Иногда Аллах помогал ей собраться с мыслями, иногда подсказывал ей что-то, о чем она даже не задумывалась. Но иногда он оставлял ее вопросы без ответа, и вместо стишка получался бессмысленный сумбур. «Вперед, Асет, не ведай страха!» — сказала себе Асет. И стала сочинять.
Стишок получился такой:
Вперед, Асет, не ведай страха!
Про чувства теплые забудь!
Ведь все мы — воины Аллаха!
Да будет праведен наш путь!
А если чьи-то губы, руки
И чьи-то карие глаза
Смутят тебя — ищи разлуки!
Ведь впереди у нас — гроза.
Каким бы ни был он красивым,
Какие б ни имел черты,
Аллах, пошли мне злость и силы
Перебороть мои мечты.
Я буду думать дни и ночи
О мести, мыслей не тая.
Заставь меня забыть о прочем.
Аллах, я — собственность твоя!
Последняя строчка понравилась Асет больше всего. Она мысленно поблагодарила Аллаха за помощь, спрятала блокнот и ручку в карман и пошла на занятие.
Инструктор по рукопашному бою Абу был невысоким, коренастым бородачом с зеленой повязкой на лбу. Его глаза были вечно укрыты за темными стеклами очков. Как узнал позже Сулейман, Абу даже вечером не расставался с темными очками. Поговаривали, что Абу видит в темноте не хуже кошки, а слышит — как слепой, так что очки ему как бы вместо маски.
Бойцы выстроились в шеренгу (вместе с Сулейманом их было девять человек). Абу медленно прошел вдоль шеренги, заложив руки за спину и разглядывая бойцов. Потом развернулся и так же чинно профланировал в обратную сторону. Напротив Сулеймана он остановился. Дернул уголком рта и сказал:
— Новенький, выйди из строя.
Сулейман сделал два шага вперед.
Абу оглядел его с ног до головы, затем спросил:
— Ты Сулейман Табеев?
— Да, — кивнул Сулейман.
— Драться умеешь?
— Как любой нормальный мужчина, — ответил Сулейман.
Абу усмехнулся.
— Надо драться так, чтобы «любой нормальный мужчина» ползал у тебя в ногах с кровавыми соплями на морде. Ясно?
— Да.
Абу обратился ко всем:
— Убить человека голыми руками непросто. Но возможно. Только нужно знать, как бить, как душить и какую кость легче всего сломать. Вот, например, нож… — Абу достал из ножен клинок и протянул его Сулейману. — Возьми!
Сулейман взял.
— Молодец, — похвалил Абу. — А теперь бей меня.
— Как бить? — не понял Сулейман.
— Как хочешь, — ответил Абу. — Главное — ты должен меня убить. Хочешь — ударь в живот, хочешь — в шею, хочешь — в бок. Давай!
Сулейман сделал быстрый выпад ножом. Абу легко ушел от удара в живот, блокировал руку Сулеймана предплечьем, захватил его запястье и резко заломил руку Сулеймана за спину. Затем ударил Сулеймана коленом в грудь и повалил его на землю, в пыль лицом.
— Видишь, — с усмешкой сказал Абу, стоя над Сулейманом. — Убивать ты не умеешь. А ведь у тебя был нож, а у меня — только это. — Он показал Сулейману свои растопыренные ладони. — Вставай!
Сулейман поднялся на ноги и отряхнул куртку.
— Знаешь, почему я успел перехватить твою руку? — спросил его Абу.
Сулейман покачал головой:
— Нет.
— Потому что ты бил наотмашь. Ты резал, а не колол. Чтобы убить человека таким ножом, нужно перерезать ему горло. Но это сделать сложно, потому что противник стоит к тебе лицом и видит все твои движения. Как нужно действовать в этом случае?
Сулейман пожал плечами:
— Не знаю.
Абу убрал клинок в ножны, а вместо него достал из-за пояса деревянный муляж ножа. Протянул его раскосому парню, стоявшему в шеренге рядом с Сулейманом.
— Талгат, — обратился Абу к парню, — покажи Сулейману, как нужно бить.
Талгат взял деревяшку, вышел в центр круга и встал напротив Сулеймана.
— Можно? — спросил он.
Абу повернулся к Сулейману:
— Сулейман, ты готов защищаться?
— Да, — кивнул Сулейман и поднял руки к груди для защиты.
Абу махнул рукой:
— Давай!
Сильный тычок в грудь отбросил Сулеймана назад. Второй удар острой деревяшки пришелся ему в живот. Сулейман согнулся пополам и выплюнул в пыль липкую слюну.
