Бровь она расшибла себе сама, треснувшись спросонок об дверь. Но когда Антонина спросила про болячку, она, не задумываясь, сочинила и кота Барсика, и мальчика Пашку, мучившего его. Пашка действительно жил в тридцать пятом доме, но все остальное было Глашиной фантазией. Если бы Глашку спросили, зачем она врет, та не смогла бы ответить – совралось, и все. Она вообще была вруньей. Вранье приносило ей какое-то бескорыстное удовольствие. Но в следующий раз девочка действовала уже обдуманно.
Глашка готовилась к жертвам, но синяка, поставленного самой себе, и валяния в крапиве оказалось достаточно. Когда Антонина спросила, не сама ли Глашка упала в крапиву, ей стало страшновато: а вдруг ведьма умеет мысли читать или как-нибудь по-другому догадается? Но оказалось, что не умеет, и Глашка почувствовала себя куда уверенней. А после все пошло как по маслу – история про обиженную девочку подействовала. Глашке нравилось представлять себя жертвой, а потом мысленно мстить своим обидчикам, хотя на самом деле с ней редко кто играл и еще реже дрался. В основном ее почему-то не замечали, что выводило Глашку из себя.
Но теперь ее заметили… Еще как заметили! Мальчишки старались обходить ее стороной, а на взрослых Глашка предусмотрительно не применяла свою силу. Но и этого было достаточно – про нее заговорили вовсю. Правда, одно раздражало Глашку: ее нашептывание действовало не на всех. Например, почтальонова Женька, похожая на пацана, смотрела злобно своими черными глазищами, взгляд не отводила, и ничего ей потом, дряни эдакой, не было. «Может, у нее глаз лошадиный?» – недоумевала Глашка. Как бы то ни было, именно Женька один раз подстерегла Глашку за околицей, сбила с ног, изваляла в песке и предупредила: еще раз Глашка свои пакости сделает кому-нибудь из ее братьев, Женька ей такое покажет, что она и в деревне остаться не сможет. Глашка вроде бы притихла, и постепенно про ее гадости забыли.
А спустя три года у нее первый раз получилось навести настоящую порчу. Глашка не знала, что это называется именно так, но Лидка Еремеева, красавица и задавака, Глашку в упор не замечавшая, вся покрылась красной шелушащейся коркой и теперь носа из дома не показывала. Кончилось тем, что родители увезли ее в Москву, в какой-то институт, где Лидка и осталась на весь следующий месяц. Возвратилась с нормальным лицом, но едва в школе наткнулась на Глашку, как на следующее же утро из дома Еремеевых доносились крики и плач. Глашка торжествовала – у нее получилось то, чего она так долго добивалась.
А потом к ним домой пришла ведьма. Про то Глафира никогда не вспоминала и спустя месяц после ее визита сбежала из дома: оставаться ей было никак нельзя. Иногда память выталкивала на поверхность черную фигуру, бросающую отрывистые слова, и бабку, бессильно опустившуюся на стул, но Глафира загоняла воспоминание обратно.
Когда она решила наконец вернуться в деревню, то обезопасила себя всеми способами и со страхом ожидала результата. Но все было тихо и спокойно. Антонина не показывалась. «Я победила! – поняла Глафира. – У меня все получилось!» Правда, теперь она была взрослой и без необходимости ничего такого не делала. К тому же хорошо помнила слова ведьмы – если тебя не обидели, не наказывай. Но с женой Чернявского был особый случай – та ее обидела. А значит, ее можно было наказать.
Глафира улыбнулась спокойной улыбкой и с чувством собственной правоты достала из ящика маленький мешочек…
– Вить, кто такая Антонина? – спросила Тоня мужа за завтраком в воскресенье.
Тот опустил блинчик в чашку с вареньем, поболтал им, откусил кусок и, только прожевав, ответил:
– Если это та женщина, о которой я думаю, то что-то вроде местной достопримечательности.
– И что ж за достопримечательность такая, о которой ты мне еще ничего не рассказывал? – язвительно поинтересовалась Тоня. – На речку ты меня водил, по лесу гуляли, у Рыбкиных в гостях были, а ведьму как-то упустил из вида.
Виктор поднял на жену глаза, подумав, не поставить ли ее еще раз на место, но решил не злоупотреблять.
– Слушай, – мягко сказал он, – да ерунда все полная, потому я тебе и не рассказывал. Страшилка детская, понимаешь?
– А вот Степанида говорит, что она самая настоящая колдунья!
– Ты Степаниду больше слушай, она тебе еще и не то скажет. И про домового, и про привидения, и про шабаши в лесу, и про оборотней… Ты всему верить будешь?
Тоня почувствовала себя несколько растерянно – всегда Виктору удается как-то так переключить разговор, что она выглядит полной дурой! Но на сей раз она ему не позволит отвлечь ее.
