Инна Булгакова - Сердце статуи

— Нет!

— Это первый вариант. Теперь второй. Иван Петрович, — вдруг круто развернулся Котов, — вы в это время наслаждались рыбалкой на Оке?

— Не особенно. С каждым голом клюет все хуже.

— Вы давно туда ездите?

— Давно. Лет десять.

— Всегда на машине?

— Раньше, до машины, на электричке.

— На каком примерно расстоянии от вашего кемпинга располагалась киноэкспедиция?

— Понятия не имею.

— Даю справку: в двух километрах.

— Спасибо.

— Не за что.

— Во сколько 10 июня вы уехали в Москву?

— Примерно в пять вечера.

— И в девять вам позвонил с кладбища Колпаков, предложив сыграть в покер?

— Да.

— Вы настаиваете на своих показаниях?

Иван Петрович пожал плечами и обронил холодновато:

— Настаиваю.

Раздался входной звонок, дверь распахнулась на секунду, разорвав розовый полумрак. Все вздрогнули, шевельнулись, страшное напряжение вдруг как-то обнажилось.

Вошла Надежда, пробормотав «можно?», и села на резной круглой скамеечке у входа, напротив меня, Федор Платонович слегка поморщился, но стерпел. Зачем, что ей нужно?.. Как вдруг я поймал настойчивый взгляд голубых глаз — и сразу полегчало на душе.

— Что это? — воскликнула Надя, взглянув на стол, где лежали «вещественные доказательства».

— Гражданка Голицына… то бишь госпожа, — следователь улыбнулся мельком, иронически. — Пришли вы кстати, но не мешать!

— Извините. Это вещи убитой?

— Вы их на ней видели?

— Нет, я… Они тут так ужасно лежат, так жалко. Ее нашли?

— Кабы нашли, мы бы в другом месте беседовали. Итак, эмоции в сторону. Семен Семенович, Любезнов делал посмертную маску вашей жены?

— Делал, — в глазах ювелира зажегся красноватый огонек.

— И когда отдал?

— Как сделал, так и…

— Значит, она все это время находилась у вас?

— Не все время. Макс брал у меня маску, когда лепил надгробье. Макс, ты вспомнил?

— Нет. Я хотел запечатлеть черты Нели в лице Ангела смерти?

— Сначала хотел, потом раздумал. Ты был в творческом поиске, вдохновлялся, так сказать. Но 3 июня, когда Авадона был готов, я маску у тебя забрал.

— Вы забрали маску при Вертоградской? — вмешался следователь. — Она ее видела?

— Она ее видела.

— А теперь и мы поглядим, — Федор Платонович достал из портфеля маску и положил на столешницу рядом с серебристыми штучками. Мертвая личина со слепыми глазами.

— Что это?! — вскрикнул Семен. — Откуда вы?!..

— Максим Николаевич извлек ее из гроба, который прислали ему в подарок.

— Как из гроба?.. Макс, ты сделал копию?

— Не знаю, не помню.

— Моя лежит… или нет?.. я давно не вынимал.

— Где лежит? — требовательно перебил Котов.

— В тумбочке под портретом Нели.

— Тумбочка запирается?

— Нет.

— Есть такая, — подтвердил я. — На ней цветы и свечи.

Федор Платонович подумал.

— Как это можно проверить?

— Как? — повторил ювелир лихорадочно, обжигая нас исступленным взглядом. — Как?.. Можно! У соседей запасной ключ. Я позвоню?

Федор Платонович кивнул. В результате переговоров с каким-то Володькой было установлено: посмертная маска из тумбочки исчезла (если она вообще там когда-нибудь лежала, заметил я про себя).

Колпаков усиленно соображал. Наконец спросил с укоризной:

— Макс, ты плетешь мне уловку?

— В каком смысле?

— Зачем тайком? В сущности, ты украл!

— Я?

— Макс у меня был на той неделе, а больше никого! Ни-ко-го.

— Да каким же я образом при тебе…

— Я выходил в прихожую Ванюше звонить, забыл?

— Сема, я даже не подозревал о ее существовании.

Сема вдруг уставился на доктора, тот пояснил профессионально:

— В результате пережитого потрясения у больного могут случаться и временные провалы в памяти.

— Не делайте из него сумасшедшего, — прошептала Надя; а я испугался безумно: неужто во внезапных временных помутнениях я сам себя преследую?..

— Я не подозревал о ней…

— А почему собственно? — хладнокровно перебил Котов, обращаясь к ювелиру. — Почему в разговорах с Любезновым, касающихся расследования, вы ни разу не упомянули о маске?

— Это слишком трагическая тема, чтоб касаться ее всуе.

— Не всуе, мы ищем преступника. И не исключено, что, прикрывшись именно этой маской, он отпугнул свидетельницу. Что вы скажете, Надя?

