что ничего не ела с самого утра, – напомнила Александра.
– В том-то и дело: это больше, чем пищевое отравление. Если бы она съела что-то не то, она бы просто провела день на фаянсовом троне, прощаясь с содержимым желудка двумя путями. Но ее нынешнее состояние напоминает мне тяжелое и глобальное отравление организма чем-то… Не знаю, чем. И даже об отравлении я говорю наугад. Я попрошу исследовать кровь еще и на это, но тут сложно – далеко не все яды в крови легко считываются. Если это вообще яд! Короче, никаких гарантий.
– И все равно ты лучший, – с серьезным видом заявила Александра.
– Приятно, что мы солидарны хотя бы в этом.
Андрей не подвел, но он никогда не подводил. На следующий день они действительно отвезли окровавленную куртку на тестирование. Но на мгновенный результат рассчитывать не приходилось, поэтому на время ожидания они вернулись в поселок.
Это снова было убежище, дарившее чувство безопасности. Просто дело уже было не в месте, а в человеке. Александра ловила себя на том, что теплые краски осени и желание жить одним моментом занимают ее куда больше, чем необходимость следить за соседями.
Да и у Максаковых ничего особенного не происходило. Вера уже на следующий день выглядела гораздо лучше, хотя по-прежнему кашляла. Тимур носился по саду восторженным воробьем. Мать даже улыбалась ему порой… Обычная семья, не имеющая никакого отношения к преступлению. Теперь уже Александре было стыдно из-за собственной версии, из-за того, что она заподозрила Веру в таком…
Ян был прав, это она сбила его с верного пути. Но ничего, ошибки тоже учат, Александра собиралась позволить себе еще пару дней счастья – и вернуться к работе.
Ну а потом пришел анализ ДНК, и планы на счастье пришлось отложить.
Тест, безразличный к человеческим страстям и теории вероятности, доказал, что настоящий Тимур Максаков лежит сейчас в морге – мумифицированный, разбитый на части, едва опознаваемый. Страдавший и давно погибший. Как будто забытый всеми, кому он еще недавно был дорог.
И в этом свете счастливый маленький мальчик, с хохотом носившийся по соседскому участку, представлялся зловещим фантомом, появившимся непонятно откуда – и бесцеремонно укравшим чужую жизнь.
То, что Александра рвалась в бой, даже не удивляло. Она ведь не просто смогла добиться хоть какого-то прорыва – она доказала, что была права в самой невероятной из своих версий. Так что теперь она разве что до потолка не добралась, чтобы покачаться на люстре.
Ян ее энтузиазм понимал, но не разделял. Пока его сестра наматывала круги по кабинету, он сидел за столом и разглядывал результаты генетической экспертизы, хотя вряд ли на бумаге могло появиться нечто новое.
– Официально соваться к Максаковым нельзя, – наконец объявил Ян. – Тогда посадят скорее нас, чем их.
– С чего это? Мы с тобой чужих детей не меняем! Или, по крайней мере, я.
– Они по закону тоже не меняют. Потому что мы с тобой не можем знать все то, что знаем. Даже если ты докажешь, что получила кровь Максаковой вполне легально, нет способа подтвердить, что именно эту кровь направили на экспертизу. Мало ли, какие сопли у тебя на куртке собраны!
– Так, блин!
– Ты знаешь, о чем я. А если потрудишься подумать, то поймешь, что, сунувшись к Максаковым сейчас, мы только все испортим.
Это дело оставалось без внимания больше года. Кто бы ни убил Тимура, этот человек уверен, что у него все получилось, история завершена. Если полиция сейчас каким-то чудом принудит Максима или Веру сдать образец ДНК, убийца занервничает. Если это один из Максаковых, они и уехать могут. Слишком все зыбко, слишком мало доказательств – и понимания, ради чего такое могли затеять.
Все это Ян объяснил теперь сестре, добавив под конец:
– И еще мы можем поставить под угрозу жизнь Тимура. Если мы все поняли верно, он – живая улика, а от улик избавляются.
– Но сколько он еще должен там торчать? У него же есть свои родители!
– Этого мы не знаем. Ты не рассматривала версию о том, что он тоже может быть ребенком Веры? Возможно, настоящий Тимур Максаков все-таки он, а тот мертвый мальчик – нежеланный ребенок, от которого решили избавиться. Тест ДНК, который провел Андрей, лишь доказывает, что тот ребенок – сын Веры. По Максиму Максакову у нас таких сведений нет.
Александра наконец замерла, обдумывая его слова. Она все же поддалась эмоциям, сосредоточилась на единственной версии, которая захватывала все внимание своей нереальностью. Теперь же до нее наконец дошло, что туннельное зрение при расследовании убийства – сомнительная стратегия.
Ян, при всех доказательствах, не мог поверить в версию с подменой как раз из-за того, что в дело был втянут и живой ребенок. Александра сказала, что тот мальчик ведет себя естественно, любит мать с отцом, не выглядит ни нервным, ни подавленным. Может ли так вести себя ребенок, которого заставили день за днем играть роль? У которого действительно отняли прежнюю жизнь и настоящих родителей? Ян сильно сомневался, что кто-то способен быть настолько гениальным актером – а тем более в десять лет.
– Это не может быть другой ребенок, потому что у трупа такие же травмы, какие получил при наезде автомобиля Тимур, – наконец сказала Александра.
– И с автомобилем этим тоже ничего не понятно, кстати. Что-то мне не верится, что эти события просто совпали – нападение на пустыре и последующее убийство. Все ведь необъяснимо, ты не находишь? Тимура заманили на пустырь непонятно как, убили непонятно как, спрятали в статую непонятно как. Вряд ли это могут быть не связанные между собой преступления.
– Я не люблю необъяснимое, моя профессия это не предполагает.
– Зато твоя профессия предполагает терпение, – указал Ян. – Взрослые за это время ни разу не прокололись, так что будем делать ставку на мальчика. Было бы неплохо, если бы ты сумела пообщаться с ним.
– Я знаю, что это было бы неплохо, только этого мальчика охраняют лучше, чем принца крови! Хотя… – Александра снова задумалась, подсчитывая что-то в уме, и широко улыбнулась. – Одна идейка у меня есть!
– Откуда у меня чувство, что мне эта идейка не понравится?
– Потому что ты душнила, который не в состоянии оценить инновационный подход!
– Александра Эйлер, что ты задумала?
– Сандра Моррис, – привычно поправила она. – А обсуждать, что я задумала, еще рано. Тут мы своими силами не справимся, нам нужна помощь еще одного человека. Вот если он согласится участвовать, тогда и расскажу. Все,
