Станислав Николаевич Дунаев хлопнул на ночь полный стакан коньяку, полистал какой-то красочный журнал и через двадцать минут уже спал с открытым ртом. Он ни в чем не сомневался и никогда не жалел о том, что уже случилось. Да и зачем сожалеть о прошедшем? Ведь ни вернуть, ни исправить ничего нельзя. Значит, надо принимать все как есть. И жить с этим. И бороться до последнего…
С понедельника начались обычные будни. Сталкиваясь друг с другом, Дунаев, Колупаев и Ионенко избегали встречаться взглядами и не заводили разговоров ни о чем, кроме своей работы. Надежда, что никто ничего не узнает, витала над ними, с каждым прошедшим часом вселяя уверенность, что все обойдется и жизнь их потечет по прежнему руслу.
До вторника ничего не предвещало беды. Все трое фигурантов достаточно успокоились, даже трусоватый Ионенко. Поэтому именно для него, как удар ниже пояса, стал приход к нему во вторник Васи Левакова. Без разрешения и не обращая внимания на протестующую секретаршу, Леваков вошел в кабинет своего шефа, закрыл дверь и без обиняков заявил, что намерен идти в полицию.
– Я расскажу им все, как было, – сказал он. – В конце концов, это настоящий несчастный случай. Все образуется…
– Ты думаешь? – спросил Ионенко, лихорадочно соображая, как ему поступить.
– Да, я так думаю, – твердо произнес Леваков.
– Что ж… Возможно, ты и прав. Я ведь тоже места себе не нахожу с тех самых пор… как это все… случилось.
– Ну вот! – обрадовался Леваков. – Если мы расскажем все, как было, то нас наверняка не посадят.
– Думаешь? – посмотрел на водителя Геннадий Викторович.
– Уверен.
– Хорошо, – как-то слишком быстро согласился Ионенко. – А когда ты намерен идти в полицию?
– Да хоть завтра с утра!
– Хорошо, – повторил Геннадий Викторович. – Ты пока иди, а я подумаю…
Когда водитель покинул кабинет, Геннадий Викторович некоторое время сидел в раздумье. Ему вот теперь как раз и вспомнить бы про разбитый в деревне нос и про то, что жить лучше своим умом. Ан нет, посидев пару минут, он вдруг сорвался с места и отправился к Колупаеву.
– Мой водила сказал, что пойдет в полицию и все расскажет, – с ходу выпалил Ионенко, как только вошел в кабинет генерального директора.
– Тише ты, не ори так, – оборвал его Колупаев. – Закрой дверь!
Ионенко плотно прикрыл дверь, нервно прошел к директорскому столу, бессильно плюхнулся в кресло и скороговоркой без всякого выражения проговорил:
– Мой водитель Леваков только что приходил ко мне. Он сказал, что намерен идти в полицию и все там рассказать. Он считает, что, если мы во всем признаемся, нас не посадят…
Олег Дмитриевич откинулся на спинку кресла и какое-то время смотрел на Ионенко. Но видел не его, а того охотника, которого они закопали недалеко от дуплистой сосны. Очнувшись, он взял трубку и спросил:
– Ты у себя?
– Да, – ответили ему.
– Тогда мы сейчас к тебе придем, – сказал Олег Дмитриевич и поднялся из-за стола…
Дунаев приходу Колупаева и Ионенко ничуть не удивился. Когда Колупаев ему позвонил, Станислав Николаевич уже по голосу понял, что случилось то, о чем они хотели бы поскорее забыть.
– Ну? – спросил он с ходу, как только Олег Дмитриевич и Геннадий Викторович вошли в кабинет председателя совета директоров.
– Он хочет идти в полицию и все рассказать, – выпалил Ионенко.
– Он – это твой водила?
– Ага, – подтвердил Геннадий Викторович.
– Когда он собирается идти в полицию? – спросил Станислав Николаевич.
– Завтра, – ответили хором Ионенко и Колупаев.
– Тогда все нужно сделать сегодня.
– А что – все? – спросил Геннадий Викторович, бледнея и ощущая холодок между лопатками.
Дунаев промолчал…
Как убрать Левакова, придумал, скорее всего, тот же Дунаев. Возможно, вместе с Колупаевым. Это они попросили Ионенко, чтобы он, в свою очередь, попросил Наташу позвонить Левакову и вызвать его к особняку. Это не должно было вызвать у него подозрений. Ну, а там…
– А под каким предлогом я буду просить Наташу, чтобы она вызвала Левакова к особняку? – спросил Геннадий Викторович. – И зачем?