Абу насмешливо похлопал его ладонью по спине:
— Ничего, до свадьбы заживет. Ну что, ты понял? Талгат легко попал в тебя, потому что он не бил, а колол. Его нож был не топор, а жало. Удар топором легко можно остановить, потому что у него большая траектория. А удар жалом — нет. Жало идет по кратчайшему пути, по прямой. — Абу глянул на раскосого парня и сказал: — Талгат, ну-ка дай ему нож, пусть он сам попробует…
Через сорок минут занятий Сулейман чувствовал себя, как боксерская груша. У него ломило все тело. Под левым глазом темнел кровоподтек, губа была рассечена, большой палец на правой руке вывихнут. Но он и не думал сдаваться и, в конце концов, удостоился похвалы инструктора.
— Молодец, новичок, — с дружелюбной улыбкой сказал Абу. — Хорошо держишься. Через месяц будешь таким же хорошим бойцом, как Талгат.
Еще через сорок минут измотанные спаррингами, грязные и потные бойцы вновь выстроились в шеренгу. На этот раз Абу учил их правильно душить противника.
— Сдавливаете противнику шею… — Абу подозвал Талгата и показал на его шее. — Вот здесь. Сначала захват… — Абу ловко захватил шею Талгата. — Потом удушение.
Абу чуть сдавил шею Талгата, и тот закашлялся.
— Видите? — довольно спросил бойцов Абу. — Это называется сонная артерия. Когда ты давишь на нее, человеку в мозг перестает поступать кислород, и он теряет сознание. После этого ты можешь снять с человека пояс или галстук и довершить начатое. А теперь — разбились по парам!
Последующие полчаса «курсанты» усердно душили друг друга, а Абу прохаживался мимо топчущихся в пыли пар и поглядывал на них своими черными стеклами-глазницами.
Затем пыльные, грязные, полупридушенные бойцы вновь выстроились в шеренгу.
— Продолжим изучение болевых приемов, — сказал Абу. — Главное в драке — принести врагу как можно больше повреждений. И не церемониться. Мустафа, подойди сюда.
Из шеренги вышел здоровенный амбал с небритой физиономией.
— Вот, смотрите, — сказал Абу бойцам, насмешливо показывая на верзилу Мустафу, — он намного больше меня, да? Я по сравнению с ним просто карлик. А теперь смотрите.
Абу сделал молниеносное движение, схватил Мустафу пальцами за нижнюю губу и резко потянул вниз. Мустафа вскрикнул и упал на колени. Из глаз у него брызнули слезы.
Абу отпустил губу верзилы (тот сразу схватился руками за лицо и застонал), вытер пальцы о штаны и сказал:
— Вот видите, бойцы. Это детский прием, да? Но болевой шок выводит врага из строя на десять секунд. За эти десять секунд вы можете делать с ним что хотите. Все дело в быстроте и силе захвата. — Абу осклабил белые зубы в улыбке. — Чтобы победить сильного врага, настоящему джигиту хватает двух пальцев. — Он обвел взглядом бойцов. — Кто хочет попробовать?..
После того как занятие закончилось, Абу отпустил бойцов отдыхать, а Сулеймана подозвал к себе.
— Хочу сказать тебе два слова, Сулейман. Ты никуда не спешишь?
— Нет, Абу. Я готов тебя выслушать.
Абу кивнул и провел ладонью по бороде.
— В тебе есть ярость, Сулейман, — сказал он своим тихим и вкрадчивым голосом. — Но ярость — вещь плохая. Бойцу нужна злоба. Злоба, которая не выходит наружу, а сидит здесь. — Абу положил руку на грудь. — Сидит и ждет своего часа. А яростный человек допускает много оплошностей. Вот когда ты бил меня ножом, я по глазам понял, когда ты ударишь. Понимаешь? А глаза у джигита должны быть холодными. Холодными, жестокими и спокойными. Холодными и жестокими, чтобы врагу было страшно, а спокойными, чтобы враг не понял, когда ты нанесешь удар.
— Поэтому ты и прячешь их за стеклами очков? — спросил Сулейман. — Чтобы враг не понял по глазам, что у тебя на уме?
Абу холодно усмехнулся.
— Хорошая шутка, Сулейман. Но неправильная. Очки я ношу, потому что у меня светобоязнь. Это такая болезнь, когда у человека от яркого света начинают болеть глаза. Ладно, иди отдыхай. Мы еще продолжим этот разговор, Сулейман. Клянусь Аллахом, я сделаю из тебя настоящего воина!
Инструктор по выживанию оказался белорусом, звали его Сергей Лукашевич. У Лукашевича было розовощекое, равнодушное и чуть глуповатое лицо — лицо двоечника или палача. Перед началом занятия, пока бойцы отдыхали после уроков Абу, Сергей подошел к Сулейману и спросил:
— Новенький?
— Да, — в очередной раз признался Сулейман.
— С огнестрельным оружием знаком?
— Шапочно, — ответил Сулейман.
Сергей хмыкнул: