Собеседники выразили ему своё сочувствие.
— Настали плохие времена, — заметил один из них.
— На ферме около Хэвенчёрча мне предложили тринадцать шиллингов в неделю, — сказал Шерлок Холмс. — Слишком мало для семейного человека. Я слышал, что на Болотах возчикам платят гораздо больше.
— Конечно, если возчики нужны, то им и платят за работу, — сказал другой мужчина. — В Корт-Лодже платят пятнадцать шиллингов. Но там больше не нужны возчики.
— Им очень редко нужны возчики, — добавил первый собеседник Шерлока Холмса. — Кроме того, им нужны очень хорошие работники.
— Я как раз такой, — заявил Шерлок Холмс.
Я знал, что Холмс не кривил душой. Он умел обращаться с лошадьми. Я не раз убеждался в этом.
Собеседники пожали плечами, но не стали спорить. Допив своё пиво, они ушли.
Мы с Шерлоком Холмсом обменялись вежливыми замечаниями о погоде, и я пригласил его за свой столик.
Я тихонько описал драматическое появление Эмелин Квалсфорд. Он выслушал меня и нахмурился.
— Мне необходимо попасть в «Морские утёсы», — сказал он, когда я замолчал. — Возможно, мы не узнаем там ничего нового. Но я должен побывать там. Завтра в одиннадцать — самое подходящее время. Все будут на похоронах. А сегодня вечером мы навестим дома сержанта Донли. Это позволит нам избежать официального визита. Кроме того, прежде чем мы начнём продвигаться дальше, нам следует ознакомиться с прощальным письмом Эдмунда.
— Какие поручения у вас будут для меня? Прогуляйтесь вместе со мной по Болотам. Я — возчик, почему бы мне не поглядеть на лошадей.
— А я полагал, что Болота — страна овец.
Холмс рассмеялся:
— Тем более следует порадоваться на лошадей, если таковые попадутся.
Мы заплатили по счёту. Холмс немного задержался на пороге, окинув изучающим взглядом Хэвенчёрч, затем повернул на восток, в сторону Болот.
В обоих концах деревни Главная улица переходила в Хэвенчёрчскую дорогу. На востоке гладкая, пыльная её поверхность превращалась в колеи, заполненные гравием, или галькой, как его называли местные жители. В таком виде Хэвенчёрчская дорога тянулась до дороги на Рей, по деревянному мосту пересекала Королевский военный канал, затем железную дорогу у станции Хэвенчёрч и дальше петляла по Болотам до деревни Брукленд.
Мы немного отошли от моста и по крепким деревянным мосткам, лежавшим на двух столбах, перешли дренажную канаву с южной стороны дороги. Чтобы животные не могли перейти по ним, со стороны пастбища были поставлены деревянные заграждения.
Я очень быстро понял, что Шерлока Холмса интересовали вовсе не лошади, а их следы. Он что-то возбуждённо пробормотал и устремился к проёму в ограде. Здесь были видны следы стада овец, прошедших в обоих направлениях, но пристальный взгляд Холмса выхватил из этой мешанины овечьих следов наполовину затоптанный отпечаток лошадиной подковы. Это было ещё одним поразительным проявлением чудесной остроты его зрения.
Шерлок Холмс рассмотрел отпечаток в лупу и обшарил глазами покрытую грязью почву, но так и не нашёл больше ни одного следа. После этого он перенёс своё внимание на ограждение. Оно состояло из единственной слеги, запиравшейся нехитрым приспособлением. Животные не могли открыть её, а фермер легко отводил в сторону, когда надо было пропустить стадо.
Оставив позади дорогу, мы двинулись на юг вдоль канала и повернули на восток, когда нам преградила путь дренажная канава. Мы продвигались всё дальше и дальше в глубь Болот. Несмотря на название, это было вовсе не болото, а превосходное пастбище.
Ценность овцеводческих районов обычно измерялась числом акров, простиравшихся на юго-востоке Англии, встречались места с такой обильной травой, что на одном акре можно было выращивать десять и более овец, содержа их без дополнительного корма. Беломордые овцы вначале смотрели на нас с беспокойством, но быстро поняли, что мы не обращаем на них никакого внимания, и вернулись к своей жвачке.
Тропинка кончилась, и на нашем пути снова оказалась небольшая дренажная канава. Местные жители иногда называли их траншеями, иногда — каналами, но, по мне, всё это были канавы. Мы свернули и двинулись вдоль неё, пока не нашли дощатый мостик, похожий на виденный ранее. Перебравшись по нему на другую сторону, мы зашагали дальше. Выйдя к огороженной железной дороге, Шерлок Холмс не стал перелезать через ограду, а двинулся на север, и вскоре мы подошли к переезду с аккуратно покрашенными деревянными воротами. На пересечении с путями Холмс вновь обнаружил лошадиные следы. Сохранились они и возле одной из планок грубого дощатого моста, где была вытоптана трава. Шерлоку Холмсу с трудом удалось разглядеть их в мешанине овечьих следов. Затем мы продолжили свой путь на восток.
Равнина, казалось, поглотила нас. Неровность рельефа была практически незаметна. Я даже не почувствовал, что мы из долины поднялись на гребень, но, должно быть, это произошло потому, что перед нами вдруг появилось приземистое кирпичное строение. Это оказалась овчарня, или хижина, как называли её местные пастухи. Её окружали изгороди, разделявшие овечьи загоны.
Перед открытой дверью сидел неряшливо одетый человек. Поднявшись, он направился к нам в сопровождении красивой чёрно-белой собаки. Только когда человек приблизился, я вдруг разглядел, что это женщина.
Не дойдя нескольких футов, она остановилась и пронзительно расхохоталась:
— Вы что, заблудились?
— Мы наслаждались прогулкой по Болотам, — вежливо ответил Шерлок Холмс. — А вы кто — пастух?
Женщина с удовольствием, совершенно по-мужски, сплюнула.
— Сторож при овцах. Уже десять лет. Как мой старик умер, заняла его место.
— Вы живёте довольно уединённо, — заметил я.
Она хмыкнула:
— Нет, здесь я остаюсь только во время окота овец. Живу я в Брукленде.
— Мимо вас ходит много народу? — спросил Шерлок Холмс.
— Когда как, день на день не приходится.
— Наверное, случается, что и верхом проезжают, — заметил Шерлок Холмс.
Она снова сплюнула:
— А, это Бен Пейн. Кротолов. Ездит по округе и ищет кротов.
— Он недавно проезжал? — спросил Шерлок Холмс.
— Может быть.
— Мы ищем его, — сказал Шерлок Холмс.
— Найдите, если сможете, — съязвила она.
— Курите? — Шерлок Холмс предложил ей свой кисет. Он заметил черенок трубки, торчавший у женщины из кармана.
Она тотчас вынула обугленную старую трубку и набила её. Он дал ей огонька и, когда она закурила, задал ещё несколько вопросов о прохожих.
Женщина отвечала уклончиво. Расставшись с нами, она неторопливо направилась к старой маленькой хижине, выпуская клубы дыма.
— Что вы об этом думаете, Портер? — спросил Шерлок Холмс. — Она всегда так относится к посторонним?
— Она слишком быстро заметила нас и подошла, — ответил я. — Не думаю, чтобы мимо неё кто-нибудь мог пройти или проехать незамеченным. Она живёт очень уединённо, и каждый прохожий для неё — событие.
— Но на ночь она возвращается домой, в Брукленд, — задумчиво заметил Шерлок Холмс. — Когда уходят пастухи, на Болотах становится совсем пусто.
Когда я обернулся, хижина женщины исчезла. Только дренажная канава, вдоль которой мы шли, помогала сохранять направление. У меня было ощущение, что, уклонившись от неё, я тут же потеряю ориентировку и заблужусь в зелёном море травы. Правда, я уже и сейчас начал терять ориентацию. Когда я попытался определить, где нахожусь, то обнаружил, что канава изгибается и солнце находится вовсе не на том месте, где я ожидал его увидеть.
На этой равнине было невозможно ориентироваться по сторонам света. На первый взгляд, предметы находились там, где они и должны были быть. Однако, если бы это было так на самом деле, вы легко представляли бы, где находитесь. За несколько минут эта равнина могла поглотить вас и заставить сомневаться в привычном соотношении суши и воды или земли и неба. В качестве ориентира мы продолжали использовать ту же самую большую дренажную канаву. Я был почти уверен в том, что мы совсем затеряемся, если отклонимся от неё.
Наконец мы повернули обратно и вернулись по своим следам. Продолжая искать отпечатки лошадиных копыт, Шерлок Холмс вёл меня вдоль нашего ориентира — канавы. Время от времени мы теряли друг друга из виду, расходясь в поисках следов на разных концах пастбища. Я не нашёл никаких следов и, проходя мимо хижины сторожа, также никого не увидел.
Мы были ещё далеко от Хэвенчёрчской дороги, когда услышали, как кто-то догоняет нас верхом. Бен Пейн, кротолов, с которым я уже разговаривал в Хэвенчёрче, остановил лошадь, легко спрыгнул на землю и пошёл рядом с нами.
— Приятный денёк, — заметил Пейн.
Это был хорошо сложенный мужчина чуть старше тридцати лет, довольно привлекательный, с быстрыми, пронзительными глазами и копной соломенных волос. Он казался себе на уме, как и предыдущая наша собеседница. Постоянно отводя взгляд в сторону, он словно пытался понять, как следует вести себя с нами, но тем не менее охотно ответил на наши вопросы.
