— А почему Шинон?
— Для тамплиеров это знаковое место. В тысяча триста восьмом году, когда был сожжен последний Великий магистр ордена и начались гонения на храмовников, в замке с июня по август находились в заключении несколько тамплиеров. Это что касается истории. А главное — замок очень удобно расположен и его территорию легко контролировать.
— Таня, ты авантюристка! Неужели ты думаешь, что грабители завтра объявятся в Шиноне?
— Объявятся как миленькие. Они уже почуяли запах добычи.
Вечер и утро следующего дня прошли в томительном ожидании. И только в начале четвертого на сайте новостей, который я не закрывала уже сутки, появилось долгожданное сообщение: «Сегодня утром произошло нападение на машину, в которой находилась семейная реликвия первого Великого магистра ордена тамплиеров, его основателя Гуго де Пейна. Машина везла реликвию в замок Шинон, где в торжественной обстановке должна была состояться ее демонстрация участникам собора командорства Верховного рыцарского Ордена Храма Иерусалимского. Трое нападавших благодаря четким действиям охраны, сопровождавшей реликвию, были задержаны и сейчас дают показания. По предварительным данным, они входят в международную преступную организацию, занимающуюся хищением произведений искусства».
— Ну, кто на свете всех умнее? — не скрывая своей радости, спросила я у Анатолия.
— Ты умнее, спору нет, но… — По всему было видно, что он не разделяет мою радость.
— Толя, тебе никто не говорил, что ты зануда? — продолжала веселиться я.
— Нет, ты первая.
— Так и должно быть, потому что я всегда и во всем первая.
— Я не понимаю, чем твоя затея нам поможет и чему ты радуешься. Мы, назвавшись чужими именами, пришли в лицей и расспрашивали там про Алекса. Меня видели в машине у дома Алекса в ночь ограбления. Ты думаешь, что, поймав настоящих преступников, полиция оставит нас в покое и каким-то образом уверует, что мы в этой истории ни при чем.
— Толя, отмазать нас от полиции было одним из моих условий при договоре с тамплиерами.
— Ты думаешь, им это удастся?
— Я в этом уверена. Ждать осталось совсем недолго. Я думаю, что через три фильма про Золушку мы получим какие-то известия.
— Ты собираешься смотреть фильмы?
— Да, потому что гулять по улицам и есть твои любимые макароны еще рано.
И я забила в поисковую строку название первого фильма — «Золушка». Я любила старое кино, и этот фильм Кошеверовой и Шапиро, снятый в далеком 1947 году, смотрела всегда, когда мне надо было скоротать время. Фильмами про Золушку я называли все картины, в которых с главной героиней происходили невероятные события, в результате которых она выходила замуж за принца на белом коне. На этот раз в компанию к «настоящей» Золушке я намеревалась добавить Марию из «Звуков музыки» и Вивиан из «Красотки». Анатолию ничего не оставалось, кроме как присоединиться — сегодня возражений я не принимала. Однако в отличие от меня, которая смотрела с удовольствием и, что называется, взахлеб, Анатолий явно был не в своей тарелке. Ему не верилось, что эта запутанная история вот так просто могла разрешиться и с него будут сняты все подозрения.
Когда красотка получила букетик цветов из рук несравненного Ричарда Гира, я переключилась на новостную ленту, где меня ждало новое сообщение. В нем говорилось, что в машине, на которую напали преступники с целью похитить семейную реликвию де Пейнов, на самом деле ничего не было. Операция в Шиноне была частью разработанного полицией плана по борьбе с организованными преступными группировками, занимающимися кражами произведений искусства. И далее — самое главное: «Французская полиция выражает особую благодарность русскому журналисту-международнику, фамилия которого в интересах дела не называется, оказавшему содействие в задержании преступников».
— Ну, вот как-то так… — подытожила я.
Анатолий был ошеломлен.
— Таня, что ты им пообещала, чтобы они так передо мной раскланялись?
— Я обещала вернуть им реликвию де Пейнов.
— И они тебе поверили? После нескольких слов, которые ты сказала «связному»?
— Я была очень убедительна.
После великого сидения в гостинице началась великая суета по выходу из подполья. Еще на первой встрече со «связным» я оговорила время и место второй встречи, которая должна была состояться на другой день после задержания преступников в то же время и на том же месте. На встрече «связной» сказал мне, что нам с Анатолием надо обратиться к префекту полиции и рассказать все, что мы знаем по делу об убийствах в Париже и в Кассисе. Русский консул уже оповещен, и он тоже будет присутствовать на встрече в префектуре.
