Как, как. Откуда я знаю? Все это было похоже на какую-то западню. Не желаю общаться добровольно — придется на правах подчиненной. Только вот зачем Вадиму ставить мне эту западню? Не мог он знать, что все неприятности, которые с недавнего времени валятся на их семью, моих рук дело. Может, действительно ему просто срочно нужен толковый юрист? Не зря же он экзаменовал меня в прошлый раз.
— Вы дадите мне время подумать? — спросила я.
— До конца рабочего дня, — ответил директор.
Вадим по-прежнему молчал. Я вышла в приемную, на вопросительный Сонечкин взгляд пожала плечами.
— Чего они от тебя хотят-то? — не унималась она. — Синдяков такой строгий сегодня, даже не улыбнулся. А его водитель в кабинет директора ящик коньяка приволок. Ничего не понимаю.
Зато теперь понимаю я. А я-то думаю, чего это мой шеф так миндальничает. Продал, значит, меня, как крепостную! А Вадиму, кажется, я очень нужна. Иначе он не стал бы так суетиться. И посоветоваться с Аришей не могу, ответить надо сегодня, а по телефону такие вопросы не решаются. Значит, надо думать самой. Разумнее всего было бы отказаться. В какое змеиное гнездо я лезла! Гнездо, которое сама же разворошила. Но раньше я просто кидала в него камнями с расстояния, теперь же мне предстояло подойти ближе. Страшно? Страшно. Но ведь юрисконсульт — это почти доверенное лицо директора предприятия. Жизнь давала мне шанс стать доверенным лицом семейного бизнеса Синдяковых, и я из осторожности отказывалась от этого шанса? У меня появлялась возможность пошатнуть основу материального благополучия моих врагов, а я сомневалась. А разве все, что я затеяла, не было опасным?
С другой стороны, все может оказаться гораздо прозаичнее. Я помогаю Вадиму разобраться в делах и через две недели возвращаюсь на кирпичный завод. Просто надо постараться не попадаться на глаза Марине, она одна из семьи знает меня в моем истинном обличье. Но раньше она никогда не появлялась в офисе Вадима, вряд ли сделает исключение сейчас. Да и что необычного в том, что в маленьком коттеджном поселке люди оказываются знакомыми? Взвесив все «за» и «против», вернее, только «за», о «против» я постаралась не думать, я дала свое согласие, предварительно обстоятельно поторговавшись по поводу зарплаты. Посмотрим, что будет дальше.
* * *
Ариша неистовствовал. Таким взбудораженным я его видела, кажется, в первый раз.
— Как ты могла? Как ты могла согласиться? Ты живешь понятиями порядочного человека и не знаешь, на что способны эти люди! Ты что, считаешь, что он просто так брал смотреть твое личное дело?
— Нет. Ему нужно было убедиться, что я действительно окончила юридический вуз и имею достаточный стаж работы.
— Полетт, ты наивна! Он сопоставил все и понял, что ты дочь тех самых Казаковых, которых его отец убил четырнадцать лет назад! Он не выпустит тебя живой!
— Из офиса? У него там что, машинка по расчленению? Если ты прав, расправиться со мной ему было бы удобнее на нашем заводе. У нас все-таки цемент, плиты, прочие атрибуты сокрытия следов преступления, которыми пользуются мафиози в фильмах. А в офисе мне ничто не угрожает.
— Как же! Завернут в ковер и вынесут!
— Ковры нынче не в моде. Ни один уважающий себя начальник не потащит их в офис. А самое главное, я вот что думаю. Если бы у меня в жизни было пятно, хотелось бы мне его скрыть? Конечно. От людей, а в первую очередь от близких. Тогда Вадиму было примерно столько же, сколько и мне. Ты думаешь, Синдяков рассказывал за ужином подробности той трагедии? Хвастал тем, как удачно избежал правосудия? На все лады повторял фамилию убитых им людей? Ведь не было суда, не было ни малюсенькой заметочки в прессе. Скорее всего, он приходил домой злой и раздраженный и отговаривался неприятностями на работе. Об этой истории может знать только его жена, которая живет далеко и не видится с семьей, детям же он вряд ли рассказывал эту страшную сказочку на ночь. Я права? К тому же Синдяков не помнит даже пола ребенка, которого сделал сиротой. Что же могут знать его дети?
Мой бедный Ариша не нашел аргументов, чтобы меня отговорить. А я пообещала ему ничего не скрывать, давать по вечерам полный отчет и не затевать авантюры, подобные участию в митинге возле «Техаса». В приступе великодушия я похвасталась ему своей ночной вылазкой.
— Так это ты, Полетт? — удивился он. — Тебя бы на сто лет назад да в какой-нибудь революционный кружок. Такой талант подпольщицы пропадает. А я-то, старый дурак, спал и не чувствовал, что внучка в опасности. Ну, наделала ты шуму!
