Дом, стоящий на земле, дает ощущение уверенности и возможность оставаться для посторонних загадкой. Отсутствие удобств вовсе не тяготило Павла, привыкшего к вонючему сортиру во дворе и налипшим комьям грязи на обуви в дождливое время. Зато простор. Попадая же в квартиру многоэтажки, он заболевал. Мало того, что пространство квартир душит теснотой, низкие потолки прижимают к полу, ко всему прочему, эти соты оторваны от земли, и, попадая туда, ты словно очутился в ловушке без «Exit». Наверное, так и выглядит клаустрофобия.
В больнице и в усадьбе парни устроили дежурство, будто охраняли важного босса. В принципе, он и есть их босс, их вождь, их мозг. Ведь это Гарпун дал им откушать из кубка свободы, свободной от предрассудков и лживых идеалов, дал уверенность в себе, учит пользоваться силой. Он снисходительно разрешает почитать себя, не упиваясь собственным лидерством. Вполне естественно, что за ним тянутся, Павел силен духом и телом, а это привлекает тинов и парней постарше. Он не имеет привычки открыто веселиться, быть бесшабашным, что называется – отрываться. Редко губы Гарпуна разъезжались в кривой усмешке, лидер должен оставаться неизменно серьезным, рассудительным и трезвым, что внушает к нему дополнительное уважение. Из вредных привычек пристрастился лишь к дорогим сигаретам, алкоголь употребляет изредка и в умеренных количествах (иначе Павел был бы на том свете давно). Чем же он не достойный пример для подражания? А так называемая жестокость – способ выжить.
Прикатил на отреставрированной колымаге Петюн – лицо особо приближенное. Вертя ключи на пальце, он базарил с парнями. Сей райский уголок в «краю непуганых идиотов» чертовски привлек Гарпуна, а Петюну он надоел до блевотины. Перекинувшись парой слов с энтузиастами-телохранителями, Петюн выпил кваску (жарко – жуть), помог покалеченному боссу сесть в автомобиль и покатил на переговорный пункт. Надо сказать, что цивилизация упорно обходит «край непуганых идиотов». Двадцать первым веком здесь не пахнет, разве что бензином воняет. Домашние телефоны далеко не у всех имеются, сие есть настоящая роскошь. Мобилой Павел на работе пользуется в крайних случаях, в самых крайних, а в этом краю он очутился по делу. Мало ли куда завела народ наука? Может, его вычислят по мобиле, или по голосу, или по произношению. Посему связаться с кем бы то ни было – проблема, вырастающая в глобальную, особенно, если предстоит звонить в другой город. Но для этого есть переговорные пункты, а из кабинки звонить безопасно.
Ковыляя к объявленной кабинке, он обдумывал, в каких выражениях объяснит неудачу, ведь прямо не поговоришь, это и барану понятно. После аварии Павел не давал знать о себе почти месяц, пора аукнуться. Услышав, что попал он на того, кого нужно, коротко сказал:
– Это Гарпун.
За сотни километров выжидающе молчали.
– Я попал в аварию, не мог сообщить раньше.
Послышалось недовольное дыхание в трубке вместо человеческой речи. И как это ни прискорбно, потому что Павел работает по высшему классу – он так считает, вынужден был признаться:
– Удалось не полностью.
– Знаю, – наконец раздался недовольный голос.
– Недели через две вернусь и завершу дело.
– Я просил все сделать там. Ты понимаешь все минусы дела здесь?
– Постараюсь сработать чисто.
– Приедешь, сначала дай знать.
Все. Некоторое время Павел держал пищащую трубку, перебарывая раздражение, сводившее скулы. За сотни километров он учуял брезгливое презрение, у Павла стопроцентное чутье, не раз это подтверждено. Его презирают! Надо же! Он усмехнулся и сказал вслух:
– Я и тебя пришью для ровного счета, дядя.
Петюн суетливо помог устроиться Гарпуну на первом сиденье, бросив костыли на заднее, лихо захлопнул дверцу и, сев за баранку, принялся развлекать босса байками. Павел с удовольствием принимал услужливость Петюна, даже настроение у него улучшилось. Все же он создал здесь мощный клан, за него готовы костьми лечь, услужить наставнику почитают за долг, среди парней идет соревнование за расположение Гарпуна.
Недолго оставался Павел чужаком. Тинейджеры и «бычки» до двадцати лет находились в том агрессивно-полоумном состоянии, когда безнадега душила со всех сторон. Он быстро внушил им смысл, организовав разношерстную толпу. Причем ни в какие партии Гарпун вступать не намерен, даже если партия будет отвечать его принципам. Хренушки. А ведь захочется какому-нибудь дяде прибрать к рукам организованную команду молодых парней, готовых на все, захочется. Работать на толсторылых ублюдков, приклеивших задницы к креслам и обставившихся фишками символики, помогать набивать жиром рожи – нет, Гарпун вырос из коротких штанишек, он сам себе партия. В сущности, ему повезло попасть в «край непуганых идиотов», здесь простор для деятельности, а теперь пора расширять карту влияния. Надо только долги вернуть! Обязательно вернуть, Павел человек слова.