«Вот они, люди, облеченные властью, о которых говорилось в предсказании», — подумала я. Мне очень не хотелось встречаться ни с префектом, ни с консулом — всегда и во всем я привыкла решать свои дела самостоятельно, не смешивая личное (а все дела, за которые я берусь, рассматриваются мною как сугубо личные) с общественным. Но этот случай был исключением — надо было снять все подозрения с Анатолия. В противном случае на его карьере журналиста можно было ставить большой жирный крест.
Накануне похода к префекту я продумала все, что собиралась ему рассказать. Само собой разумеется, что о смерти Алекса в далеком русском Тарасове в этом рассказе не было ни слова. Я приехала в Париж по просьбе своей подруги, которая несколько месяцев переписывалась с Алексом, собралась за него замуж, но он внезапно исчез и несколько недель не давал о себе никаких известий. В Париже мне помогал мой друг — Анатолий Аверьянов, с которым мы познакомились еще в Тарасове. И дальше в том же духе. Ничего о преступниках, которые охотились за семейной реликвией де Пейнов, мы не знали. Цепь случайных событий втянула нас в эту историю, из которой мы уже сами не знали как выпутаться. В общем, простите нас, добрые дяденьки, мы так больше не будем.
Анатолий был уверен, что нам не поверят — и какой здравомыслящий человек поверит этому бреду в большую любовь и верную дружбу, но выхода у нас не было, поэтому он обещал во всем меня слушаться и поддерживать мою генеральную линию.
Опасения Анатолия оказались напрасными. Префект и консул, хотя и с некоторым недоверием, внимательно выслушали мою версию событий. Вопросы, которые они задавали, носили, скорее, формальный характер, чем свидетельствовали о желании докопаться до истины. «Молодцы тамплиеры! — не переставала я повторять про себя. — Хорошо поработали. Десять с лишним веков связи нарабатывали».
Тамплиеры действительно поработали хорошо, потому что через час все формальности были улажены и мы вышли на улицу абсолютно свободными людьми, которые могли идти на все четыре стороны. На все четыре стороны мы, конечно, не пошли, а пошли прямо, еще до конца не веря своему счастью. Обычно я сама кого-то преследовала, ловила, передавала в руки полиции или самостоятельно назначала меру ответственности, но в шкуре того самого преследуемого была впервые.
— Виктория, — произнес Анатолий с удовольствием.
— Да, и еще какая! — в тон ему ответила я.
— Бульвар Виктория. Мы вышли с тобой на бульвар, который называется «Виктория», — смеясь, прокомментировал Анатолий.
— Опять эти твои парижские штучки, — не меняя тона, поддразнила я его.
— Я же тебе говорил: Париж — это удивительный город, который иногда отвечает взаимностью. Мне кажется, что это тот самый случай.
— Какой?
— Когда Париж ответил на твою любовь.
— А ты уверен, что я его полюбила?
— А у тебя не было выбора.
— Выбор есть всегда.
— Но не в Париже.
Я сидела в самолете, который направлялся в Москву, и думала об Анатолии, вернее, старалась о нем не думать. Расставание вышло не таким, как мы оба его представляли. Префект, несмотря на свою любезность, настоятельно рекомендовал мне в тот же день покинуть Париж, а Анатолию приступить к своим непосредственным обязанностям журналиста. Поэтому из префектуры Анатолий отвез меня сначала в отель, где я собрала свои вещи, а потом в аэропорт — билет на ближайший рейс уже ожидал меня в кассе. «Молодцы тамплиеры», — в который раз подумала я, но на этот раз это прозвучало не так оптимистично, как в предыдущие. Наскоро попрощавшись — мне все время казалось, что за ними наблюдают, — я пошла в зону контроля, запретив себе хотя бы один раз оглянуться.
И вот теперь я сидела в кресле самолета и представляла, каким мог быть мой последний день в Париже. Картины рисовались одна радужнее другой, но в душе у меня было только пятьдесят оттенков серого. И это черно-белое кино мне порядком уже надоело. «Подумаю об этом завтра», — приказала я себе тоном любимой героини Скарлетт О’Хара. Стюардессы с дежурными улыбками предлагали пассажирам напитки, и я вспомнила свое знакомство с Анатолием.
