— Ну, как поживаешь?
— Как видишь, — она устало улыбнулась и начала есть. — Артэра можно не ждать. Вероятно, он надолго.
Фин тоже принялся за еду. Маршели все смотрела на него.
— А ты как поживаешь?
Он пожал плечами:
— Могло быть и хуже.
Она грустно покачала головой.
— А ведь мы хотели изменить мир!
— Мир — как погода, Маршели: его нельзя изменить. И перекроить нельзя. Скорее он тебя перекроит.
— А ты все такой же философ, — внезапно женщина потянулась через стол и погладила его по щеке кончиками пальцев. — Ты все еще очень красивый.
Неожиданно для себя Фин покраснел и засмеялся, чтобы скрыть смущение.
— Это я должен делать тебе комплименты.
— Ты никогда не умел врать. И вообще, это ты всегда был красавчиком. Когда я увидела тебя в школе, в первый день, я подумала, что никогда таких красавчиков не видела. Почему, думаешь, я села рядом с тобой? Ты не представляешь, как мне все девочки завидовали!
Конечно, Фин не представлял. Он ни на кого, кроме Маршели, не обращал внимания.
— Если б я тогда знала, какой ты негодяй, нам обоим было бы гораздо проще.
Женщина положила в рот еще кусок киша и улыбнулась. Тот же изгиб уголков рта, который Фин так хорошо помнил, те же ямочки на щеках и хитринка в глазах…
— Я был прав, — сказал он. — Ты совсем не изменилась.
— Изменилась! И гораздо сильнее, чем кажется. Давай не будем об этом, — Маршели задумалась. — Я часто вспоминала о тебе. Думала, как ты живешь… Вспоминаешь ли меня…
— Я тоже вспоминал тебя, — Фин улыбнулся, склонив голову набок. — Я до сих пор храню твою записку. — Женщина нахмурилась: казалось, она не понимает, о чем речь. — Я получил ее перед праздником в честь окончания начальной школы. Ты подписалась «Девочка с фермы».
— О боже! — рука Маршели метнулась ко рту. Видимо, воспоминание все же вернулось из дальнего уголка памяти. — Ты все еще хранишь ее?..
— Она немного испачкалась и потерлась на сгибах, но я ее берег, как мог.
— Что ты берег? — Артэр вошел на кухню, тяжело опустился на стул и стал есть. Чувство общности между Маршели и Фином сразу исчезло. — Ну?
Фин собрался с духом, чтобы солгать.
— Фотографию седьмого класса начальной школы, — он поднял глаза и увидел, что Маршели не смотрит на него.
— Я помню ее, — сказал Артэр. — Она единственная, на которой меня нет. Я тогда болел.
— Да, точно. У тебя за день до этого был сильный приступ астмы.
Артэр снова набил рот.
— Я тогда чуть не умер. Это могло плохо кончиться, — он посмотрел на соседей по столу, усмехнулся. — А может, так было бы лучше для всех нас? — и сделал глоток виски. Фин заметил, что он опять наполнил стакан. — Ну? Никто не скажет: «Артэр, если бы ты тогда умер, это было бы ужасно. Наша жизнь стала бы совсем другой»?
— Это чистая правда, — заметила Маршели, и муж коротко взглянул на нее.
Дальше ели в молчании. Наконец Артэр оттолкнул пустую тарелку.
— Тебе надо еще выпить! — сказал он, заметив опустевший стакан Фина.
— На самом деле мне пора, — Фин поднялся, вытирая губы бумажной салфеткой.
— Куда это ты?
— Обратно в Сторновэй.
— Как ты поедешь?
— Вызову такси.
— Не будь идиотом! Потратишь кучу денег. Оставайся у нас, а утром я отвезу тебя в город.
Маршели встала и убрала со стола пустые тарелки.
— Я постелю в гостевой комнате.
Когда Маршели вернулась, Артэр уже отвел Фина в гостиную и заново наполнил стаканы. По телевизору теперь показывали футбол, звук все еще был выключен. Артэр уже порядочно набрался; язык у него заплетался, глаза были полузакрыты. Он пересказывал случай из детства, какое-то происшествие с велосипедом, о котором Фин не помнил. Полицейский сказал, что хочет разбавить свой виски, а когда пошел на кухню за водой, вылил полстакана в раковину. Теперь он сидел сгорбившись и жалел, что так легко согласился остаться у Артэра. Когда вошла Маршели, он радостно поднял голову, надеясь на спасение от неловкой ситуации. Но молодая женщина выглядела усталой. Она взглянула на Артэра со странным, каким-то покорным выражением лица — возможно, это было смирение — и зашла на кухню выключить свет.
— Я иду спать. Посуду вымою утром.
Фин очень огорчился. Он встал, когда она выходила из комнаты:
— Доброй ночи.
Она на секунду остановилась в дверях и посмотрела гостю в глаза.
— Доброй ночи, Фин.
Когда дверь за ней закрылась, Артэр сказал:
— Хорошо, что она свалила! — он постарался сфокусировать взгляд на Фине. — Знаешь, если бы не ты, я бы ни за что на ней не женился.
Его ядовитый тон резанул по ушам.
— Что за глупость? Ты гонялся за Маршели с первого дня в школе.
— Я бы ее даже не заметил, если бы она так в тебя не вцепилась. Она мне была не нужна. Я просто хотел, чтоб она от тебя отстала! Ты был моим другом, Фин Маклауд. Мы с тобой дружили с тех пор, как научились ходить. А она в первый же день решила отнять тебя у меня! Поссорить нас! — он засмеялся неприятным, горьким смехом. — Эта сучка до сих пор это делает! Думаешь, я не заметил помаду? И тушь? Думаешь, она это ради тебя? Ну не-ет! Так она показывает мне, кто есть кто. Она знает, что я все увижу и пойму, зачем она это сделала. Ради меня-то она давно уже не красится!
Фин был потрясен. Он не знал, что ответить — просто сидел со стаканом виски в руках, ощущая, как он нагревается. Торф понемногу прогорал в камине. Казалось, воздух в гостиной стал холоднее; это помогло гостю принять решение. Он залпом допил виски и встал:
— Я думаю, мне лучше пойти спать.
Но Артэр даже не взглянул на него. Он смотрел как будто в глубину своего затуманенного алкоголем сознания.
— А знаешь, что самое идиотское?
Фин не знал и не хотел знать:
— Увидимся утром.
Артэр склонил голову набок, прищурился…
— Он даже не мой.
У Фина свело живот. Он замер на месте:
— Ты о чем?
— Фионлах, — пробормотал Артэр. — Он не мой сын.
Обои в гостевой комнате недавно покрасили в белый с оттенком розового или, может, персикового. Занавески были новые, ковер тоже. Потолок покрасили белой матовой краской. Но упрямое пятно все равно проступило на нем. Оно по-прежнему напоминало летящую олушу. Трещина в штукатурке тоже никуда не делась, она пересекала и пятно, и карниз. Треснувшую раму заменили новой, двойной, а к стене, где стоял стол мистера Макиннеса, придвинули двуспальную кровать. Полки в книжном шкафу все еще стонали под тяжестью тех самых книг, которые Фин помнил по долгим урокам математики, английского и географии. У книг были загадочные, экзотические названия: «Слепец в Газе», «Дело блондинки с подбитым глазом», «Парни есть парни», «Смеддум». А имена авторов — и того загадочнее: Олдос Хаксли, Эрл Стэнли Гарднер, Льюис Грассик Гиббон… Кресло мистера Макиннеса стояло в углу, обивка подлокотников была вытерта до блеска локтями бывшего хозяина. Бывает так, что люди оставляют материальные следы, которые долго не исчезают после их смерти.
Фина переполняла грусть; впрочем, он быстро понял, что грусть — не совсем подходящее слово. На него как будто давила какая-то тяжесть, пригибая его к земле и мешая дышать. Комната казалась темной и неприятной, а сердце частило, как будто от страха. Страх света… Он выключил лампу. Нет, страх темноты! Фин снова включил лампу и понял, что его трясет. Он пытался вспомнить что-то, о чем ему напомнили слова Артэра, или его косой взгляд, или горечь в его голосе. Полицейский заметил складной карточный стол, за которым он провел столько времени, готовясь к экзаменам. Вот и пятно от кофе, похожее на Кипр… Фин почувствовал, что обливается потом, и снова выключил свет. Остались только стук сердца и шум крови в ушах. Перед закрытыми глазами вставала красная пелена.
Разве Фионлах может быть его сыном? Почему Маршели не сказала ему, что беременна? Если она это знала, как могла выйти за Артэра? Господи! Как хочется закричать и проснуться дома, рядом с Робби и Моной! В той жизни, которую он считал своей всего месяц назад.
Фин услышал сердитые голоса за стеной и замер, пытаясь расслышать, о чем идет речь. Но слова тонули в толще кирпича, до гостя долетали только интонации. Ярость, боль, обвинение, отрицание… Хлопнула дверь, а затем — тишина.
Фин задумался: слышал ли это Фионлах. Или он уже привык к такому? Возможно, его родители ругаются каждый вечер. А может, сегодня особенный день? Ведь сегодня на свободу вырвался секрет и теперь летал среди живых, словно привидение. Или Фин просто последним обо всем узнал? Последним почувствовал, как холодные пальцы тайны переворачивают с ног на голову знакомый ему мир?
Наступил июль. К тому времени я окончил школу и сдал все экзамены. Осталось дождаться результатов, чтобы узнать, примут ли меня в Университет Глазго. Это было последнее лето, что я провел на острове.
