– Не знаю, что делать с похоронами, – всхлипнула Нэнси. – Жасмин... Партнеры... Роберт, ты пойдешь на похороны?
– Нет. – Он положил руку на скамью и оглядел маленький дворик с таким видом, словно хотел встать и уйти. – Здесь мы привыкли к смерти... цветы... домашние животные... Смерть сама приходит к нам... И нет нужды ходить к ней.
– Вы собираетесь когда-нибудь покинуть монастырь? – спросил Флетч.
– Зачем?
– Вы хоть выезжаете за его пределы?
– Иногда я езжу на грузовике на рынок. Или в пикапе к дантисту.
– А один вы куда-нибудь ездите?
– Один я не бываю никогда. Я ношу Спасителя в своем сердце.
Нэнси накрыла руку Роберта своей.
– Что бы мы ни думали о нем, Роберт, это ужасно. Так трудно осознать, что кто-то убил его. Достал пистолет и оборвал его жизнь. Встал перед ним и застрелил.
– О, Великая Самонадеянность! – воскликнул Роберт. – Откуда в людях такая уверенность, что все они имеют право умереть естественной смертью, от старости? Ведь причиной смерти многих, очень многих становятся несчастный случай, насилие, война, болезни, голод...
Нэнси посмотрела на Роберта, потом на Флетча. Убрала руку.
– Да... ваш отец умер насильственной смертью, – подал голос Флетч.
– Вроде бы убийство – деяние, которым кто-то поправляет Бога, – Роберт улыбнулся. – Мы должны верить, что это так. Но нет. Нельзя поправить совершенство.
Нэнси дрожащими руками расправила подол юбки.
– Роберт, вчера утром ваш отец приехал в «Ньюс трибюн» на встречу с издателем, Джоном Уинтерсом. Он хотел посоветоваться, как лучше объявить о своем намерении пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею. Музей, кстати, не горел желанием брать эти деньги, потому что ваш отец выставил жесткое условие – тратить их исключительно на произведения современного религиозного искусства.
На лице Роберта отразился интерес.
– Более того, – добавил Флетч, – ваш отец сказал куратору музея, что собирается передать остаток своего состояния монастырю, в который хочет уйти монахом.
Брови Роберта взмыли вверх, он уставился на Флетча.
Потом губы превратились в тонкую полоску, глаза закрылись. Сцепив руки, Роберт наклонил голову.
Нэнси и Флетч переглянулись.
– Вы сердитесь? – спросил Флетч.
– Этот человек, – процедил Роберт сквозь зубы.
– Может, он искал путь к вам? Своему сыну.
Теперь уже глаза Нэнси вылезли из орбит.
– Этот человек, – повторил Роберт.
– Вы верите тому, что я вам сказал?
Роберт долго молчал, пытаясь совладать с нервами.
– Невозможно, – наконец выдавил он из себя. – Нэнси писала мне, что мой отец, избавившись от матери, заточив ее в психушку, взял новую жену.
– Жасмин, – вставила Нэнси.
Глаза Роберта открылись. Мученическое выражение ушло с его лица.
– Полагаю, она не умерла?
– Нет, – ответила Нэнси.
– Нельзя развестись с женой, чтобы уйти в монастырь, – отчеканил Роберт.
– Однако, – вырвалось у Флетча.
– Значит, это ложь. Как и вся жизнь отца. Даже будь он свободен, требуются месяцы, если не годы, наставлений и размышлений, открывающих путь к Богу.
Флетч разглядывал каменную плиту между ногами.
– Он собирался пожертвовать монастырю более миллиона долларов.
Роберт посмотрел на Флетча, но ничего не сказал.
– Роберт, вы должны верить в искупление грехов, – обратился к нему Флетч. – Неужели вы и представить себе не можете, что ваш отец способен так круто изменить свою жизнь в шестьдесят, шестьдесят один год?
– Мой отец, – слова давались Роберту с трудом. – Мой отец потратил жизнь ради того, чтобы обойти закон. Самым коротким путем. А в рай коротких путей нет. Нельзя обойти законы божьи.
Нэнси хохотнула.
– Роберт, неужели ты не можешь простить?
Роберт повернулся к сестре.
– А ты можешь?
– Нет. Нельзя простить того, что он сделал с матерью.
– Конечно, никому не доступна воля Божья, – продолжал Роберт. – Возможно, этот человек умер, прощенный Им. Но я в этом искренне сомневаюсь.
По выражению лица Роберта Флетч понял, что тот не хотел бы оказаться в компании отца ни в монастыре, ни в раю.
– Что он сделал с матерью, – повторил Роберт. – Что он сделал со всеми нами.
– А что он сделал? – спросил Флетч. Глаза Роберта мрачно вспыхнули. Таким же огнем горели они у людей, населяющих полотна Эль Греко <Эль Греко (Теотокопули), Доминико (1541-1614) – знаменитый испанский живописец, грек по происхождению.>.
