Асет вздохнула, перевернулась на бок и подложила под щеку сложенные ладошки. «И все-таки как это было бы хорошо», — с улыбкой подумала она. В ту ночь ей, как и Сулейману, приснилось детство.
Проснулась Асет рано. На улице было тепло и солнечно. До завтрака оставалось еще полчаса, поэтому Асет решила немного прогуляться по лагерю. Она пошла на свое излюбленное место среди камней. Однако Султан заметил, что она ходит без дела, и позвал ее. Асет покорно подошла.
— Чего так рано поднялась? — спросил Бариев.
— Просто так, — ответила Асет. — Выспалась.
— А куда шла? Небось на свой любимый камушек, погреться на солнышке?
Асет смущенно опустила глаза и кивнула.
— Да ты не смущайся, — улыбнулся Султан. — Нет ничего плохого, если молодая девушка немного погуляет. Стихи-то пишешь?
— Пишу.
— Про что?
— Про Аллаха и про Иблиса, — честно призналась Асет. — И про неверных.
— Про Иблиса, говоришь? Гм… — Султан задумчиво почесал бороду. — И чем они там у тебя занимаются, Иблис и кяфиры?
— Пляшут на могилах, — сказала Асет.
— К-хех! На могилах! — Бариев усмехнулся. — Случайно не голышом?
Асет покраснела.
— Нет. В одежде, — выдавила она из себя.
— Ладно, ладно, шучу. — Бариев вновь погладил пальцами бороду. — На могилах — это хорошо, Асет. Только смотри не увлекайся. Иблис умеет прельщать людей. Пусть пляшут, только чтобы потом отправились в ад, поняла?
— Да.
— Вот и хорошо. А сейчас возьми ведра и сходи к ручью за водой. Заодно и прогуляешься.
До ручья она дошла быстро. Солнце весело сверкало в прозрачных струйках. Асет наполнила одно ведро, затем немного отдохнула и подышала на озябшие руки. Небо было синим и безоблачным. «Сейчас бы раздеться догола и поплескаться в ручье!» — подумала вдруг Асет. При мысли о прохладных струях, стекающих по ее телу, сердце Асет наполнилось сладостной истомой. Но тут же строгий внутренний голос колоколом прозвучал в ее ушах: «Что это ты выдумываешь, бессовестная девчонка?!» Асет стало нестерпимо стыдно за свои мысли.
— Это все Иблис, — испуганно прошептала она.
«Случайно не голышом? — прозвучал у нее в голове насмешливый голос Султана. И вслед за тем: — Запомни, Иблис умеет прельщать людей. Сперва они пляшут на могилах, а потом отправляются в ад!»
Наполнив второе ведро, Асет выпрямилась, но не успела она взяться за ручки, как прямо перед ней (словно из-под земли!) вырос вчерашний незнакомец.
— Милая девушка, позвольте я вам помогу, — сказал он и протянул руку.
Асет потупила взгляд. Никто и никогда не называл ее «милой девушкой». Даже Магомет. Она быстро глянула на незнакомца из-под надвинутого на брови платка и тут же снова опустила глаза. Он и правда был красив, этот незнакомый мужчина. Такой же красивый, как
Магомет, только намного выше ростом и с лучистыми, как медные тарелки, глазами.
— Ну что же вы? — сказал незнакомец. — Давайте мне ведра.
— Не надо! — сказала Асет. — Я могу сама!
Парень улыбнулся и кивнул:
— Конечно, можете. Но у меня это получится немного лучше. Я ведь сильнее, чем вы, правда?
Асет, не привыкшая спорить с мужчинами, покорно отошла от ведер. Незнакомец легко подхватил ведра и спросил:
— Покажете мне дорогу к бакам? Я еще плохо ориентируюсь в лагере.
Асет кивнула и, закутав лицо платком, посеменила к лагерю. Незнакомец зашагал за ней.
— У вас очень красивая фигура, — сказал он. — Вы случайно не спортсменка?
— Нет, — сказала Асет.
— Значит, это у вас от природы. Вы чеченка?
— Да, — сказала Асет.
— А как вас зовут?
Асет не знала, можно ли ей отвечать на вопросы незнакомца, но, поскольку он был мужчиной, она обязана была ответить.
— Асет, — сказала она. — Меня зовут Асет.
— А я Сулейман, — представился мужчина. — Сулейман Табеев. Я приехал в лагерь вчера.
— Да, я. знаю, — не оборачиваясь, кивнула Асет. — Я видела.
— Видели? Ах да. Вы, наверное, та самая девушка, которая показывала на меня своим подругам. Я запомнил вашу фигуру.
Асет густо залилась краской стыда и поблагодарила Аллаха, что парень не видит ее лица.
— Похоже, мой приезд не заинтересовал ваших подруг, — продолжил парень. — А как насчет вас? Вам ведь было интересно, правда?