– Петюн, заглохни на момент, – дружелюбно сказал он, когда тот замолчал, добавил: – Поехали в тир.
Тир – запущенное поле вдали от города, где течет узкая протока и переливаются сталью ивы. Едва окрепнув, Павел начал тренировки по стрельбе. Ведь стыд и позор: не смог уложить бабу и ниггера. Конечно, стрелял он на дальнее расстояние впервые, но это не оправдание. Да, машину заносило, но все равно это пробел в работе.
Усевшись поудобнее на одиночный валун, Павел проверял пистолет, а Петюн прикреплял лист бумаги к стволу ивы.
Бах! – это ниггеру в лоб... или помучить? За ниггером личный должок: черный кукиш, перелом и паспорт. Паспорт, сука, выкрал, а вот это уже добром не кончится.
Бах! – еще ниггеру. Ниггера заставит вспомнить всех африканских богов!
Бах! – Веремеевой прямо в сердце, эту не стоит мучить.
Бах! – настала очередь дяди, презирающего Гарпуна.
Бах! – стоит свистнуть – и парни распнут дядю на Останкинской вышке – такая сила за Гарпуном. Но сначала даст дяде шанс исправиться.
Бах! Бах! – Дяде. Все же дядя сильно разозлил сегодня.
Из шести выстрелов в цель угодили два. Неважнецки. Ну да ничего, время есть, Павел успеет руку набить.
* * *
Август принес с собой заметное похолодание и свежесть дождей, которых так ждали в июне – июле. Все в этом мире делается наоборот. Даша стояла у окна и наблюдала за долгожданными потоками воды, заливающими двор. Листья на деревьях очистились от пыли, блестели, свежесть проникала в комнату даже сквозь закрытые створки, которые хотелось распахнуть и вдыхать мокрый разреженный воздух. Но молнии и оглушительный гром заставляли ежиться, что поделать, страх перед стихиями сидит в нас с доисторических времен.
До потопа Артур уехал навестить родителей, Даша осталась одна, психологически настраивалась на гипноз. Идея пришлась ей не по душе, мысль, что кто-то станет копаться в затаенных уголках подсознания, приводила в ужас. Но на сеансе гипноза настаивал Иван. Он вообще слишком активное принимает участие в Даше. Взять хотя бы спор о том, где ей жить после больницы. Разумеется, дома, а они оба настаивали – у Артура. Собственно, на каком основании она должна жить здесь? Ни родственница, ни жена. Когда им уговаривать надоело, Иван открыл паспорт и сунул ей под нос:
– Узнаешь?
Естественно. А что?
– Тогда смотри сюда, – листал паспорт Иван. – Внимательно прочти все буквы на штампе с пропиской.
Даша дар речи потеряла, отчаяние забилось в каждой жилке, нагоняя элементарную панику, а Ваня добивал ее, пугая:
– Он вернется, вернется домой. Мы не хотели говорить тебе, но приходится.
– Дашка, одна ты не сможешь защититься, – сказал Артур.
– Я не хочу подвергать тебя...
– Только без высокопарностей, – оборвал он, затем отрезал: – И прекратим бестолковый спор. Думаю, мне он тоже не простит дорожных приключений, искать станет нас обоих.
– А мы постараемся его встретить, – улыбнулся Иван. – Удобней для нас, чтобы вы были вместе.
Он еще улыбался! Есть, правда, одна маленькая деталь... Даша призналась позже и только себе: очень ей хотелось остаться одной, бродить по квартире и натыкаться всюду на воспоминания, терзающие душу? Нет. Она без демонстрации паспорта была согласна с ними, но упрямо стояла на своем, хотя внутренний голос кричал: «Уговаривайте меня, пожалуйста, я соглашусь, сделаю вам одолжение». Вот такая лживая натура. Стыдно. Но страх сильнее стыда. Она разрешила себя уговорить, до поимки этого самого Гарелина будет жить у Артура. А вчера исполнилось сорок дней... трудно поверить, что время несется с такой скоростью. За ужином Артур протянул ей рюмку:
– Не хотел напоминать, но, думаю, сегодня следует вспомнить твоих.
– Я не забыла, просто не хотела напоминать тебе.
– Тогда помянем. И знаешь, Дашка, бог подарил тебе жизнь, значит, так нужно. Живи за всех троих, они наверняка этого хотят.
А сегодня Даша подскочила ни свет ни заря с готовностью во что бы то ни стало узнать причины гибели родных, Артур поможет ей в этом и Ваня, он же следователь. Хотелось что-то делать, бежать, выяснять... Глупо, она же не представляет, с чего надо начинать. Вот и начала... с приготовления завтрака (стыдно, но кухней занимался Артур), потом уборка забрала некоторое время. Потом долго водила авторучкой по бумаге, описывая события полутора месяцев, но перо приобрело тяжесть, не строились фразы... Разразилась гроза, и Даша подпала под баюкающий шум ливня. Баюкать-то он баюкал, но не избавил от новых впечатлений, новых воспоминаний. Мысленно, не желая того, Даша вернулась к последним четырем дням, тяжелым дням...
