— Проходите, Елена Васильевна,— сказала мне открывшая дверь Ирочка, на которой было простенькое ситцевое платье, но очень интересного фасона и расцветки — наверняка сама шила.— Моя мама хочет с вами познакомиться.
Я вошла — после улицы мне показалось у них в квартире даже холодно — и огляделась. Вокруг царила нескрываемая, но очень опрятная бедность. Старенькие занавески были выстираны и накрахмалены так, что могли бы стоять на полу совершенно самостоятельно. Нигде ни пылинки, окна и зеркала, хоть и с темными от времени пятнами, сияли чистотой. Стоящий боком большой старомодный зеркальный шифоньер делил комнату на две половины, и в той, что посветлее, судя по письменному столу с книжками и старенькой настольной лампой, жила Ирочка.
— Здравствуйте, Елена Васильевна,— услышала я сзади приятный женский голос и повернулась — из кухни вышла невысокая пожилая седая женщина со следами былой красоты на лице.— Я мама вот этой стрекозы. Она мне все уши про вас прожужжала. Меня Ниной Максимовной зовут.
— Очень приятно. А Ирочка сказала вам, куда и зачем мы едем?
— Конечно. Она мне все всегда рассказывает. А когда вы вернуться собираетесь?
— Во сколько скажете, во столько я ее вам и привезу в целости и сохранности. Часов в одиннадцать не поздно будет? А если мы вдруг задержимся — пробка на дороге или еще что-то,— я вам обязательно позвоню, мне Ирочка телефон ваших соседей дала. А я вам свою визитку оставлю, позвоните мне на сотовый, если нужно будет,— постаралась я предусмотреть все возможные осложнения.
— Ой, Елена Васильевна, вы только, пожалуйста, соседям не звоните. Они рано спать ложатся, и вообще...
— Нина Максимовна, а кто вы по профессии?
— Педиатр,—улыбнулась она.—Я всю свою жизнь врачом в детском доме проработала, у меня в трудовой книжке одна только запись и есть.
— Ага. А соседи которые? Это у них дверь железная навороченная? — она кивнула.— А они вас ночь-полночь не стесняются беспокоить, чтобы укол сделать или давление померить?
— Елена Васильевна, ну не умею я отказывать, если людям моя помощь требуется: и характер, и воспитание не те.
— Хорошо, звонить я вам, а точнее им, не буду, только уж и вы себя не накручивайте, если мы вдруг задержимся. Договорились?
— Договорились,— она кивнула мне и снова улыбнулась.— Знаете... — она замялась.— Вряд ли Павел Андреевич меня помнит, но вы все равно его поблагодарите от моего имени — это ведь он мне помог в свое время на работе остаться. Несколько лет назад меня — я ведь работающая пенсионерка — уволить хотели, а тут он с подарками для детей в очередной раз приехал, увидел лицо мое заплаканное, спросил, чем я так расстроена, ну и попросил директрису, чтобы меня оставили. Так меня, даже когда сокращение большое у нас было, не тронули. А то как бы мы с Иришкой на одну пенсию жили?
— Обязательно передам,— пообещала я и повернулась к Ирочке.—Ты купальник взяла? На целый день ведь едем. Там бассейн есть, поплещешься, позагораешь...
— А что, можно? — обрадовалась она.— Сейчас надену,— и шмыгнула в ванную, а вернувшись, бросилась в кухню.
— Ирочка, ты чего затеяла? — удивилась я, услышав хлопок дверцы холодильника.
— Так вы же, Елена Васильевна, сами сказали, что мы на целый день едем,— отозвалась она.— Вот я сейчас бутерброды быстренько сделаю и яички сварю.
Чувствуя, что на меня нападает безудержный смех, я быстренько повернулась к окну и постаралась успокоиться, созерцая привычную взгляду картину: переполненные мусорные баки во дворе. Потом, ошибочно решив, что уже в силах продолжать этот нелепый разговор, я повернулась и серьезно спросила:
— Ирочка! Ну и как ты себе это представляешь? Две гостьи графа Матвеева будут где-нибудь под кустом в парке давиться сухомяткой или, в лучшем случае, запивать ее водой из фонтана,
— На плане фонтана не было,— растерянно сказала она, появляясь в дверях.
— Теперь есть! — заверила я ее.
— Тогда я сейчас чай заварю и в бутылку перелью... — начала было она, и я, не выдержав, расхохоталась.