— Я не знаю, — тихо проговорила Асет, и впрямь не зная, как ей следует отвечать на этот вопрос.
— Ничего удивительного, — сказал парень. — У вас тут, наверное, каждый день гости.
— Нет, что вы, — сказала Асет и даже на мгновение обернулась, чтобы посмотреть на парня. — Кроме Мусы, к нам почти никто не приходит.
— Понятно. А вы здесь давно?
— Да, — сказала Асет. — Почти два месяца.
— Скучно, наверное?
Асет покачала головой:
— Нет. Разве может быть скучно тому, кто собирается стать воином Аллаха?
— Не знаю, — сказал парень. — Наверно, нет. Поживем — увидим.
Асет набралась храбрости и спросила:
— А вы к нам насовсем?
— Ну не насовсем, конечно! — Парень засмеялся. — Что я, снежный человек, чтобы вечно жить в горах? Пройду подготовку и вернусь домой. Там нужна моя помощь, сестренка, там меня ждут. Там от меня многое зависит, понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Асет. — Ты счастливый. А я никогда не вернусь домой. Хотя я тоже счастливая, потому что я попаду в рай.
— Конечно, попадешь. Но пока поживи еще немного здесь. Посмотри, какое солнце! Разве тебе не нравится?
Асет задрала голову и, сощурившись, посмотрела на солнце.
— Разве тебе не нравится это небо? — весело спросил ее парень.
— Нравится, — сказала Асет. — Но я не должна думать о солнце. Я должна мстить кяфирам, чтобы мои братья и сестры могли смотреть на это солнце.
— Гм… — Сулейман улыбнулся. — Очень разумный ответ.
— Другого у меня нет, — сказала Асет.
До баков они дошли молча. Асет искоса погладывала на незнакомца, а он, казалось, был погружен в какие-то тяжелые размышления.
— Мы пришли, — сказала Асет. — Сам зальешь воду в баки или это сделаю я?
— Конечно, сам. Разве я не мужчина?
Асет засмеялась, но тут же осеклась — смех был от Иблиса. В нем не было ничего святого. Асет напустила на себя хмурый вид. Сулейман посмотрел на ее сурово сдвинутые брови и улыбнулся:
— Тебе идет, когда ты хмуришься.
— Я не хмурюсь, — строго сказала Асет.
— Нет, хмуришься. Хотя смеешься ты тоже замечательно. И очень заразительно.
Асет пожала плечами, дескать — тебе виднее.
Сулейман вылил воду в бак и поставил ведра на землю. Посмотрел на Асет.
— Мы еще увидимся? — спросил он.
Асет удивленно глянула на Сулеймана и улыбнулась.
— А, ну да, — кивнул он. — Мы ведь в одном лагере. Нам просто некуда друг от друга деваться. И знаешь что… я этому рад.
Асет явно смутилась.
— Мне пора, — сказала она. — Сейчас будет завтрак, а потом занятия.
— Какие? — полюбопытствовал Сулейман.
— Нас учат стрелять и гримироваться. Потом немного английский. А потом — разговоры с тетей Хавой. Она психолог и помогает нам мобилизовать силы для борьбы с неверными.
— «Мобилизовать»? Ух ты! Это каким же образом?
Асет пожала плечами:
— Простым. Она учит нас не бояться смерти.
— И как, получается?
— Да. Раньше мне было страшно думать о том, что меня больше не будет. А теперь я точно знаю, что попаду в рай. И может быть, встречу там… — Она тряхнула головой, словно прогоняла наваждение. — Хотя это неважно. Главное, что я буду воином Аллаха. — Асет посмотрела Сулейману прямо в глаза долгим и печальным взглядом. — Ты красивый, — задумчиво сказала она. — Я уверена, что ты хороший воин. А теперь мне точно пора. Прощай!
Она повернулась и быстро засеменила к палатке.
Сулейман проводил ее взглядом и нахмурился.
— Забавная девчушка, — проговорил он. — Родись она в Москве, все могло бы сложиться иначе.
После разбитных и фальшивых, как накладные ногти, немецких шлюх Асет показалась Сулейману неземным созданием. То, как она смотрела, как опускала глаза, встретившись с ним взглядом, как двигалась — во всем этом проглядывала непорочность и почти детская наивность. «Даже просто смотреть ей вслед, и то приятно», — подумал Сулейман.
Перед занятиями Асет сочинила стишок. Она сочинила его не по вдохновению, а с усилием, не особо подбирая слова, потому что надеялась, что Аллах сам пошлет ей нужные слова и фразы, чтобы уберечь ее от беды. Так уже бывало не раз. Когда Асет не знала, что ей делать, она сочиняла стишок, надеясь, что в этом стишке будет ответ на все ее вопросы. Сначала она записывала первую пришедшую ей на ум фразу, а дальше стишок шел сам — медленно и тяжело. Нужно было только подбирать рифмы и не особенно задумываться о смысле, чтобы не мешать Аллаху.