– Думаю, знают. Ведь «жучки» уже стояли в вашем доме, когда звонила Виктория Яковлевна, мы их еще не нашли.
– Что же теперь будет?
– Отдохните, Даниил Олегович, – сказала Мокрицкая, поднимаясь со стула. – Вы неважно выглядите. А что будет – покажет будущее. До свидания.
Никаких обещаний! Зря деньги платит, что ли? После их ухода Даниил Олегович ринулся к шкафчику за транквилизатором, успокоительным и сосудорасширяющим в одном пол-литровом пузырьке. Водка всегда спасала русского человека в стрессовых ситуациях, выпьешь – и чувства со страхами притупляются. Мда, столько он давно не пил, лишь в юности, но ради удовольствия – это разница.
Альбина помогала убрать последствия скромного банкета, а Роман отправился поставить машину в гараж, затем вернулся к выставочному залу на такси, попросил водителя подождать.
– Быстро вы управились, – заметила Альбина.
– Живу недалеко, – сказал он. – Ну что, поехали?
– Учтите, я прожорливая.
– А по фигуре не скажешь.
Она подхватила сумку и букет, попрощалась с теми, кто остался, и… Честно сказать, не ожидала от себя, что отправится в ресторан с человеком, о котором заранее составила нелестное мнение. Что-то изменилось в ее отношении? Наверное. По рассказам подруги Альбина представляла великовозрастного инфантила, слегка глуповатого и невежественного. На деле Роман серьезен, как профессор, открыт и закрыт одновременно. Под открытостью Альбина подразумевала откровенность в высказываниях, что не всякий человек себе позволяет. А закрытость во всем, он непонятный и непредсказуемый. Что еще изменилось? Ничего. Просто чертовски приятно получать букеты в подарок, приятно внимание, к тому же Альбину давно никто никуда не приглашал. В общепринятом смысле на работу она не ходит, изредка вертится в узких профессиональных кругах, успевших надоесть до смерти, бойфрендами обзавестись было негде. О замужестве не думала, потому что некогда, вся энергия тратилась на производство батика, Альбина не страдала из-за отсутствия мужчины… разве что иногда хотелось бы видеть рядом человека, который если не боготворит, то хотя бы делает вид. Роман воспринимался не как перспектива на будущее, как небольшое приключение перед новой дистанцией – до следующей выставки.
Он привез ее в очень маленький ресторан с шестом посередине, столы стояли по кругу, почти все были заняты. Оказалось, столик Роман забронировал по телефону, как только Альбина согласилась поужинать с ним.
– Мне кажется, я способна съесть все, – изучая меню, призналась она.
– Попробуйте. А я закажу мясо по-мексикански, здесь отлично его готовят.
– Тогда и мне мексиканское блюдо.
– Предупреждаю: очень острое.
– А я не люблю преснятину.
Разумеется, салаты и бутылку вина тоже заказали, еще Роман попросил принести рыбное ассорти. Выпили за открытие вернисажа, Альбина поначалу увлеклась только едой, чуть позже заметила, что он не ест, а разглядывает ее, будто на выставке. Про себя она рассмеялась, так как впервые столкнулась с подобным явлением: обычно люди изучают объект украдкой.
– Что вы так смотрите? – сказала она, посмеиваясь. – Не видели голодную женщину?
– Вы ведь знаете, что красивая, зачем же спрашивать?
– Наверное, я должна смутиться.
– Не стоит. А кто дама в песце?
– Художник. Очень востребованная. Пишет маслом, делает интерьеры в домах. Она вам понравилась?
– Нет. Младшая сестра Бабы-Яги.
– Как-как?! – хохотнула Альбина, вытаращив глаза. – Вы, Роман, несправедливы. У нее огромное количество обожателей, доказательство тому – три развода за плечами.
– Три развода доказывают, что она сумела обмануть мужиков. Альбина… – Роман подался к ней корпусом, уложив локти на стол. – Вы хорошо помните Эдгара? Я имею в виду его внешность.
– Ах, вот в чем дело, – рассмеялась она. – Так бы сразу и сказали, а я уж подумала…
– Вы правильно подумали, но об этом позже.
