Ознакомительная версия.
Она налила кофе в чашки, присела на табурет. Потом пошла в прихожую, взяла с тумбочки свою сумочку, достала сигареты. Кирилл не курил, и в этом был ее запоздалый протест…
Она допила кофе, выкурила сигарету. Кирилл так и не вышел из комнаты. Она поднялась с табурета, постояла, раздумывая, обвела взглядом кухню, знакомую до последней мелочи. Не заходя в комнату, оделась в прихожей и ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. Его нетронутая чашка с остывающим кофе осталась стоять на столе.
Было уже темно – на город опустились ранние зимние сумерки. Ветер гнал тучи с севера, поднимал с тротуара мелкий сор, закручивал его в свистящие крохотные вихри; небо было черным, и лишь кое-где в нем светились колодцы потустороннего пронзительно-молочного света, предвещая не то шторм, не то снежную бурю, не то чуму. Кира шла с целеустремленностью автомата, по самой середине тротуара, не чувствуя, что ее толкают, говорят что-то обидное – возмущаются; шубка ее была расстегнута, тонкий синий шарф трепыхался на резком ветру. Она чувствовала такую боль, что казалось, сердце не выдержит и разорвется. Она задерживала дыхание, чтобы унять боль, прижимала руки к груди, разговаривала с собой… Кажется, уговаривала и доказывала, что все проходит… пройдет и это, что жизнь не кончается, что еще будет что-то, ради чего стоит жить, в то же время понимая в глубине сознания, что она не хочет больше ничего.
Зажигались фонари, машины слепили фарами, народу на улице прибавилось. А она все шла через толпу, никого не видя, не чувствуя ни стужи, ни острых жалящих зерен снега, которые сыпанули вдруг с черных небес, колючками впиваясь в лицо…
Любовь, как роза красная, цветет в моем саду…
Прощай, любовь!
Монах позвонил снизу, и писатель открыл дверь парадного. Монах потопал на третий этаж – в доме писателя не было лифта. На втором этаже он едва не был сбит с ног мужчиной, который летел вниз сломя голову. Длинный, сложенный пополам, с разбросанными руками, перепрыгивающий через две-три ступеньки за раз, он толкнул Монаха, и тот взмахнул руками в попытке удержаться на ногах. Некоторое время Монах смотрел ему вслед, прикидывая, от кого он удирает. Хлопнула снизу дверь, и в доме наступила сонная тишина – через старые толстые стены не пробивалось ни звука. Никто не гнался за странным молодым человеком, как было подумал Монах, – видимо, он бежал просто так, сам по себе, от распирающей энергии. Или спешил…
Писатель стоял на пороге, встречая Монаха.
–Тут меня чуть не спустили с лестницы, – сказал Монах. – Странного вида молодой человек летел сверху, и я попался ему под ноги. По-моему, он меня не заметил.
–Это Эрик, сосед. Он ничего не замечает, весь в себе.
–Поэт?
Громов рассмеялся:
–Нет! Компьютерщик. Прилично соображает, хотя недоучка, учился в политехе – бросил. Представитель цифровой генерации. Проходите, Олег. Кофе?
–Не откажусь. Холод просто собачий! И снег пошел.
–Правда? – удивился писатель. – Я и не заметил. Часто работаю по ночам… дурная совиная привычка. А днем дрыхну, как бобик.
–Я вас разбудил? – спросил Монах, присматриваясь к нему: писатель показался ему потускневшим и постаревшим.
–Ну, вообще-то, да, но это хорошо, дела кое-какие накопились… надо бы заняться. Я рад, что вы пришли, Олег. Расскажете последние новости. Кого-нибудь еще убили? Сахар? – Он подвинул к Монаху сахарницу.
–Спасибо, не нужно. Надо худеть! – Монах похлопал себя по животу. – Убили девушку из цветочного магазина «Горная лаванда», некую Славу Ткаченко.
–Новое убийство?! – Писатель вскочил, забегал по комнате. – Как?
–Ее задушили вчера около восьми утра. Вы знали ее под именем Селина, она тоже из «Черного фарфора».
–Селина? О господи! – Громов рухнул в кресло. – Конечно, я ее знал! Она все время смеялась! По любому поводу…
–Вас, наверное, вызовут к следователю, Леонид. Кира сейчас дает показания, потом пойдут по остальным.
–Сколько нас? – спросил писатель.
–Трое.
–Ряды сжимаются. Кто?
–Я не знаю, – соврал Монах, и писатель понимающе улыбнулся. Улыбка его напоминала гримасу.
–Олег, вы действительно верите, что убийца – один из членов клуба?
–А что еще можно подумать? Все жертвы – из «Черного фарфора»; никто не знает о существовании клуба, кроме клиентов. Все в глубокой тайне, девушки даже не были знакомы между собой. Единственное, что их связывает, – клуб. Кто, кроме членов клуба?
–Кто, кроме тех, кто знал всех троих? – подхватил писатель. – Похоже, я фаворит в забеге на приз главного подозреваемого. Остальные двое хоть стоящие персонажи? Компания достойная? – Он ерничал и держал понты, как говорит Жорик, но Монах видел, как ему паршиво.
–Достойная. У вас есть алиби на вчерашнее утро? Прорепетируйте со мной, вас об этом спросят.
–Я спал. Был один. Всю ночь работал. Выходил в одиннадцать утра в гастроном. Хотел перекусить – оказалось, пустой холодильник. Ко мне два раза в неделю ходит женщина… убирает, покупает продукты, но сейчас она больна.
–Соседи?
–Я никого не видел. У нас тут мало квартир. Живут… вернее, доживают, очень немолодые люди, отставники, бывшая номенклатура.
–А странный молодой человек? Эрик? Он с вашего этажа?
–Эрик? – Писатель задумался на миг. – Квартира напротив. Молодая кровь, вампир.
–Вампир? Настоящий?
–Конечно! – Писатель ухмыльнулся. – Или гот… всегда в черном, в цепях, однажды выкрасил в черный цвет ногти… Я глазам своим не поверил!
–С кем он живет?
–Кажется, была какая-то немолодая женщина, мать или тетка, но она умерла пару лет назад, соседка снизу собирала деньги на венок. Она что-то рассказывала, но я не прислушивался, голова трещала после… не помню, был чей-то день рождения, и мы гудели всю ночь. Вернулся под утро, а тут она.
–Сколько ему лет?
–Наверное, под тридцать. Я как-то хотел затащить его к себе, угостить кофе или чем покрепче, поговорить «за жизнь», мне нужен был персонаж не от мира сего, с тараканами в голове, отшельник… Знаете, Олег, таких все больше, народ уходит в виртуальный мир, ему там комфортнее.
–Почему вы думаете, что он отшельник?
–Не знаю… так мне показалось. Я почему-то уверен, что он одинок. Я мало общаюсь с соседями, да и вижу их нечасто. Эрик… как бы вам это… безобидный, что ли, незрелый. Однажды он починил мне компьютер и не взял денег, сказал, ерунда, мол, ему ничего не стоит. Я совал ему в карман, так он чуть не расплакался и, мне кажется, стал избегать меня. Но книгу взял – я подписал ему свой последний роман. Не всегда здоровается – отворачивается или вовсе не замечает. Вы его видели, Олег… вы понимаете, о чем я.
–Понимаю. Чем он занимается? Работает где-нибудь?
–Скорее всего, дома. Он талантливый парень, несмотря на странности. Работает по ночам, окно всегда светится. – Он помолчал и спросил: – Олег, вам известны детали убийства Селины?
–Кое-что известно. Убийца вошел через заднюю дверь, магазин был еще закрыт. Он усадил ее за прилавок с грудой белых цветов… потом она упала в них лицом. На голове девушки была надета кружевная шляпка с вуалью, видимо, убийца принес ее с собой.
–Почему вы решили, что он принес шляпку с собой?
–Шляпка была старой и мятой, ее чуть не полвека хранили среди старых вещей… в кладовке или в сундуке.
–Но зачем? – Писатель вскочил, подошел к окну: – Какой смысл?
–Вы же писатель, Леонид. А значит, психолог. Вот и скажите – зачем?
Громов по-прежнему стоял спиной к Монаху.
–Знак? – произнес он неуверенно.
–Символ?
Монах развел руками:
–Можно только догадываться. Возможно, в память о своей девушке, невесте… Фата – как символ чистоты. А здесь вуаль, почти одно и то же. Причем все жертвы были девушками… не безупречного поведения, скажем так. Первую, Ирину, он положил на стол, сложил ей руки на груди – так кладут в гроб, – расчесал волосы…
–Очищение и прощение… – пробормотал писатель. Он уже вернулся в кресло – сидел сгорбившись, уставившись в пол, крутил на пальце перстень с печаткой. Монах не мог отвести взгляда от мелькающего перед глазами кроваво-красного камня.
–Похоже на то, – сказал он. – Кстати, есть свидетельница, которая видела, как в магазин через заднюю дверь заходила женщина, было около восьми утра.
–Женщина? – удивился Громов. – Убийца – женщина?
–Как версия… почему бы и нет?
–Некрасивая, одинокая неудачница, мстящая красивым удачливым девушкам без предрассудков! – подхватил писатель. – Интересный сюжет.
–Ага. И главное, не новый. Леонид, забыл спросить в прошлый раз… – вспомнил Монах. – Где вы были вечером шестого ноября? В десять вечера? – Он знал от Киры, с кем была Лина, но ему хотелось услышать это от писателя.
–В десять… – Громов задумался. – Дома, наверное. Последний раз мы загуляли в день рождения мэра, и с тех пор тишина и покой. А что случилось шестого ноября?
Ознакомительная версия.