— Ирочка! Милый ты мой ребенок! Да после этого меня в «Сосенках» на порог не пустят! Подумай, как оскорбятся хозяева, если к ним гости со своими бутербродами придут?
— Но ведь это вы едете в гости,—возразила она.— А я...
— А ты, дорогая, свой завтрак, обед и ужин честно заработала! Ты копалась в бумагах! Ты нашла для Павла Андреевича документ, о котором он даже не подозревал! Да ты ему такой подарок сделала, что он будет на седьмом небе от счастья! А ты его обидеть хочешь! Со своей закусью прийти! Ты думай, что говоришь-то! Так что забирай с собой этот план, и больше ничего не надо.
— А я об этом как-то не подумала... — Ирочка смущенно потупилась и достала перетянутый черной аптечной резинкой свернутый в рулон лист ватмана.
— Зато я подумала! И об этом и о кое-чем еще! Не хочу пугать тебя заранее, но я собираюсь познакомить тебя с Александром Власовым.
— Каким? Артистом? — и Ирочка, и ее мама, переглянувшись, уставились на меня широко открытыми глазами.
— С ним самым. Он будет у нас здесь фильм снимать, и ему нужен помощник режиссера. В деньгах ты, если и выиграешь, то немного, но, пока ничего лучшего нет, хоть поработаешь среди нормальных людей.
— Спасибо вам большое, Елена Васильевна,— сказала Нина Максимовна.— Только, знаете,— она подбирала слова поделикатнее,— нравы в этой среде несколько своеобразные.
— Не волнуйтесь. За ней Александр Павлович с Чаровым — это артист один — присмотрят, так что бояться за нее не надо. А вот из архива, поверьте мне на слово, ей лучше уйти. И потом — это же не навсегда, а пока что-нибудь получше не подвернется. Вы подумайте об этом, а мы потом еще раз все обсудим.
Уже когда мы ехали в машине, я ее спросила:
— Ты что, маме ничего про архив не рассказываешь?
— Нет, конечно. Она же волноваться будет, переживать.
Ирочка наслаждалась поездкой, ветер из окна трепал ее волосы, она улыбалась ему, подставляя лицо под ласковые и теплые струи воздуха, и тихонько по-французски подпевала Патрисии Каас, кассету с песнями которой я поставила в магнитофон.
— Ирочка, ты что, французский в школе учила?
— Вообще-то английский, но у нас учительница очень хорошая была, Вера Николаевна. Она предложила тем, кто хочет, еще и французский учить, совершенно бесплатно. Сначала нас много набралось, а потом все как-то отсеялись, остались только я и еще одна девочка. Но она все равно продолжала с нами все годы заниматься. Она говорила, что у меня способности к языкам есть,— смущенно, словно извиняясь, сказала Ирочка.
Вот ведь, думала я поглядывая на нее, не побоялась Нина Максимовна родить без мужа в таком солидном возрасте — ей ведь сейчас точно за шестьдесят,— и ничего. И хотя дом их достатком, мягко говоря, не блещет, с первого взгляда понятно, что живут они дружно, любят друг друга, и их бедность им в этом не мешает. Ну да, бог даст, все к лучшему переменится, если, тьфу-тьфу-тьфу, мой план осуществится.
— Ирочка!— сказала я, выключив магнитофон.— Я хочу тебе вкратце рассказать кто есть кто в «Сосенках», чтобы тебе было легче сориентироваться,— и, мельком глянув на внимательно уставившуюся на меня девушку, продолжила: — О Павле Андреевиче, я думаю, говорить ничего не надо. Здесь и так все ясно. Его приемная мать Лидия Сергеевна Печерская...
— Как? — удивленно перебила меня Ирочка.— Он приемный ребенок?
— Не совсем. Просто у него было очень непростое детство: его отец рано умер, а мать была женщина крайне... легкомысленная,—я, как мне кажется, подобрала самое мягкое выражение для этой шалавы-алкоголички.— Вот Лидия Сергеевна и взяла его в свою семью, заменив родную мать. Любит ее Павел беспредельно и мамулей зовет. Он даже яхту свою ее именем назвал. Вот так-то! — я посмотрела на притихшую от этих никому не известных подробностей Ирочку и решила быстренько сменить тему, пока она от сочувствия к Павлу не начала носом шмыгать.— А сейчас в усадьбе живет Александр Павлович Власов, жених Лидии Сергеевны. Ну, о нем и так вся Россия знает. Дальше идут их дети...