– Он научил нас тому, чему нельзя учить ни детей, ни общество: если складно лгать, можно остаться безнаказанным, даже сотворив зло. И вы думаете, что человек с такими жизненными принципами может прийти к Богу? – По телу Роберта пробежала дрожь. – Всю сознательную жизнь я провел, стараясь отделиться от этого мерзкого принципа. Он может уничтожить общество. И погубить душу. – Роберт попытался улыбнуться Флетчу. – Неужели вы верите, что такой человек способен на искреннее раскаяние?
Флетч почувствовал, что ответа от него не ждут.
– То, что он сделал с нами, непростительно, потому что он развратил нас сверх всякой меры.
Флетч встал. А Роберт продолжал говорить, глядя на свои мозолистые руки.
– И неважно, кто убил его. Нас всех убивает наша жизнь, наш образ жизни. Разумеется, он умер насильственной смертью. Но он сам постоянно поощрял насилие. Мы все жертвы самих себя. – Встала и Нэнси. – Важно лишь одно: умер ли он, прощенный Господом. Хотя я в это не верю и убежден, что он будет ввергнут в геенну огненную, обреченный на вечные муки. Но мы этого никогда не узнаем. Такой была его жизнь и такой же стала его смерть, все осталось сокрыто между его Создателем и им самим.
– Пусть меня привело сюда трагическое известие, я рада, что повидала тебя, Роберт. – Нэнси одернула юбку.
Роберт не поднялся со скамьи, не ответил.
– Ну, хорошо, постарайся обрести душевный покой. – Она двинулась по дорожке. Флетч последовал за ней.
Выйдя из комнаты для гостей, Флетч повернулся к Нэнси.
– Пожалуйста, подождите меня. Пересек холл и вошел в маленькую приемную, заставленную шкафами с какими-то папками. Из нее через открытую дверь попал в богато обставленный кабинет, где за внушительных размеров столом сидел аббат. Услышав шаги Флетча, аббат оторвался от чтения какого-то документа и поднял голову.
– Извините за непрошеный визит.
Аббат молча ждал продолжения.
– Отец Роберта, Дональд Хайбек, не просто умер, его убили. – Лицо аббата осталось бесстрастным. – Нам важно знать, приезжал ли к вам Дональд Хайбек, говорил ли с вами?
Аббат задумался, стоит ли ради Флетча отрываться от мыслей о вечном, но все-таки ответил.
– Да, недавно Дональд Хайбек приезжал ко мне. Да, мы с ним говорили.
– Один раз или больше?
Аббат смотрел на открытую дверь за спиной Флетча.
– Приехав к вам, встречался он также и с Робертом?
– Насколько мне известно, Роберт не знает, что его отец приезжал сюда.
– Роберт был здесь в понедельник утром?
– В понедельник утром? Полагаю, что да.
– Могу я узнать, о чем вы говорили с Дональдом Хайбеком?
– Нет.
– Вас могут вызвать в суд для дачи показаний.
– Мой адрес у вас есть. Вы всегда найдете меня в монастыре.
Нэнси ждала Флетча в машине.
– Хочется выпить пива, – сказала она, как только Флетч завел двигатель. – От этой святости у меня сохнет в горле.
– Бутик Сесилии. Говорит Сесилия. Вы решили заказать галифе?
– Добрый день, – поздоровался Флетч. – Сегодня утром я хотел заказать одну пару для моей жены. Но у вас на складе не оказалось нужной расцветки.
– Не может быть!
– Специальный заказ. Зелено-белые галифе с черными полосами. Вертикальными на бедрах и горизонтальными на коленях.
– Таких у нас действительно нет.
– Естественно. Я понимаю. У вас маленький магазин. Не можете же вы держать на складе галифе всех мыслимых и немыслимых расцветок.
– Мы стараемся, – заверила его Сесилия.
– Я говорил с продавщицей, ее зовут Барбара, и обещал позвонить днем, чтобы сообщить точный размер, который носит моя жена.
– Должно быть, с Барбарой Ролтон.
– Вас не затруднит подозвать ее к телефону?
– Одну минуту.
– Слушаю? – раздалось в трубке чуть позже.
– Привет, дорогая.
– Флетч? Как тебе удалось добраться до меня?
– Я солгал. Думаю, невелик грех. Я себя прощу. Если люди настолько испорчены, что хотят слышать ложь, нельзя отказать им во лжи.
– Где ты?
– В единственном баре Томасито.
– Томасито? И что ты там делаешь?
– Пью теплое пиво.
– Пиво ты мог найти где-нибудь и поближе.
– Слушай, Барбара, сегодня я не смогу пообедать с тобой и твоей матерью. У меня масса дел.
– Ты обещал.
– Пообедаем завтра. Я обещаю.
– До свадьбы у нас останется только два дня.
– Клятвенно обещаю.
– Флетч, по радио передали, что полиция освободила человека, сознавшегося в убийстве Дональда Хайбека.
