Затормозив, я вылез из машины, разулся и забрался на ее крышу. С этой выгодной позиции можно было спокойно смотреть поверх стены, и передо мной, как на ладони, предстали дом и сад.
Именно такой я и представлял себе стандартную обитель миллионера: ухоженные клумбы с массой цветов, ярко-зеленые газоны, напоминавшие биллиардный стол, посыпанная песком въездная аллея и целый отряд китайцев садовников, копошащихся на солнцепеке.
Дом был большой, белый, под зеленой крышей, с зелеными жалюзи на окнах и очаровательной террасой, защищенной от солнца шторами. На нее вела каменная лесенка в несколько ступеней. Помимо садовников, никаких признаков жизни не проявлялось: никто не прогуливался по террасе, никто не выглядывал из окна.
Дом показался мне слишком пустынным — я бы в таком жить не стал.
Я слез с машины, обулся и сел за руль. Я был пока еще не готов нанести визит миссис Ван Блейк и поэтому отправился в отель пообедать.
Перед тем как идти в ресторан, я позвонил капитану Брэдли и спросил, смогу ли вечером его увидеть.
— Конечно, — ответил он, — а то я уже начал беспокоиться, как вы там. Не оставляйте только машину у входа.
Я заверил его, что позабочусь об этом и буду у него около девяти.
После обеда я поднялся в номер, чтобы написать отчет для Берни. Едва открыв дверь, я понял, что кто-то меня посетил, воспользовавшись моим отсутствием. Затворив дверь, я огляделся.
Чемодан, аккуратно оставленный мной на стойке для багажа, теперь лежал на полу. Пальто, висевшее в шкафу, валялось на кровати.
Я подошел к шифоньеру и выдвинул верхний ящик. Чья-то грубая рука переворошила все рубашки и носки, нимало не беспокоясь о восстановлении прежнего порядка. Следы торопливого обыска остались и в других ящиках. Кто бы ни был мой любознательный посетитель, его меньше всего интересовало, узнаю я о его визите или нет.
Я догадывался, что это был Лэсситер, но мне нужно было знать наверняка. Я снял телефонную трубку и попросил портье прислать ко мне гостиничного агента безопасности.
Последний явился не сразу: флегматичный толстяк с отвисшими усами и холодными рыбьими глазами не внушал доверия.
На стол, так, чтобы было видно от двери, я заранее положил пятидолларовую бумажку. Купюру он заметил раньше, чем меня.
— Копы здесь были? — без обиняков спросил я, пододвигая к нему купюру.
Мне было видно, что ему приказали молчать, но пятерка сделала свое дело. Поколебавшись секунду, он кивнул.
— Сержант Лэсситер? — Опять кивок. Я вручил ему деньги: — Прошу простить за то, что заставил вас подняться.
Бумажка мгновенно исчезла в его кармане, он еще раз кивнул и удалился — здоровый, молчаливый, продажный тип.
Ну что ж, Лэсситер не мог найти ничего, что открыло бы ему причину моего пребывания в Тампа-Сити. У меня с собой не было никаких заметок по делу Бенсон. Я не доверяю бумаге сокровенных мыслей. Тупица Карл, должно быть, и сейчас еще размышляет, по какому следу я иду, да и вообще есть ли он вообще, этот след.
Я уселся за стол, вынул из ящика пачку бумаги и настрочил длиннющее письмо с подробным описанием всех последних эпизодов расследования. Работа отняла немало времени — я закончил писать только к шести. Чрезмерное усилие едва не доконало меня, но сделать это было необходимо. Я спустился и вышел из гостиницы, чтобы бросить письмо в почтовый ящик на перекрестке. Испытывать счастье с гостиничным почтовым ящиком я не стал. На обратном пути, проходя через вестибюль, я засек толстяка, усердно читавшего перевернутую газету в кресле у стены.
У него на лбу было" написано, что он получает жалованье в полиции. Когда я поравнялся со стойкой, мой новый знакомый — гостиничный детектив, усердно стиравший с нее пыль, перевел взгляд с толстяка на меня и подмигнул со значением. Затем он выразительно почесал шею и опять взглянул на меня, слегка кивнув головой в сторону улицы.
Я живо скумекал, что еще один в штатском — снаружи. Пять долларов продолжали приносить дивиденды. Перевербованный мною агент вполне прилично владел искусством пантомимы.
Я подмигнул ему в ответ, поднялся на лифте в номер и набрал номер Сюзи. Перед тем как у Сюзи ответили, у меня в трубке что-то легонько щелкнуло. Этот щелчок послужил мне предупреждением, что телефон прослушивается. Горничная Сюзи сообщила, что хозяйки нет дома и вернется она поздно. Я поблагодарил и повесил трубку.
