- Так вот, Жека, я не рискую. Имени мента ты не знаешь. И не узнаешь никогда. А деваться тебе от меня все равно теперь некуда. Ну не попрешься же ты в самом деле на завод болванки точить! Твое место в бригаде. И я тебе его предлагаю. Ты же без войны не можешь.
- Могу! - крикнул я в ответ. - Осточертело все! Тишины хочу!
- Во разорался! - лишь усмехнулся в ответ Костыль. - Мне кто-то рассказывал, что солдаты, участвовавшие в боевых действиях, потом не могут устроиться в мирной жизни. Их тянет убивать. Синдром войны это называется. Вот так и ты не сможешь жить в тишине. И не спорь со мной. Я не случайно у тебя еще в доме Конопли спросил, почему ты пошел к Вадику, а не на завод. Ты жить не можешь без адреналина в крови. И вот это, - он ткнул пальцем в лежащий на моих коленях автомат, - единственное, что ты умеешь делать профессионально. У тебя есть что возразить?
- Я не соглашусь идти к тебе в бригаду.
- Согласишься. Тебе еще нужно Сашку найти. Без моей поддержки ты не сможешь этого сделать. А даже если и найдешь, с Коноплей теперь будет значительно труднее сладить. Он загнан и взбешен. А бешеная собака очень опасна, поверь мне.
- Если Сашка-с ним, он сам на меня выйдет и, прикрываясь ею, все-таки попробует меня убить.
- И убьет, если ты дураком окажешься и отвергнешь мое предложение.
- А если я все же откажусь, ты ведь сам убьешь меня, скажи правду?
- Нет, Женя. Ты сам себя убьешь. Попомни мое слово - полезешь на рожон, выручая свою девочку. И ничем хорошим для тебя это не кончится.
Жорик пристально посмотрел на меня, и я понял, что он, если ему это понадобится, приговорит, не моргнув глазом, кого угодно. И выбора у меня в очередной раз не оставалось. Идти к ментам? И Сашке не помогут, и меня расстреляют. Отказать Жорику - тоже крышка. А может, выкручусь?
- Костыль, я могу немного подумать?
- Я не тороплю. Думай...
- Спасибо, - поблагодарил я. А Костыль добавил:
- ...Пока едем. Дорога длинная.
А дорога от Зеленогорска до Питера не такая уж длинная. Как и вся моя бестолковая жизнь. И сколько той жизни осталось?..
Глава пятая
НА КОНТРОЛЕ
- Господя! Да чаво же ты творишь, нехристь окаяннай! Да чтоб у тебя руки отсохли! Охолонись, ирод!
- Отвали, дед! Зашибу!
- Я те зашибу! Ишь, чаво удумал! Иуда ты!
- Уйди, говорю! Без тебя тошно!
Дед Матвей бегал вокруг меня, ругаясь на чем свет стоит. Хватал меня за руки и пытался оттянуть в сторону. С каждой секундой темперамент его все возрастал. К тому моменту, когда он решился-таки произнести самое изысканное свое ругательство, частота его телодвижений была сравнима разве что с электровеником.
- Шланг ты непутевый! - тявкнул дедок и устало опустился на днище перевернутой лодчонки.
А я тем временем столкнул красную "ауди" с крутого бережка в озеро. Машина чуть качнулась на встревоженной водной глади и, словно захлебываясь, пошла ко дну.
- Чаво ж ты натворил, скаженный! - сокрушался старикан, хватаясь руками за свою кудлатую голову. - Как жа мне теперича перад Лехай отбрехатися? Чаво ж я скажу яму-у-у?..
Я подошел к деду и увидел, что тот плачет, по-прежнему сидя на своей лодке и раскачиваясь из стороны в сторону. Я обхватил его седую голову, прижал к себе. Матвей старался вырваться, но я не давал ему этого сделать до тех пор, пока он не успокоился.
- Ну пошто ты машину Лешкину утопил? - поднял на меня дед выцветшие заплаканные глаза. - Ведь вернется он, спросит с меня. А чаво я скажу яму?
- Не вернется, - ответил я.
- Уехал куда али занеможило чаво? - захлопал дед ресницами, начиная догадываться, что я принес ему тяжкую весть.
- Слышь, дедусь, - начал я осторожно, - ты только держи себя в руках. Сиди-сиди. - Дед хотел подняться, но я вновь усадил его на ребристое днище.
- Где Леха-то? - севшим голосом спросил он, не сводя с меня глаз. И глаза его говорили: ты не пугай, парень, все ведь обойдется, правда?
- Умер Леха,- потупил я взгляд;- Убили его.
- Слухай, ты чаво, шуткуешь? - Деду все же удалось встать.
- Нет, дед. К сожалению, это правда. Вчера ночью он погиб.
- Господя! Да на кой я вас туда повез?! Да чаво ж это творится?! - Больше дед не сказал ничего. Он молча ходил вокруг своей избушки и тихо всхлипывал.
Решив ему не мешать, я присел в сторонке на пенек и покуривал. Приехал сюда лишь с одной целью: уничтожить все следы пребывания здесь Лешки Звонарева. Что менты, что бандиты Конопли - если пронюхают, замучают старика. Пусть хоть он в стороне останется от этого кошмара.