Ничего себе намек. Она-то пошутила, а он всерьез и сразу в лоб… почти в лоб. Альбина решила вернуться к заданной теме, а то неизвестно куда приведет ее шутливость и его серьезность:
– Я хорошо помню Эдгара.
– Нарисовать сможете?
– Вообще-то, я не портретист, но, думаю, смогу. Вам прямо сейчас? К сожалению, не на чем.
Роман жестом подозвал официанта:
– Лист бумаги и карандаш.
– Достаточно бумаги, карандаш у меня есть, – сказала Альбина.
Пока официант нес бумагу, она рассматривала, точнее – анализировала своего спутника. Как иногда интересно замечать в человеке нюансы поведения и выстраивать по ним его характер. Жест, каким Роман подозвал официанта, повелительный, без права отказа. Он сначала поднял руку, глядя в сторону официанта, когда мальчик его заметил, опустил указательный палец вниз, мол, ступай сюда и немедленно. Это характерный жест для тех, кто привык к беспрекословному подчинению, не дающих поблажки никому, жест уверенных в себе людей. Вот что сокрыто в Романе Данииловиче, а на первый взгляд простак простаком, эдакий Ванька или Емеля.
Тем временем на площадку посередине вышла танцовщица в шальварах, плотненькая, хорошенькая. Арабская мелодия зазвучала диссонансом атмосфере, ибо ресторан без восточного налета, а танец живота предоставили.
– О, здесь и развлечения подаются, – изумилась Альбина.
– Главное веселье впереди, если повезет, – сказал Роман. – Поэтому я и привез вас сюда.
– А что за веселье? И почему должно повезти?
– Если скажу, то не получится неожиданности.
Принесли бумагу, Альбина достала из сумочки карандаш и взяла его в зубы. Отодвинув тарелки к Роману, она приподняла край скатерти, освободив от нее стол, уложила лист и начала черкать карандашом. Роман невольно вытянул шею, желая видеть, что получается, но и Альбина, сосредоточенная на бумаге, наклонившая голову слегка набок и закусившая нижнюю губу, его интересовала не меньше. Азарт, появившийся в ее лице, от которого запылали щеки и засверкали глаза, приворожил Романа.
– Чего сидите? – усмехнулась Альбина, взглянув на него. – Наливайте.
Он очнулся, налил в бокалы, она не чокнулась с ним, а, отпив глоток, продолжила черкать по листу. Наконец Альбина взяла лист и протянула его Роману, который тут же углубился в рисунок:
– Анфас и профиль. Но прошло два года, возможно, он изменился. – Роман не реагировал на ее комментарий. Она опустила скатерть, вернула тарелки. – Я могу продолжить ужин?
– Угу, – только и сказал он.
Принесли мясо, первый же кусок обжег рот, Альбина часто задышала, помахивая ладошкой.
– Что такое? – не понял Роман, но она была не в состоянии сказать ни слова. Он схватил бутылку минеральной, налил воды и протянул ей. – Выпейте. Я же предупреждал.
– Вы не сказали, что к этому блюду надо требовать огнетушитель, – выговорила раскрасневшаяся Альбина, запивая жжение во рту водой. Роман расхохотался. – Вам смешно?
– Извините, мне действительно смешно. У вас слезы катятся…
Тем же жестом он подозвал официанта и попросил принести фирменное мясо, после чего снова увлекся рисунком, тогда как она вытирала платочком размазавшуюся тушь. Длинный арабский танец со всеми положенными качаниями бедер и попрошайничеством, когда в лиф или трусики танцорки совали купюры, закончился. Зазвучала обычная ресторанная музыка, к Альбине подошел мужчина и пригласил на танец. Не взглянув на него, Роман вяло бросил:
– Она не танцует.
Несолоно хлебавши, мужчина вернулся за свой столик, Альбина задохнулась от возмущения:
– Это почему же я не танцую? Тогда сами приглашайте. А то сидите, уперлись в портрет и командуете.
– Я могу наступить на ногу, – предупредил Роман, вставая.
Он подошел к ней, протянул руку, Альбина выдохнула злость и приняла приглашение. Ростом она вровень с Романом, так что их лица оказались нос к носу. Ванька Ванькой, а глаза у него умные и просто рентгеновские, так и просвечивали Альбину насквозь, до неловкости, которую она обратила в шутку:
