- Нет. - Ах, да. Они стояли на этажерке... Он их спрятал. На чердак...Среди мотогонщиков он известный. Дома почти не жил.
Гюзель усмехнулась, сочувствуя Марусе.
- Вот и разгадка, почему к вашему Мите прилипла шлюха. Женщины любят спортсменов.
В ответ усмехнулась Маруся, но это была не усмешка, а ухмылка.
- За что его любить? Как мужик он раз в году по обещанию. Раньше хоть выпивал маленько, тогда у него что-то получалось. А как стал где-то рвать эти самые зеленые - он их называет "баксы", - пить совсем перестал. Делает только видимость.
- Зачем?
- Я и сама не понимаю... Глотнет самогонки - и как раздухарится. Чтоб соседи видели... Да и вы вот... Для него теперь вся жизнь - это баксы.
Гюзель как бы с одобрением:
- Может, он копит для хозяйства? Для вашего благополучия. И шлюха его не разоряет.
Маруся задумалась, как бы в уме подсчитывая Митины баксы.
- Вроде, да, - согласилась. - А сестра не верит: не верит, что любовница пощадит карманы своего любовника. Такого, мол, в природе не бывает.
Гюзель почувствовала, что хозяйка уходить уже торопится, подхватила ведра, вернулась к колодцу.
- Я рада, Маруся, - говорила Гюзель, - что мы ближе познакомились. Конечно, Мите об этом знать ни к чему.
- Ваша правда, - сказала Маруся. - Он страсть не любит. когда о нем, особенно о его прошлом...
- О работе в милиции?
- О ней, - вздохнула Маруся. - Он помогал следствию. Ему стали угрожать. Он и ушел.
Выслушивая Марусю, Гюзель по своей недостаточной опытности упустила главное: женщина никогда не бывают до конца откровенной. Даже такая, как Маруся.
Но, догадка крепла: не Митя ли водитель того мотоцикла, на котором раскатывает загадочный убийца. Может, и есть "шлюха" та самая убийца? А может, это он? И это Марусе известно?
31
На следующий день утром Митя появился в усадьбе. Бледный, с потухшими глазами, обросший, как бомж, он выглядел болезненным, но на нездоровье не жаловался, а правой рукой, раненой, работал вроде, как и левой. Равнодушно поздоровался, принялся что-то искать в сарае.
Гюзель незаметно за ним следила: нашел он бутылку с темной жидкостью, с гвоздя снял велосипедную камеру, в ящике с инструментом выбрал трехгранный напильник. Принялся клеить камеру.
Когда он был на чердаке, у двора остановился старенький "газик". Шофер, полный мужчина, уже пенсионного возраста, направился в калитку.
- Хозяин дома? - поздоровавшись, спросил шофер.
- Вы имеете в виду Дмитрия Козинского? - переспросил Семен. Этого человека он видел впервые.
- Его самого. Я - в карьер, говорят, больной. Дома лечится. А вы кто ему?
- Квартиранты.
- Понятно, - кивнул шофер мясистым подбородком. - У него всегда квартиранты. Весной тут проживал капитан из милиции, следователь. Вы, наверное, слышали, тут мужа и жену убили. Так он вел следствие. Ему нужно было в Жабокрюковку, к родителям убитого. А тут я подвернулся. Взял его с собой... У вас попить не найдется? Жара.
Гюзель метнулась в дом, вынесла кружку колодезной воды. Пока шофер утолял жажду, Гюзель и Семен переглядывались: сейчас позвать Митю или погодить немного? Наконец-то им встретился человек, который одним из последних видел капитана Довбышенко.
- Так Митька дома? - повторил свой вопрос шофер. - Он где?
- На чердаке, - ответила Гюзель.
- Спуститься может? - Если не уснул. - И громко позвала: - Митя, к тебе гость.
Митя не спускался. Тогда голос подал шофер: - Митка! Это я, Корневич!
Молчок.
- Спит.
Нет, он не спал. Он разговор слышал, и голос, конечно, узнал. Не торопясь спустился по лесенке. Здоровой рукой подтянул замызганные брюки, издали спросил:
- Тебе - чего?
Не трудно было догадаться, что они давно знают друг друга, но у них это было заметно - и давние, видимо были, неприязненные отношения.
- "Чего-чего", - передразнил Корнеевич. - Я вот кабинку чистил и под сиденьем наткнулся на эту штуковину.
При этих словах шофер достал из нагрудного кармана магазин с патронами.
Семен и Гюзель определили сразу: от Макарова. - На. Передай в милицию.
Митя испуганно отшатнулся.
- Я-то тут при чем?
- Соображаю, что потерял Довбышенко. А ты с ним вроде бы дружил... Ну, даешь!.. - Митя отступил.
А шофер продолжал:
- Он что - не напомнил о потере?
- Когда?
- Когда вез его.
- Никого я не вез! - крикнул Митя. - И в милиции я уже не вкалываю.
Шофер держал в руке магазин, не зная, что с ним делать. А Митя:
- Сам и отвези... Если нечего делать.
- Отвез бы... Да в Каменку нет надобности. А тут друг твоего покойного друга просит перевезти его на этот раз в Табеев Стан. К татарам. У него, понимаешь, бзык. - Темным морщинистым пальцем шофер покрутил у своего виска.
Митя насторожился. На впалых щетинистых щеках ухмылочка.
- Это ж кто друг моего друга чокнутый?
- Панасенко. Знаешь такого?
- И что за бзык?
- Мания преследования.
- Все вы чокнутые.
- А ты - жук.
Корнеевич уехал, увез с собой магазин с патронами. Митя зло смотрел ему вслед, шипел сквозь зубы, чтоб слышали квартиранты:
- Старая калоша. Когда искали свидетелей, в Москву, паскуда, подался. А вернулся - притих, затаился. Такие вот напакостят - и я, мол, не я...
Отозвался Семен:
- Так он милицейские патроны только вчера обнаружил.
- Обойму с патронами, - поправил Митя. - У следователя, видать, из кармана выпали, когда на ухабах. Как он ещё пистолет не утерял. А эта паскуда хочет мне подсунуть, Потом докажи, что ты не верблюд.
- Он просил, чтоб ты в милицию... Ты же дружил со следователем.
- Мало с кем я дружил. И дружу... Дружу я с вашим другом - Ишутиным. Но если вы мне вздумаете передать его мотоцикл, я его тоже не возьму. А вдруг у вас что-то нечисто?
То, что Митя упомнил Ишутина и что он с ним якобы дружит, Семена уже не удивило. А вот то, что Корнеевич то ли случайно, то ли нарочно назвал фамилию человека, которого разыскивал Ишутин, не только удивило, но и заставило крепко задуматься: не в сговоре ли Митя и Корнеевич? Любопытно, как после такой их встречи поведет себя Митя?
Если сговор, Митя будет особенно тщательно следить за квартирантами.
Семен пошел на хитрость. Гюзель в их разговоре почти не участвовала, как при шофере, так и сейчас она занималась гербарием, перебирала чабрец.
- А Панасенко, - словно нехотя заговорил Семен, - небось тоже не желает очутиться в свидетелях.
- Может быть, - неопределенно ответил Митя. - У нас свидетелем быть страшнее, чем подследственным. Опасно.
Больше о Панасенко - ни слова. Митя продолжал чинить велосипед, из тисков освободил камеру, на крепость попробовал заплату, присыпал тальком. Неторопливым сосредоточенным занятием как бы давал понять, что ни до какого Панасенко ему дела нет. Он - больной. На работу спешить не нужно.
А там, на выезде из песчаного карьера уже поднималась цементная завеса пыли - это груженные доверху самосвалы шли в Каменку на завод ЖБИ. В океане серой пыли солнце катилось к полудню. Его безжалостные лучи дырявили кроны абрикос и акаций.
В соседнем саду - через дорогу - наливались соком плоды персика. Там же, в саду через дорогу, вдруг закуковала кукушка. Гюзель, оторвавшись от гербария, принялась было считать, но её внимание отвлек Митя.
Пока Семен отлучился в дом, Митя, украдкой оглянувшись на Гюзель, вывел велосипед на улицу и, вскочив на него, нажал на педали.
"К теще", - определила Гюзель.
Она немного не угадала. К теще-то он заехал, но долго у неё задерживаться не стал. В сарае со стены снял рюкзак, запихнул в него какой-то узелок и на велосипеде укатил в сторону трассы.
Все это сообщила Маруся, придя раньше обычного на свою усадьбу. С мужем она опять крепко поругалась: уже пора окучивать картошку, а он все прикидывается больным. Раньше они вдвоем возились в огороде, а в этом году с ранней весны он с мотоцикла не слезает.
- И сегодня на мотоцикле? - спросила Гюзель.
- Без - коротко ответила Маруся, выбирая из груды инвентаря тяпку поострее.
- Бот видишь. Маруся, - улыбнулась Гюзель. - На велосипед шлюху не посадишь.
- Как посмотреть, - возразила Маруся. - Сегодня он к дружку подался. У него на трассе там армянин. Шашлыками торгует.
- Это Митя вам сказал?
- Ну да.
- Тогда и беспокоиться нечего.
- Да я и не беспокоюсь: мотоцикл - дома. Маруся, привыкшая работать под палящим солнцем, занялась огородом. А Семен и Гюзель, вернувшись в дом, держали военный совет.
Сомнения отпали: Митя уехал к напарнице или напарнику. Днем показываться на разыскиваемом мотоцикле, по всей вероятности, не решился.
Смущало одно: велосипед в дорогу он готовил до появления Корнеевича. Выходит, и без этого напоминания он уже знал, где скрывается Панасенко и, видимо, был осведомлен, где тот намеревается скрываться дальше.
- Придется, Гюзелька, хоть это и нежелательно, воспользоваться телефоном, - сказал Семен. - Беги в контору, вызывай Ишутина. Говори: поломался мотоцикл. В общем, сама сообразишь, что и как сказать.