— Никакой опасности, дедуля. Просто ночная прогулка. А что в поселке об этом говорят?
— Никому не пришло в голову, что это сделал житель поселка. Поэтому влетело охране. Клей оказался настолько крепким, что просто сорвать картинки не получалось, Синдяковы поручили это дело своей горничной, вот она, бедная, ругалась! Пришлось водой отмачивать. Пока она прошлась с ведром по территории поселка, фото посмотрели все. Ты же знаешь, как падок народ на чужие неприятности. Говорят, коллаж делал профессионал, и если Синдяковы подадут заявление, будут искать среди газетчиков. Но только, я думаю, заявление они подавать не будут. Эта история относится к тем, которые стремятся забыть поскорее.
— Как же, дам я им забыть, — фыркнула я, вспомнив мою исполнительную старушку.
— Что еще? — насторожился Ариша.
Я рассказала ему о тридцати конвертах и звонках Мадлен, и он вздохнул с облегчением. История с рестораном «Техас» была практически отработана. Дальше от меня уже ничего не зависело.
Радиус действия «жучков», которыми снабдил меня Шило, был достаточен для того, чтобы ставить машину в хорошей удаленности от дома Синдяковых. Я прятала свой «Мини Купер» под развесистой ивой рядом с пустующим недостроенным коттеджем, хозяева которого выставили его на продажу и, кажется, благополучно забыли об этом, и занималась тем, за что ругали всех в детстве родители, — бессовестно подслушивала. Конечно, я и не ожидала невиданных результатов от этой затеи, установить «жучки» я смогла только в общей гостиной, целыми днями сидеть под ивой у меня не получалось, поэтому урожай был ничтожным: в основном я просто получала подтверждение того, что и так уже знала. Но я не отчаивалась, в конце концов, прослушка установлена на случай форс-мажорных обстоятельств: если в доме Синдяковых приключится серьезная заварушка, я смогу быть в курсе.
Синяк у Марины почти сошел, она снова стала выезжать в город, и мне пришлось возобновить занятия в бассейне. Встречаться с ней там было очень удобно, мне не приходилось придумывать причины для встреч, а общение ни к чему не обязывало. Марина предложила после плавания заходить в соседнее кафе на чашечку кофе, я не стала отказываться. Так широко, как в первый раз, мы, конечно, не гуляли, но время проводили мило. Марину словно прорвало, она не просто рассказывала мне, что происходит у них в доме, но делилась планами, сомнениями, страхами, жаловалась на Тони, поливала грязью мужа.
— Представляешь, эта тварь уже звонит не только мне, но и ему, не скрываясь! У всех дома при имени Элла конвульсии начинаются. Особенно у Тоника. Вчера он подошел к телефону, сначала будто обрадовался, а потом кричать начал, трубку бросил, к папаше побежал. Я даже подумала, что он за меня решил заступиться, поэтому подслушать решила. И знаешь, в чем оказалось дело?
— В чем? — с искренним любопытством спросила я.
— Эта Элла крутила и с сыном, и с папашей! Правда, муж заявил, что видел ее всего один раз, что эта Элла — журналистка, но Тоник тоже не дурак, имя-то редкое. Он обозвал папашу старым козлом и сказал, что если тот немедленно не прекратит с ней отношения, то он застрелит обоих. На что муж ответил, что не видать ему обещанного как своих ушей. В общем, они в ссоре. Муж с ним не разговаривает, Тоник днем кидается к каждому телефонному звонку, по ночам пропадает. Эта дрянь звонит каждые два часа, и не только на домашний телефон. Кажется, она шантажирует мужа!
Вот это да! Ситуация слегка вышла из-под контроля. Я никак не рассчитывала, что Тони додумается связать эти два персонажа воедино. Получается, что результатом моих усилий стала ссора отца и сына, которые по моему замыслу должны были действовать совместно. Марина, поняв, что муж вовсе не сгорает от любви к сопернице, может успокоиться и принять реальность как должное. В семьях это бывает: то сковородками швыряются и убить друг друга готовы, то на крылечке песни о любви поют. Это что же, начинать все сначала?
— Теперь вы помиритесь и все будет как прежде? — спросила я с замиранием сердца.
— Ну конечно! Думаешь, я прощу ему синяк? Если мужчина хоть раз поднял руку на жену, он уже не остановится, это аксиома. У меня столько подруг на этом попались! Верят, надеются, а дальше — только хуже. Но у них мужья молодые и любимые, дети, которых без отца оставлять страшно, материальная зависимость. А мне что терять? Просто теперь надо следить за Тоником, юноша неадекватен, может что-нибудь натворить. Вот бы он действительно пристрелил их — и девицу, и отца! Этих — на кладбище, Тоника — в тюрьму, а мы с Вадимом белые и пушистые.