Мне было крайне интересно, давно ли начал прослушиваться мой телефон, и попытался вспомнить, был ли щелчок, когда я звонил капитану Брэдли. Вроде бы не было, но поручиться за это я не мог. У меня теплилась надежда, что Лэсситер только недавно начал прослушивать мои разговоры. Я не хотел, чтобы он оказался в курсе моего вечернего визита к Брэдли.
При наличии пары тренированных копов, ожидавших внизу, поездка к Брэдли совсем не обещала быть увеселительной. Я решил отправиться немедля, чтобы успеть оторваться от них, не доезжая до Линкольн-драйв.
Я принял душ и переоделся. Когда я вышел из комнаты и направился к лифту, часы показывали десять минут восьмого.
Внизу я отдал портье ключи от номера.
— Вернетесь к ужину, сэр? — спросил он, вешая ключ на доску.
— Нет, я поем в городе, — заявил я достаточно громко, чтобы толстяк мог это услышать. Он по-прежнему спокойно сидел в кресле около вращающейся двери.
Я миновал вестибюль и, выплюнутый вертящейся дверью наружу, перевел дух на ступеньках подъезда. На оживленной улице мне не удалось засечь второго филера.
— Такси, сэр? — предложил швейцар. Я покачал головой, спустился на тротуар и присоединился к толпе праздно гуляющих. Несколько минут неторопливой ходьбы — и я свернул в переулок, зашел в бар и заказал виски с содовой.
Бар был почти пуст. Бармен показался мне сообразительным, и я, нагнувшись к нему, шепнул:
— Жена ко мне приставила хвост. Черный ход здесь есть, приятель? — при этом я продемонстрировал ему доллар.
Он радостно осклабился.
— А как же! Вон та дверь. Шуруй туда и очутишься на Дорсетском шоссе.
С долларом пришлось расстаться. Я сорил деньгами, как пьяный матрос. Благо, что это были деньги Файетта.
Поблагодарив, я залпом опорожнил стакан, быстро прошел через бар к указанной двери и оказался в коридорчике. Справа был огромный шкаф. Впереди — дверь. Я открыл шкаф. Там стояли веники и швабры, но и мне хватало места. Я затворил за собой дверцу и замер.
Ждать мне пришлось не более нескольких секунд. Я услышал, как распахнулась дверь из бара в коридор, и тяжелые шаги протопали к выходу.
Я приоткрыл дверцу и выглянул в щелку. Толстый коп открывал входную дверь. Бедняга взмок, глазки у него бегали. Он шагнул на улицу, затравленно огляделся и побежал почему-то направо.
Я прислонился к стенке шкафа и стал ждать. Спешить мне было некуда. Следовало подумать и о втором полицейском. Он вполне мог следить за баром. Двадцать томительных минут простоял я, прежде чем открыл дверцу и выглянул.
Ничего не услышав, я на цыпочках подошел к входной двери и высунул нос на улицу. Напротив двери стояло такси. Шофер прикуривал, собираясь отъезжать. Я перемахнул тротуар, рванул на себя дверцу и вскочил в машину.
— На вокзал, — выпалил я. — И поживей.
Таксист повез меня на вокзал, находившийся в дальнем конце города, там где жил капитан Брэдли. Увидев впереди вокзал, я остановил такси и расплатился.
Потом взглянул на часы. Мне предстояло прослоняться еще час, прежде чем идти к Брэдли. Решение явилось в виде маленького кинотеатрика на углу. Я зашел и три четверти часа следил за тем, как Джейн Рассел демонстрирует свои расплывшиеся формы.
Кода я вышел, было уже темно. Насколько я помнил, улица Линкольна располагалась всего в пяти минутах ходьбы от вокзала. Я двинулся в путь, держась настороже. В пятидесяти ярдах от кинотеатра я заметил полицейского и нырнул в табачный магазин, освобождая ему дорогу. Я купил пачку «Кэмела», не спеша закурил и вышел на улицу.
После четырех минут быстрой ходьбы я очутился на углу Линкольн-драйв. Я остановился и, прежде чем свернуть, осмотрел длинную улицу. На ней было не больше народа, чем в полночь на погосте.
1
— У меня на хвосте ребята Лэсситера, — начал я, садясь в одно из протертых кресел Брэдли, — но, кажется, я оторвался.
— Похоже, вам уже удалось с ним схлестнуться, — заметил Брэдли, разливая виски. — Как это вышло?
Я рассказал ему о происшествии в «Золотом яблоке». Он сжал стакан в руке. Лицо окаменело.
— Что вам известно о Корнелии Ван Блейк, капитан? — спросил я, окончив повествование.
— Именно этой суке я обязан тем, что меня вышибли из управления, — произнес Брэдли с ненавистью. — Во всяком случае, мое увольнение было связано с ней, и готов поспорить, что полетел я по ее указке.
