Ознакомительная версия.
– Кажется, вы дверь не плотно закрыли.
– Закрыл.
– Нет, не закрыли.
Рыбак проверил еще раз. Все было в порядке. Тогда водитель сказал:
– Не учите меня жить. Это моя машина, и я прекрасно знаю, когда в ней дверь закрыта, а когда нет. Она же стучит! Вы знаете, какой огромный процент пассажиров и водителей вываливается в незапертые двери?! То-то же.
Он остановил машину. Обошел ее и, засунув руки через открытое окно, стал настырно хлопать дверцей. Наверное, раз десять или пятнадцать.
Рыбак пожал плечами. Мало ли сумасшедших водителей. Тоже небось неслабый процент.
– А ну-ка теперь вы, – попросил водитель. – А я буду ее фиксировать с внешней стороны.
Рыбак машинально взялся за ручку и через мгновение… оказался пристегнут к ней наручниками.
Водитель все с тем же хмурым выражением лица захлопнул вместо него дверцу, снова обошел машину и сел за руль. Завел и поехал. И все молча. Все с тем же хмурым выражением лица.
Рыбак почувствовал, что одеревенел. Все было кончено.
– Это не я, – механически сказал он.
– Что – не ты? Рыбак, что ли, скажешь не ты?
– Рыбак. Но я не убивал свою жену. Меня… кто-то подставил. Как… возможно, и вас, заставляя меня ловить.
– Знаешь, чихать я хотел на то, виновен ты или нет. Вот я сейчас тебя кое-куда отвезу, – удовлетворенно сообщил водитель. – И будешь ты это доказывать в соответствующем месте.
Рыбак криво усмехнулся. «Здесь все невиновные», – вспомнил он угрюмо-ехидное замечание соседа по общей камере, в которой сидел во время следствия.
– А теперь заткнись, я должен обдумать, куда лучше сперва тебя отвезти – в МУР, Генпрокуратуру или в Лефортово.
Минут через пять молчания водитель заявил:
– Нет, так нельзя. Я больше не могу.
Рыбак с удивлением посмотрел на него.
– Я срочно должен перекусить. Ты хочешь есть? Поехали перекусим.
– Вы еще не придумали, куда меня отвезти?
– Нельзя же думать на пустой желудок.
Они подъехали к «Макдональдсу», что возле Киевского вокзала.
– Я возьму себе пару биг-маков, а ты что будешь? – спросил водитель, выходя из машины и проверяя наручники на Рыбаке.
– Одного хватит, – буркнул тот.
– Никуда не уходи, – пошутил водитель. – Я скоро.
Когда он вернулся, то понял, что Рыбак его не послушал.
В американских фильмах раздосадованные полицейские в таких ситуациях швыряют свои пакеты наземь. Грязнов кинул биг-маки на заднее сиденье.
Не могли же у Рыбака быть ключи от наручников, черт возьми?! Грязнов, не веря своим глазам, на всякий случай заглянул в салон и увидел то, чего лучше бы не видел: ручка, за которую он защелкивал наручники, была выдернута, что называется, с мясом…
– Короче, я потом посоветовался со специалистом: это как рвануть штангу в сто килограммов.
– Короче, про футбол ты с ним не успел поболтать, – отметил Турецкий. – Зато съел три биг-мака.
– Само собой, я никому ни полслова об этой истории не сказал. И вам, крысам канцелярским, сейчас тоже ни шиша не говорил.
Помолчали, силясь собраться с мыслями.
– Кстати, странное совпадение, Вячеслав Иваныч, что вы его встретили возле этого самого банка, – заметил Сикорский.
– Никакого совпадения. Он его грабанул.
– Что?! – Оба следователя открыли рты.
– Это я уже потом узнал. Не знаю, как Рыбак это сделал, может, в бумажнике Патрушева было что-то такое, что ему помогло. Но почему-то он туда залез. И украл сотовый телефон. По которому его потом еще раз вычислили. А он опять ушел.
– Бред какой-то, – подвел логическую черту Турецкий.
Турецкий снова беседовал с консулом. Посол до разговора со следователем не снизошел, но, вполне возможно, в этом и не было необходимости. Консул же на этот раз оказался лучше подготовлен к беседе и сразу взял быка за рога:
– Гюнтер Отто Штайн курировал работу немецких СМИ в России. Он прибыл с шестидневным рабочим визитом, целью которого было подписание договора о создании новой ретрансляционной сети, для чего встречался с чиновниками из Всероссийской государственной телерадиокомпании.
– Чем он занимался в день убийства?
– Весь день он провел в посольстве и только в восемнадцать тридцать выехал с территории по личным делам.
