаете, что произошло? – Царева снова вцепилась ей в локоть. – Вам угрожает опасность. Если эти двое снова здесь появятся, они могут не просто наблюдать за вами. Они могут…
– Ничего они не могут.
Зоя Павловна посмотрела на собеседницу с неприкрытой неприязнью. Очарование красотой этой женщины прошло. Перед ней стояла обыкновенная мошенница. Неопрятная и не вполне убедительная.
– Смогут! – с нажимом произнесла Царева и сузила глаза. – И когда они станут резать вас на куски, вы еще обо мне вспомните.
– Не станут. Я была в полиции и оставила заявление. И составила фоторобот человека, который следил за мной. Из машины, – уточнила Зоя Павловна. – Не желаете взглянуть?
– Желаю. – Она судорожно сглотнула. – Буду вам признательна.
Зоя Павловна сунула руку в свою сумочку. Там, в кармашке без молнии, лежал свернутый вчетверо лист бумаги с портретом наглеца, решившего лишить ее покоя.
– Вот этот тип, – тряхнув листом, расправляя, поднесла его к ее
