Но сейчас, на исходе гебридской зимы, гнуса не было. Только ветер шелестел мертвой травой да небо плевалось дождем. Я увидел быстро приближающиеся огни раньше, чем осознал, что это фары микроавтобуса, который едет со стороны Кросса. Около поворота к школе он, замигав аварийными огнями, остановился и выпустил детей из Кробоста: Маршели, Артэра и Калума. После того как автобус уехал, они еще постояли немного, разговаривая. А потом Артэр и Калум поспешили к дороге на Кробост, а Маршели двинулась по направлению к Мелнесу. Я подождал еще минуту, посасывая леденец и наблюдая за идущей по дороге девочкой. Отсюда она казалась крошечной и какой-то одинокой. Трудно объяснить, почему я так подумал: ее походка, каждый шаг были какими-то тяжелыми, безрадостными. Меня вдруг охватила необъяснимая жалость, захотелось спуститься с холма, крепко ее обнять и извиниться. Извиниться за то, что ревновал и сделал ей больно. И все-таки что-то меня сдерживало. Возможно, та скованность в проявлении чувств, что преследовала меня всю жизнь.
Маршели почти скрылась из виду, потерявшись в зимней мгле, когда что-то заставило меня забыть природную сдержанность и броситься вниз с холма ей вдогонку. Я, неуклюже спотыкаясь и размахивая для равновесия руками, бежал в своих сапогах по хлюпающей пустоши. Перелезая через забор, я порвал штаны о колючую проволоку и распугал овец. Но вот наконец я выбрался на дорогу и поскакал за девочкой. Когда я все-таки догнал ее, я тяжело дышал, но она так и не обернулась. Мне оставалось только гадать, видела ли она, что я наблюдал за ней с холма. Некоторое время мы с Маршели шли молча. Когда я отдышался, то сказал:
— Ну, как все прошло?
— Танцы?
— Да.
— Это было ужасно. Артэр впал в панику, когда увидел полный зал людей. Он не выпускал из рук ингалятор и даже выйти на сцену не смог. Так что нам пришлось танцевать без него. Но все было безнадежно! Мы же тренировались вшестером, и впятером танцевать просто не получалось. Никогда больше не буду плясать!
Я чувствовал удовлетворение, граничащее с эйфорией, но постарался, чтобы мой голос звучал мрачно:
— Это досадно.
Она бросила на меня быстрый взгляд, подозревая, что это сарказм. Но вид у меня был расстроенный, то есть вполне уместный для ситуации.
— Да ладно! Мне все равно не нравилось. Танцы — для глупых девчонок и слабых мальчишек. Я и в кружок пошла только потому, что мама сказала.
Мы снова замолкли. Я уже видел огни фермы Мелнес в лощине впереди. Идти домой мне пришлось бы в кромешной тьме, но мать всегда заставляла меня носить в портфеле фонарик. Зимой даже днем бывает темно, поэтому неизвестно, когда он может пригодиться. Мы немного постояли у белых ворот.
В конце концов Маршели спросила:
— Почему ты перестал провожать меня после школы?
— Я думал, тебе больше нравится ходить с Артэром, — ответил я.
Она смотрела на меня. Ее голубые глаза пронзали тьму, и я почувствовал какую-то слабость в ногах.
— Артэр меня раздражает. Он меня кругом преследует. Даже в танцевальный кружок пошел, потому что я там занимаюсь!
Я не знал, что на это сказать. Но тут она добавила:
— Он просто глупый мальчишка. На самом деле мне нравишься ты, Фин.
И перед тем как развернуться и убежать по дороге к дому, она быстро поцеловала меня в щеку.
Я долго стоял в темноте, все еще ощущая нежность и теплоту ее губ в том месте, где они коснулись моей щеки. Но когда я дотронулся до лица пальцами, магия рассеялась. Я развернулся и побежал к дороге Кросс-Скигерста. С каждым вдохом счастье и гордость наполняли меня. Дома меня ждали крупные неприятности, но в тот момент мне было все равно.
Маршели отвернулась от раковины, когда Артэр вошел на кухню. В ее глазах был гнев, на губах — готовые сорваться слова упрека. Но тут она увидела, что ее муж пришел не один. Фин еще не успел шагнуть под свет лампы, так что женщина видела только тень за спиной Артэра.
— Прости, что так поздно. Я встретил в городе друга, он подвез меня домой. Я подумал, ты захочешь его видеть.
Фин вошел на ярко освещенную кухню, и на лице Маршели отразился шок. Сразу вслед за шоком пришло смущение: она быстро вытерла о фартук руки, красные после мытья посуды, потом машинально убрала волосы с лица. Маршели была еще молодой женщиной; казалось, она просто перестала ухаживать за собой. Как будто до сегодняшнего дня ей было все равно, как она выглядит в глазах других.