– И у него были посетители, телефонные звонки, – утвердительно заявил Турецкий. – Как я понимаю, все это фиксируется – если не содержание бесед, то сам факт того, что они имели место. Я бы хотел ознакомиться с этой информацией.
– Это закрытые сведения и разглашению не подлежат, но мы провели собственную проверку и пришли к выводу, что интерес для вас могут представлять три телефонных разговора Штайна в тот день. Остальные его входящие и исходящие звонки проводились по номерам, включенным в справочник наиболее употребительных номеров, которым пользуются наши сотрудники, то есть это номера ведомств и организаций, с которыми мы в постоянном контакте.
Консул протянул Турецкому короткую распечатку. Номера, конечно, стоило проверить все, но в первую очередь заняться последним – из автомата. Никакой уважающий себя чиновник из автомата звонить не станет, а вот убийца запросто.
А теперь о Рыбаке:
– Штайн имел какое-либо отношение к спорту?
– В каком смысле? – не понял консул.
– Не в том смысле, играл ли он в сквош. Были ли у него контакты с российскими функционерами от спорта, спортсменами – короче, людьми этого круга?
– Д-да… пожалуй, да.
– Конкретные фамилии назвать можете? – дожимал Турецкий.
– Позвольте, господин Турецкий! Разве его убили не с целью ограбления?! При чем тут спорт?
– Это всего лишь одна из версий, которую мы проверяем. Итак, фамилии…
Консул глубоко задумался после чего выдал «всеобъемлющую» информацию:
– Штайн встречался с большинством чиновников рангом от руководителей комитетов и федераций.
То есть список из сотни фамилий. Совсем неплохо для начала, уныло сообразил Турецкий.
– Хорошо, расскажите о его характере, привычках, может быть, что-то изменилось в последний приезд.
– Обыкновенный человек, – сквозь зубы процедил немец, которому уже явно не терпелось закончить беседу, – невероятной трудоспособности, педантичный, сдержанный, любил коньяк «Реми Мартен», сигары голландские, оперу – Верди.
И девочек, продолжил про себя Турецкий. О проститутке сегодня так и не вспомнили, словно ее не было.
В половине десятого вечера Грязнов случайно оказался на Новослободской улице, возле того самого дома, в котором жила Алина Севостьянова. Случайно же на заднем сиденье его «Нивы» лежала тоненькая красная роза. Грязнов вышел из машины, захватил розу, еще какую-то папочку, подошел к телефону-автомату на углу и тоже случайно набрал ее номер.
– Алина? Что поделываете?
– Как всегда, рыб кормлю. Знаете, это потрясающее зрелище. Приезжайте как-нибудь, посмотрите.
– Алиночка, мне необходимо с вами посоветоваться по поводу нашего беглеца. Я понимаю, уже поздновато и это не совсем удобно, но… – Тут он слегка укололся шипом розы.
– О чем речь, Вячеслав Иванович, разве, когда мы ночью по болотам скакали, это было удобно? Приезжайте. Через сколько вы будете? Я кофе сварю.
– Боюсь, не успеете… – И Грязнов вошел в подъезд.
Двухкомнатная квартира молодой современной женщины представляла собой полную противоположность ну хотя бы жилищу его племянника Дениса или ультрамодным и насквозь функциональным апартаментам Артура Сикорского, в которых Грязнов побывал на днях, заскочив на пару минут за компанию с Турецким.
В квартире Алины было минимум пластика и современного дизайна. Ставшая уже классической черная мебель не фигурировала вовсе. Довольно большая библиотека на добрую половину была специальной – книги по философии, психиатрии, психологии – и на половину из этой половины на иностранных языках – французском и английском. В каждой комнате по компьютеру, это несмотря на то что ноутбук она вообще постоянно таскает с собой. Но самое поразительное – отсутствовал телевизор. Грязнов даже был слегка удивлен. На всякий случай он заглянул и на кухню, может, хоть там, может, хоть с тридцатисемисантиметровой диагональю? Но нет.
Готовившая традиционный кофе Алина краем глаза фиксировала его реакцию и в нужный момент не замедлила улыбнуться:
– Можете не искать, ящика действительно нет. Все равно все новости я могу узнать по радио или в Интернете, их там не так пережевывают, а кино лучше посмотрю на большом экране. Да и это так редко бывает. Честно говоря, избавиться от телевизора – это было непростое решение, но теперь я не жалею. Так что я его выфутболила.
– В каком смысле, – машинально спросил Грязнов, подразумевая, что, естественно, в переносном.
– В буквальном. Вот в это окно, – продемонстрировала хозяйка. – Вслед удирающему мужу.
– Гм… – Грязнов почувствовал себя неловко, чего никак нельзя было сказать об Алине.
Ознакомительная версия.