— Лицо было похоже… — начала она нерешительно. — Но свет из окон падал тусклый, трепещущий, свечи…

— Возьмите маску! — приказал Федор Платонович. — Так!.. Отойдите в угол. Прикройте лицо, держа ее обеими руками.

Надя тихонько ахнула и пригнула голову к коленям.

— Похож?

— Вы рассмотрели мою фигуру, одежду? — заговорил Семен, опустив руки с маской.

— Я очень испугалась… и статуя стояла в кустах.

— Любой человек ночью в этой позе…

— Ты ходишь в белом!

— Вот проблема-то! Хоть в простыню завернулся… Да и мало ли кто ходит в белом? На основании столь дикого бреда вы смеете обвинять! — голос семена окреп. Между тем мое алиби установлено присутствующим здесь свидетелем. Ванюша, подтверди!

Ванюша подтвердил также твердо:

— Мы играли в покер.

— А куда делась ваша из тумбочки?

— Макс ее забрал.

— Нет, я увидел ночью в гробу…

— Сема, — заговорил Иван Петрович, — а не могла маску забрать Вера?

— Ее ноги не было в моем доме!

— Нет, просто ты сказал, что 3 июня при ней у Макса взял.

— Я ее посадил на электричку и больше не видел!

— Вы полагаете, — обратился следователь к Ивану Петровичу, — что Голицына увидела в саду пропавшую без вести?

— А что? По описанию подходит: маленькая, беленькая, в белом.

— У вас какая группа крови?

— Четвертая.

— Так. А у вас, Колпаков?

— Не знаю. Я посадил ее на электричку… и письмо послано из Ка-ши-ры!

— Письмо мог отослать кто угодно.

— Но вы, конечно, сверили почерк! Она писала 7 июня, потом спохватилась и 10-го явилась опередить письмо, понимаете? Явилась права качать… насчет изумруда.

— И ушла голая?

— Где обнаружены вещи?

— В дупле старого дуба на участке Голицыных.

Тут, конечно, наступила выразительная пауза, и все взоры обратились на Надю.

— Вы обыскивали наш участок?

— Не догадался в свое время, к сожалению.

— Но как же вы…

— Узелок увидел Максим Николаевич из окна мастерской.

— Надя, я никому не рассказывал, потому что…

— Да, я понимаю.

Она вдруг встала и ушла.

— Побежала брату докладывать! — вырвалось у Федора Платоновича уже на ходу, и он исчез за дверью.

Тягостное молчание между нами троими нарушил доктор:

— Это брат нас в мае фотографировал?

— Да, ее брат.

— Крепкий парень. Он знал Веру?

— Так… мельком.

— Интересно. Что это там у них за дупло?

— С земли не видать, только из мастерской.

— Я не подозревал.

— И я! — перебил Сема. — Любопытная комбинация наклевывается.

— Рано радуетесь! — отрезал я с внезапным гневом. — Может, из вас кто подсунул.

Дверь открылась, брат с сестрой вошли как под конвоем.

— Эти вещи? — спросил Андрей, подходя к столу. — Не видел. 1 мая она была одета в серебристый плащ.

— А сумочка, босоножки? — уточнил Котов.

— Может быть. Не обратил внимания.

— Вы знаете, где обнаружены вещи?

— Понятия не имею.

— В дупле вашего дуба.

Андрей судорожно мотнул головой.

— Серьезно? Я их туда не клал. Надюша, конечно, тоже.

— Почему вы за нее отвечаете?

— Да, я за нее отвечаю.

— Вы помните, во что были одеты 10 июня, когда возвращались из Москвы?

— Не помню.

— Я вас как-то встретил на улице в белом импортном костюме.

— Ну и что? Это криминал?

— Макс, — заговорила Надя низким пронзительным голосом, — ты подозреваешь нас с Андреем в убийстве твоей женщины? — она глядела на цветную фотографию на столе: режиссер в окружении блестящих девочек.

Ее фраза показалась мне самой страшной из того, что тут было наговорено, самой зловещей. И я заявил бессвязно:

— Нет, Надя! Ты — моя женщина.

— Почему ж ты скрыл про дупло?

— Пойдем отсюда, деточка, — Андрей взял сестру за руку и потянул к двери. — Здесь нам делать нечего.

— Позвольте, товарищ Голицын…

— Не позволю. Шлите официальную повестку.

Она его послушалась. И дверь захлопнулась за ними, вновь просверкав закатной вспышкой, вновь погрузив в красноватый сумрак… оставив меня в полном смятении. Черт с ним, с убийцей, мне б оправдаться насчет дупла!

— Федор Платонович, что-то я перенапрягся…

— Свидетели на сегодня свободны, — распорядился Котов; если он был раздражен и разочарован, то чувства свои скрывал умело. — Обойдемся без подписки о невыезде?