— Привет, Маршели, — Фину казалось, что его едва слышно.
— Привет, Фин.
Было грустно слышать, как женщина произносит имя, которое сама дала ему столько лет назад. Фин словно понял, что навсегда потерял что-то важное. Тем временем смущение Маршели быстро превращалось в замешательство. Она оперлась спиной о раковину и сложила руки на груди, приняв защитную позу.
— Что привело тебя на остров? — вопрос казался будничным, и никакой скрытой горечи в нем не было.
За Фина ответил Артэр:
— Он расследует убийство Ангела Макритчи.
Маршели кивнула, но дальнейшего интереса к теме не проявила.
— Ты здесь надолго?
— Вряд ли. День-два, не больше.
— Что, ты так быстро поймаешь преступника? — хмыкнул Артэр.
Фин покачал головой:
— Как только станет понятно, что связи с эдинбургским делом нет, меня могут отправить домой.
— А ты думаешь, связи нет?
— Пока не похоже.
Маршели слушала мужчин без особого любопытства; она внимательно рассматривала Фина.
— Ты не изменился.
— Ты тоже.
Она рассмеялась, в ее взгляде читалось неподдельное веселье.
— Ты все так же плохо врешь.
Они помолчали. Фин стоял в дверях и, похоже, задерживаться не собирался.
— Ты ужинал?
— Я поем рыбы в Сторновэе.
— Ну да, конечно! — проворчал Артэр. — Когда ты вернешься, все будет закрыто.
— Я испекла киш, — сказала Маршели. — Его разогревать пятнадцать минут. Я ведь никогда не знаю заранее, когда придет Артэр.
— Точно, — тот закрыл за Фином дверь. — Старый добрый раздолбай Артэр. Поздно он придет или рано? Пьяный будет или трезвый? С такими вопросами жизнь интересней. Да, Маршели?
— Иначе жить было бы скучно, — ровным голосом ответила она. Фин не нашел в ее словах никакой иронии. — Я приготовлю картошку.
— Пойдем выпьем! — Артэр провел бывшего друга в маленькую гостиную. Громоздкая мебель и тридцатидвухдюймовый телевизор делали ее еще меньше. Телевизор работал с выключенным звуком; из-за помех и слишком яркой цветопередачи смотреть его было почти невозможно, к тому же показывали какую-то ужасную телеигру. Занавески в гостиной были задернуты, в камине горел торф, что делало комнату уютнее.
— Садись, — Артэр открыл отделение серванта, заполненное бутылками. — Что будешь пить?
— Спасибо, ничего, — Фин сел и попытался разглядеть, что происходило на кухне.
— Ну выпей что-нибудь! Для аппетита!
Фин вздохнул. Понятно, что от выпивки не отвертеться.
— Ладно, только немного.
Артэр налил две большие порции виски, передал одну бывшему другу.
— Сланге! — он произнес тост по-гэльски.
— Сланге ва! — Фин сделал глоток, Артэр разом выпил полстакана. Дверь позади Фина открылась, и хозяин дома поднял голову. Фин обернулся — в дверях стоял подросток лет шестнадцати-семнадцати. Худощавый, не очень высокий, примерно пять футов десять дюймов. Соломенные волосы, коротко подстриженные по бокам, на макушке были уложены гелем в подобие игл, как у дикобраза. В правом ухе висела серьга. Одет подросток был в джемпер с капюшоном, мешковатые синие джинсы и белые кроссовки. А глаза голубые, как у матери… Довольно милый юноша.
— Поздоровайся с дядей Фином, — велел Артэр. Фин встал и пожал мальчику руку. Рукопожатие вышло крепким; глаза, так опасно похожие на материнские, смотрели прямо.
— Привет.
— Мы назвали его Фионлах.
Фин обернулся и увидел, что Маршели стоит в дверях кухни. Она была бледной, а теперь разрумянилась. Полицейский был поражен, услышав собственное имя. Он снова посмотрел на подростка. Неужели того назвали в его честь? Хотя с чего бы? Это имя часто встречается на острове.
— Рад познакомиться, Фионлах.
— Ты будешь есть с нами? — спросил Артэр.
— Он уже поел, — прозвучал голос Маршели.
— Тогда он может выпить с нами.
— Я все еще пытаюсь разобраться с компьютером, — сказал Фионлах. — По-моему, там проблемы с материнской платой.
— Обрати внимание — с материнской! — заметил Артэр. — Отцовской платы не бывает. От матерей всегда одни неприятности. — Он повернулся к сыну. — И что это значит?
— Возможно, она сломалась.
— И ты не сможешь ее починить?
Фионлах потряс головой:
— Нет, ее придется менять. А это может стоить столько же, сколько новый компьютер.
