– А, кофе… благодарю. Женя, присоединяйся.
На подносе было две чашки, и, разлив ароматную темно-коричневую жидкость из миниатюрного кофейника, Земелин откинулся на спинку кресла, всем видом выражая готовность слушать.
– Новости не очень радостные, Анатолий, – осторожно начала я. – Эта девушка… женщина… Ольга Быстрова… вы, кажется, были знакомы с ней…
– Да… немного, – сразу напрягся Земелин, видимо, думая, что речь пойдет о старых интригах и его будут шантажировать.
– Ее убили сегодня ночью. Задушили в собственной квартире.
– Что???
Изумление было неподдельным и очень сильным. Земелин поставил чашку обратно на поднос и, недоуменно уставившись на меня округлившимися глазами, по-видимому, пытался переварить то, что только что услышал.
– Это не все, к сожалению, – неумолимо продолжала я. – Поскольку активно обсуждались слухи о давней вражде между Ольгой и Изольдой, полиция не стала особенно напрягаться с поиском преступника, и Изольду задержали как подозреваемую.
– Как задержали? когда задержали?!. Женя, что ты несешь? Ты в своем уме? Изольда – звезда, ее знает вся страна, она популярна у миллиона человек, ее нельзя вот так вот просто…
Я молчала, ничего не отвечая на эту бурную речь, и терпеливо ждала, когда поток эмоций иссякнет.
– То есть ты хочешь сказать, что у себя в номере ее сейчас нет? – прекратив наконец колебать воздух восклицаниями, задал более-менее осмысленный вопрос Земелин и сделал движение, как будто хотел встать и проверить, так ли это.
– Боюсь, что нет, – спокойно ответила я. – Полиция пришла рано утром, и я попыталась не пустить их, но потом поняла, что это только навредит и создаст дополнительный скандал.
– Как – утром? Что значит – утром? Почему мне не сказали? Я что здесь… вроде декорации, что ли? Я в нее деньги вложил, в конце концов!
– Вы спали, и будить и объяснять, в чем дело, совершенно не было времени, – немного скорректировав действительную причину, ответила я. – Полицейские настаивали и торопили, грозились приписать сопротивление, и нам ничего не оставалось, как…
– То есть она теперь в камере? Так, что ли?
– Ну, в общем… да.
– Твою мать… – процедил сквозь зубы Земелин, и по тому, как он беззвучно пошевелил губами, я догадалась, что окончание фразы было не из тех, что принято произносить в присутствии дам. – Если узнает пресса…
– Боюсь, что уже…
Этот удар бедный продюсер вынести уже не смог. Вскочив с кресла, он по-настоящему дал волю чувствам и, уже не стесняясь, сыпал направо и налево отборным матом. Пинком отворив дверь номера, все в тех же выражениях крича на весь коридор, он призвал Чаркина, и, вернувшись вместе с ним в номер, заставил меня повторить все то, что уже знал сам.
– Ты понимаешь?!! Понимаешь, что это означает?!! Скандал!!! Слава на всю страну! Я уже вижу эти заголовки. «Знаменитая певица оказалась убийцей», «Кровожадная исполнительница романсов передана в руки правосудия». О, черт…
И снова неудержимым потоком полилась русская народная речь.
– Толик… подожди… успокойся, – пытался вразумить его Чаркин. – Ведь это же вздор. Каждый поймет, что все это глупость. Чья-то интрига…
– Да?!! Да?!! Поймет?!! Что ж, может быть. Только пока он поймет, этот твой каждый, журналюги уже рассвистят на всю страну, на улицу нельзя будет выйти… Да что я говорю. У нас сегодня концерт, ты не забыл? Сегодня. Проданы билеты, придут люди… Я с ума сойду.
Земелин схватился за голову и бессильно упал в кресло.
– Толик… подожди… Все это можно уладить. У них наверняка нет никаких доказательств. Женя, когда, ты говоришь, все это произошло?
– Сегодня ночью. Между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого.
– Ну вот! А мы приехали в первом часу. У нас алиби. Железобетонное. Это не они нам, это мы им можем предъявить претензии. Ни с того ни с сего, руководствуясь какими-то непонятными домыслами, бабьими сплетнями, задерживать, отправлять в тюрьму всенародную знаменитость… это, знаешь ли… это мы им такую антирекламу сделаем, что они еще десять лет будут извиняться.
– Думаешь? – с надеждой, как бы пытаясь ухватиться за соломинку, поднял глаза Земелин.
– Конечно! – бодро уверил Чаркин. – У них ведь ничего нет. Нет и быть не может. С половины одиннадцатого… да ее в это время видели сто человек, она автографы раздавала…
Слушая, как почти слово в слово Чаркин повторяет мои собственные недавние высказывания, я могла только посочувствовать несчастному Земелину, которого ждал новый жестокий удар.
– Боюсь, это не совсем так… – осторожно вклинилась я в жизнеутверждающую речь Макса.
– Что? – удивленно прервался он. – Что не совсем так?
– После ареста Изольды полиция провела опросы в театре, говорили и с ней самой… Оказалось, что как раз около того времени, когда было совершено преступление, она ушла с банкета и около часа ее никто не видел. Никто не может сообщить, где она находилась все это время, а сама она тоже не хочет об этом говорить…
После этих слов эмоций у моих слушателей уже не хватило, и в воздухе повисла зловещая, тяжелая пауза.
– Я должен поговорить с ней, – сказал наконец Земелин, глядя прямо перед собой и, видимо, сосредоточившись на какой-то мысли. – Женя, у тебя все? Ты сегодня как сундучок с сюрпризами, давай уже добивай, рассказывай остальное, что там у тебя еще припасено.
– Почти ничего. Есть одно обстоятельство, которое пока не выяснено, и как знать, возможно, оно окажется хорошей новостью…
При этих словах продюсер и директор, кажется, утратившие последнюю надежду, оба, как по команде, сделали движение в мою сторону и напряженно уставились мне в лицо, как бы в ожидании манны небесной.
– На трупе обнаружены следы борьбы, и под ногтями у Ольги чья-то… чей-то генетический материал. Экспертиза еще не закончена, и если ДНК не совпадет…
– Конечно, не совпадет!! Разумеется, не совпадет! – сразу оживился Макс, но Земелин был сдержан.
– Хорошо, подождем результатов, – медленно произнес он. – Когда они будут?.. А кстати, откуда у тебя вся эта информация? – как будто только что очнувшись, перебил сам себя продюсер. – Ты что, в свободное от охраны клиентов время подрабатываешь в полиции?
– Подрабатывать не подрабатываю, но разных хороших знакомых имею. Иногда они делятся информацией.
– А-а-а, вон оно что… Так чем же поделились они с тобой относительно результатов экспертизы?
– Возможно, будут готовы уже сегодня вечером. Дело, как сами понимаете, шумное…
– Вот это-то и… хреново, – с досадой проговорил Земелин.
– Наверное, начинать действовать до получения этих результатов… не стоит… – осторожно порекомендовала я.
– Да уж само собой. Какие тут… действия. Если выяснится… ах ты черт… Макс, я пойду пройдусь, подышу воздухом. Мне нужно все это… переварить.
Прихватив сигаретную пачку, Земелин вышел из номера, и мы с Чаркиным, деликатно не захотев оставаться в помещении в отсутствие хозяина, последовали за ним.
Было уже около трех часов дня, допросы в театре наверняка закончились, и чтобы не терять даром золотое время, я решила все-таки дополнительно переговорить с Лилей и Аллой. Конечно, все главное они уже сказали следователям, но кто знает, может быть, личное общение привнесет что-то новое, такое, что не говорится на официальном допросе.
Я вышла из гостиницы и, сев в машину, поехала в театр.
Первый, кого я встретила прямо на входе, был до крайности расстроенный Иосиф.
– Ах… Евгения… вы уже знаете эту ужасную новость? Немыслимо! И какой скандал… Мы уже продали все билеты. Как я объясню…
– Ничего, Иосиф Вениаминович, как-нибудь утрясется, – успокоила я. – А это правда, что Изольду целый час никто не видел? Как-то даже… не верится. Столько было вокруг людей…
– Ну вот, ну вот, – зачастил Иосиф. – Вот и я говорю… кто-нибудь, наверное, должен был… Но нет, никто не признается. Самому, что ли, сказать… Только я вчера уехал рано, так голова заболела…
– Жаль… – печально улыбнулась я. – Но, по крайней мере, спасибо. Хоть кто-то готов помогать… да еще так самоотверженно… прямо вплоть до лжесвидетельства даже.
– Ах, Женечка, вы все смеетесь, а мне совсем не до шуток. Столько сразу появилось… проблем. Одних билетов возвращать…
Несчастный Иосиф направился по своим делам и вскоре исчез в театральных подземельях, а я до боли знакомой дорогой двинулась по коридорам в сторону гримерных.
Как будто поджидая меня, Лиля и Аллочка, нахохлившись, сидели за маленьким столиком, притулившимся в уголке, и со скорбными лицами понемногу отпивали из маленьких рюмочек.
– Добрый… хотя, пожалуй, не такой уж добрый сегодня день, – печально, в тон общему настроению сказала я.