Сидя так, я вспоминал минувшие события и не мог поверить, что за несколько дней со мною произошло столько страшного. Но что я? Сашка не найдена. Конопля утащил ее невесть куда. Жива ли? О плохом думать не хотелось, но дурные мысли сами лезли в голову. В горестных раздумьях я не заметил, как подошел старик.
- Слухай сюда, шланг непутевый. Пойдем-ка в хату, помянем Лексея по русскому обычаю.
Мы пили с ним дешевую вонючую водку и закусывали вяленой рыбой, отдирая куски зубами прямо от тушки. На грубо сколоченном столе стоял наполненный граненый стакан, покрытый сверху куском ржаного хлеба.
Я рассказал деду Матвею обо всем, что произошло той ночью в особняке на другом берегу озера.
- Ox, Лексей! - вздохнул дед, и глаза его увлажнились. - Ён мне за сынка, почитай, был. Водку вон таскал, папиросы. Сетку подарил знатную. Ох, Лексей! Я сразу так и подумал, что неладное стряслось, когда на зорьке моторку на воде услыхал. Ну, думаю, бегёть от того берега ктой-то.
- Что за моторка?! - встрепенулся я.
- Моторка как моторка, - махнул дед рукой. - Мужик в ей драпал с того бережку. Ентот, как его, Витек!
- А ты что ж, знаешь его? - окончательно обалдел я.
- Кто ж его тута не знаить? - удивился дед.- Мне жа тады Лексей так и сказал: бабу поедем воровать у Витька, невесту дружковую. Твоя невеста, что ль? - Дед закурил "беломорину".
- Моя, дед, - выдохнул я. - Ты давай говори быстрее, с ним в моторке еще кто-нибудь был?
- Кажись, был ктой-то. Но я не рассмотрел. Лежал ктой-то в лодке связанный.
- Мужик лежал или баба?
- Да говорю жа - лежал! Не разглядеть было.
- Ну, потом что? Куда они потом пошли?
- А я знаю? - развел руками дедок. - Они не здеся чалились. Правее. У моей хаты, кто драпаить, не притыкается. Ко мне жа милиция захаживат. Бздють все. Опять жа причал какой - сам видишь. Обрыв форменный. Не кажный смогёт. Тута изловчиться, присноровиться надотить.
- Давно милиция-то была? - испугался я за то, что менты могли видеть здесь оставленную Лешкой машину, которую я только что утопил.
- Да ты не боись. Я не лыком шит. Чужака за версту носом чую. И не было почитай как шесть днёв никого.
- А там, где они причалить могли, дорога есть? Куда ведет?
- Да ты чаво, захмелел совсем? Тута жа одна дорога - на Ленинград!..
Я приехал из Зеленогорска в Питер к вечеру. В ночном клубе меня ждал Костыль. То, что он не в духе, было видно, как говорится, невооруженным глазом. Жорик сидел за столом в той самой комнате, обшитой финской фанерой и устеленной синтетической соломой. Он был хмур и сделал вид, что не заметил моего появления, чересчур внимательно рассматривая давнишний шрам на кисти своей левой руки. Но я знал: Костыль ждет именно меня. Еще при входе старший смены охраны протараторил:
- Где шляешься? Михалыч четыре раза спрашивал.
- Зачем?
- Иди в гостевую. У него и спросишь. Я вошел в комнату и присел за столом напротив.
Жорик продолжал хмуриться и молчать.
Еще вчера по приезде в Санкт-Петербург Костыль повторил свой вопрос-предложение:
- Ну так что, идешь ко мне?
До конкретики в делах дойдет, думаю, не сразу. И согласился. Мне ведь главное - пока в ящик не сыграл, Сашку разыскать и освободить.
- Сколько платить будешь? - спросил только. А Жорик в ответ разоржался, словно застоявшийся мерин. И шофер его решил подхихикнуть. Я взглядом его одарил соответствующим. Враз улыбку с хари смело. Вообще, я умею так посмотреть, что сразу становится понятно: Борис, ты не прав.
А сейчас вот Жорик за столом сидит передо мной и делает вид, что не замечает. С чего бы вдруг?
- Что-то не так?
Он оторвал взгляд от своей руки и наконец-то посмотрел на меня:
- Это ты? Все в порядке.
- Чего хмурый?
- Не хмурый. Нормальный.
- Я же вижу, что ты не в себе.
- Тебе показалось.
- Значит, я ослеп!
Мне надоела эта словесная бестолковщина, и скопившееся раздражение как-то само собой вырвалось наружу. Я вообще ненавижу в общении между людьми недосказанность и теперь чувствовал, что Жорик о чем-то умалчивает.
- Так что, я ослеп? - переспросил я, доставая из кармана сигареты и прикуривая.- Ты можешь мне объяснить, что произошло?
- Ну хорошо, - вздохнул Жорик. - Где ты был весь день?
- Я обязан отчитываться?
- Обязан!!! - рявкнул Костыль и прихлопнул левой ладонью по столу. Да так, что шрам, напоминающий по форме здоровенную кляксу, побелел. - Со вчерашнего дня ты всем мне обязан! И запомни это! Я, слышишь, я теперь отвечаю за тебя, за каждый твой поступок, за каждый твой шаг! Ты теперь мой человек! И попробуй хоть шаг ступить без моего ведома. - Последнюю фразу Костыль произнес, в отличие от всех предыдущих, очень тихо. Я кое-как расслышал ее. - Говори, где был?