– А где она живет хоть, ваша колдунья?
– Тонь, да что ты ко мне пристала? – нахмурился Виктор. – У Степаниды своей спроси.
– А я хочу у тебя спросить, – возразила она. – Ты же сам говоришь, Степанида все выдумывает, вот и расскажи мне, кто такая Антонина на самом деле.
Виктор поразмыслил, сжевал еще два блина и проговорил неохотно:
– Да самая обычная баба, только живет не в деревне, а почти у леса, на дальнем конце. Ну, знаешь, где просека, только по другую сторону дороги, через поле пройти нужно. Там ее дом стоит, если, конечно, не развалился.
– Не развалился, – тихо сказала Тоня, но Виктор ее не услышал.
– Про нее всякие истории ходили: и что она якобы порчу наводит, и что колдует, и что лечить может… Господи, Тонь, ну что я тебе рассказываю? У вас у самих, что ли, таких страшилок не было?
– Таких – нет. Про кладбища были, про дома заброшенные, а про ведьму не было.
– Ну, значит, у вас фантазии не хватило. А у нас в детстве особым геройством было около ее ограды полежать, посмотреть, чем она занимается.
– И чем занималась?
– Да ничем! Тем же, что и все на огородах своих. Я же говорю – игра была такая, понимаешь, проверка на храбрость!
– И ты тоже играл?
– Все, Тонь, надоело мне ерунду обсуждать, давай лучше делом займемся. Ты меня спросила – я ответил. Даже время не хочу тратить на подобную чушь.
Тоня улыбнулась и стала убирать посуду со стола. Все, что ей нужно было, она уже узнала.
Явное раздражение Виктора, вопреки его ожиданию, не произвело на нее такого действия, как обычно. В другой раз она бы смутилась, решила, что послушала глупую, выжившую из ума старуху и опять выставила себя в глазах мужа деревенской простушкой, которую хлебом не корми, а дай потрепаться обо всякой чепухе. Но не сейчас. Слово «бесплодие» отзывалось у Тони в ушах каждый раз, когда она вспоминала про поездки к врачу, и, чтобы больше не слышать его, она согласилась бы пойти куда угодно и к кому угодно. К тому же слово «ведьма» Тоня как-то не очень принимала всерьез. «Наверное, Антонина травница, – думала она, – старая знахарка, которую слухи превратили в ведьму, как Витя рассказывает».
В пятницу ударили заморозки. Трава поседела, лужицы схватились крепким ледком, а дом пришлось протопить с раннего утра, потому что ночью Тоня замерзла. Проводив Виктора, она позавтракала, задумчиво глядя в темное окно, написала список дел на сегодня и уселась на диван.
Еще вчера она совершенно точно знала, что пойдет к колдунье, или кто она там есть, с раннего утра, но за окном давно уже было светло, а Тоня все колебалась. Как же так, прийти к незнакомому человеку, с порога заявить про Глафиру Рыбкину, да еще упомянуть про зло? Неудобно. «А кровью истекать раз в две недели тебе удобно? – спросила она сама у себя. – А бесплодие удобно?» Страшное слово перевесило – Тоня встала и оделась. Подумав, она положила в кошелек в дополнение к лежащим там пятистам рублям еще тысячу, закрыла дом и вышла на улицу.
Там никого не было. Когда-то Тоня посмотрела фильм «Адвокат дьявола» и теперь вспомнила, как в конце фильма главный герой идет по совершенно пустому городу, в котором нет ни одного человека. У нее появилось то же ощущение неправдоподобия и какой-то скрытой угрозы. Она поколебалась, не вернуться ли обратно, но в тот момент в доме тети Шуры хлопнула дверь, и деревня сразу словно ожила.
«Пойду», – решила Тоня и направилась в дальний конец деревни. На улице по-прежнему никого не было, но теперь она улавливала движение занавесок, любопытные взгляды из окон, слышала голоса из домов. Деревня проснулась. На опавших листьях виднелась белая кайма, и Тоня зябко куталась в куртку, жалея, что не взяла шарф. Да и перчатки можно было бы надеть. Чтобы не замерзнуть, она пошла быстрее, не обращая внимания на дома по обеим сторонам дороги. Наконец дошла до крайнего коттеджа – настоящего кирпичного коттеджа, с решетками на окнах. Миновав его, спустилась по небольшому склону вниз и двинулась вдоль поля.
Как и говорил Виктор, минут через пять она увидела за деревьями крышу одиноко стоящего дома, решительно свернула к нему и зашагала напрямик через поле. Теперь она радовалась заморозку: если бы не он, сейчас бы шлепала не по твердой застывшей земле, а по грязи. Под ногами еле виднелась тропинка, из чего она заключила, что деревенские к Антонине все-таки ходят.