– Нам надо, чтобы позвонила именно она, – пояснил неразумному исполнительному директору Дунаев. – Она же встречается с Леваковым, и он к ней неравнодушен. Ты сам это говорил… К тому же, если твоему водиле позвонит кто-нибудь из нас, он может что-то заподозрить и попросту не прийти. А предлог… – Станислав Николаевич немного подумал: – Скажи ей, что тебе неловко дергать его в неурочный час, что ты и так его задергал по разным мелочам. Пусть она скажет Левакову, что особняк приедут смотреть клиенты и что там будет она как ведущий специалист, отвечающий за данный объект. А поскольку неизвестно, как долго объект будут смотреть клиенты, то пусть, мол, Леваков потом отвезет ее домой на машине. Когда же она придет в особняк, мы ее встретим и… отправим куда-нибудь…
– Как-то это все… шатко, – промямлил Геннадий Викторович.
– Да нам не важно, шатко это или не шатко, – отрезал Дунаев. – Нам важно, чтобы Леваков приехал…
– И что будет потом?
– Потом мы с ним поговорим и, я думаю, убедим, что ему не нужно идти в полицию, – ответил Станислав Николаевич, глядя поверх головы исполнительного директора.
– И все? – спросил Геннадий Викторович.
– И все, – ответил Дунаев.
Вечером Геннадий Викторович, как и было велено, позвонил Наталье Челноковой. Он извинился за звонок, сказал, что необходимо ее присутствие, как ведущего специалиста, на одном из ее объектов, а именно, в особняке на Верхней Красносельской улице, и попросил вызвать Левакова, чтобы после осмотра особняка клиентами он отвез ее домой.
– Самому мне звонить как-то неловко, – извиняющимся тоном добавил Ионенко, – я его и так задергал по всяким поводам и без оных. А вам, я надеюсь, это сделать будет проще. Да, – спохватился Геннадий Викторович, – и не говорите, пожалуйста, что это я просил вас вызвать его. Скажите это от своего имени. Он ведь вас послушает?
– Надеюсь, – улыбнулась на том конце провода Челнокова.
– Ну, вот и славно. С нашей же стороны, со стороны руководства компании, обещаю вам, что за этот вечер вы получите отгул и сможете использовать его, вместе с другими накопившимися отгулами, в самое ближайшее время.
– А смогу я на несколько дней уехать в Чебоксары повидаться с мамой? – спросила Наталья.
– Да хоть завтра, – ответил Ионенко.
Дальше события развивались уже по придуманному Дунаевым сценарию.
Наталья позвонила Левакову и сказала ему, что ее вызывают на работу. Сколько она там задержится с клиентами, в особняке на Верхней Красносельской, – неизвестно, так что не сможет ли он, Вася, потом отвезти ее домой, к тому же они смогут немного побыть вместе?
Вася звонку обрадовался. Сказал, что, конечно, приедет. Хотя его и терзали какие-то смутные сомнения, к особняку он все же приехал на своей раритетной «Волге».
Двери особняка были открыты. Как только Леваков ступил в коридор, то получил удар битой по голове. Он устоял на ногах, обернулся и увидел оскаленное лицо Дунаева. А потом получил удар в лицо. Еще удар. И еще. Били поначалу двое: Дунаев и Колупаев, а Ионенко стоял как вкопанный и лишь моргал глазами, глядя, как генеральный директор и председатель совета директоров что есть силы колотят битами упавшего Левакова, кажется, уже потерявшего сознание. Конечно, Наташи в это время в особняке уже не было: ее отослал домой Ионенко, сказав, что она может ехать к матери в Чебоксары хоть завтра.
Дунаев и Колупаев заставили бить и Ионенко, чтобы вина в убийстве Левакова была одна на троих. Сначала он ударил несильно.
– Бей! – приказал ему Дунаев.
Ионенко ударил сильнее.
В это время мимо особняка проезжали на черном «мерсе» Гугенот и одноглазый.
– Смотри, братан, это, кажись, лайба Левого стоит, – сказал одноглазый Гугеноту.
– Где? – завертел тот головой.
– Да вон, у розового дома, – указал на «Волгу» возле особняка на Верхней Красносельской одноглазый.
– Он не розовый, а оранжевый, – заметил Гугенот.
– А‑а, один хер, – буркнул одноглазый.
Они подъехали к «Волге», походили вокруг, высматривая Левакова, но его нигде не было.
– Ну, чо, берем его тачку? – обратился к корешу Гугенот. – В счет его долга?
– А то, – хмыкнул одноглазый.
Он быстро и едва ли не ногтем вскрыл «Волгу», сел за руль и завел автомобиль.
– Давай ко мне! – крикнул ему Гугенот. И черный «мерс», а вслед за ним и «Волга» тронулись…
…Ионенко сморгнул.
– Еще бей! – прикрикнул на него Станислав Николаевич.
И тогда Геннадий Викторович ударил лежащего Левакова по голове. Он вложил в удар всю силу. Потом ударил еще и еще. И стал бить, не переставая и что-то крича. Как показалось самому хладнокровному из троих Дунаеву, исполнительный директор кричал, разбрызгивая слюну:
