Ознакомительная версия.
Я поднялся по расколотым каменным ступеням, чуть не споткнувшись о пучок проросшей сквозь трещины траву. Нажал кнопку звонка. Его тихое блеяние потонуло в грохоте музыки. Так я названивал минут пять безо всякого результата.
«Может быть, Высоковская уже почила в бозе и сейчас идут какие-то разнузданные поминки», – пришла в голову циничная мысль. Вдруг откуда-то сверху послышались голоса. По всей видимости, мужчина и женщина громко выясняли отношения. Не очень хотелось вмешиваться в чужие семейные разборки, но надо же мне поговорить хоть с одной живой душой. Я решил подняться наверх по старой скрипучей лестнице, ведущей на мансарду. Не стоять же мне тут до скончания времен. На мансарде царил чудовищный беспорядок. Было понятно, что совсем недавно здесь было поле битвы. Старые плетеные кресла были перевернуты, кругом разбросаны поломанные детские игрушки, на провисших веревках сушилось кое-как развешанное постельное белье, пеленки, ползунки. Раскиданные везде газеты и журналы с разорванными страницами придавали месту сходство с городской помойкой.
– Извините, есть кто-нибудь? – крикнул я в глубь дома по-английски, хотя громкие крики не оставляли в этом сомнений.
Застекленные двери распахнулись, и оттуда почти кубарем выкатился очень смуглый толстяк, голый по пояс, размахивая деревянной вешалкой для одежды. За ним вылетела такая же смуглая, черноволосая растрепанная женщина со шваброй наперевес. Я невольно отступил на шаг назад.
– Извините, – еще раз сказал я, – я ищу мадам Зинаиду Аркадьевну Высоковскую. Мне дали этот адрес.
Арабы, скорее всего алжирские эмигранты, недоуменно уставились на меня.
– Я из России. Я ищу свою родственницу – мадам Высоковскую. Ей семьдесят пять лет. Я не виделся с ней почти двадцать лет. Я точно знаю, что еще десять лет назад она жила по этому адресу.
Я старался говорить медленно, максимально простыми английскими фразами. Какими бы темными не были эти алжирские Отелло и Дездемона, они должны были понять мои простые вопросы.
– Мерде! – наконец воскликнула горячая мать семейства.
Они что-то затараторили на своем родном языке, размахивая руками и тыча пальцами в мою сторону.
Из дверей вышла чумазая двухлетняя девочка. Она обхватила подол материной юбки и, деланно хныкая, с любопытством глядела на меня. Женщина подхватила ребенка на руки и обиженно закричала на меня.
– Вы злые люди! – удалось мне понять на ее чудовищном английском. – У нас четверо детей. А вы каждый день ищете повод выгнать нас из этого дома с привидениями. Да, у нас уже кончился срок пособия, но мы не сидим на заднице, муж ищет работу. Али! Скажи свое мужское слово! Эти подонки поляки опять нажаловались на нас.
– Вы не поняли меня! – пытался я прервать ее монолог. – Я не знаю вас и не имею к вам претензий. Я турист, я сегодня приехал из России. Я ищу свою тетушку. Она когда-то жила в этом доме.
Они опять принялись обсуждать что-то по-арабски, перемежая диалог французскими ругательствами. Наконец женщина повернулась ко мне:
– Я не знаю никакой русской старухи! Мы живем здесь уже пять лет и никакой русской здесь не видели. И до нас тут тоже жили алжирцы. Наши родственники. В соседнем доме второй год живут поляки. Ужасные мерзавцы. Все время жалуются на нас в полицию. А кто здесь жил десять лет назад, мы не знаем и знать не желаем. Если вы имеете виды на наш дом, так и знайте: ни черта у вас не выйдет, мы никуда отсюда не уйдем. Так что убирайтесь отсюда, а не то мы позовем его братьев, – она кивнула на Али, – и они вам покажут, как тут ошиваться.
Продолжать диалог не имело смысла. Я попрощался и ушел, пока эти темпераментные арабы не кинулись выяснять со мной отношения. Мне еще предстояло устроиться в гостиницу. А потом уже решать, где мне искать исчезнувшую Высоковскую. Кто знает, может быть, старушка уже и вправду умерла.
Оставшуюся часть дня я посвятил поиску подходящего отеля, который нашел с третьего раза. Первый был совсем никудышный, второй слишком дорогой, и только третий устроил меня полностью. Он располагался в тихом переулке и имел внутренний двор в форме итальянского патио. Уютный номер с телевизором располагался на втором этаже. Дверь и окна выходили на террасу во внутренний двор с красивым садом. Спокойствие и тишина – это все, что мне было нужно после утомительных поисков по городу.
Вечером я решил немного прогуляться по центру. Шагая по залитым светом шикарных витрин тротуарам, дыша ароматным вечерним воздухом, наполненным запахом духов, крепкого кофе и специй, мне было приятнее размышлять. Веселая, беспечная публика гуляла по бульварам, заполняла многочисленные уличные кафе.
Я думал о Высоковской. Она полжизни прожила в Париже. По легенде она была потомком эмигрантов первой волны. Считалось, что родители вывезли ее совсем маленькой из молодой социалистической России сначала в Константинополь, потом в Чехию. В Париже ее знали как представительницу старинного дворянского рода. А если представить, что она действительно умерла, то, скорее всего, ее похоронили бы на знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, где хоронили русских эмигрантов первой волны. Что ж, значит, туда мне и придется завтра отправиться. По крайней мере, служители кладбища могут знать многих старых русских и тех, кто умер, и тех, кто еще жив.
На следующее утро я надел строгий темный костюм с галстуком и со скромным букетом желтых хризантем отправился на Сен-Женевьев-де-Буа. Старинное кладбище утопало в зелени вековых дубов. Красивые мраморные и гранитные кресты и памятники время от времени привлекали мое внимание, и я задерживался, чтобы прочитать очередную трогательную эпитафию. То и дело встречались старинные аристократические фамилии – Оболенские, Бенуа, Несвицкие, Юсуповы. Где-то здесь должны быть могилы Бунина, Тарковского и многих других русских знаменитостей в изгнании.
Конечно же я сразу вспомнил старые стихи Вознесенского:
Малая церковка, свечи оплывшие,
Камень дождями размыт добела.
Здесь похоронены бывшие… бывшие…
Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа…
Домик смотрителя располагался неподалеку от аккуратной православной церкви. Смотритель – благообразный седой статный старик – представился Михаилом Аполлинариевичем. Его речь изобиловала роскошными литературными интонациями давно ушедшей эпохи.
– За последний год были похоронены несколько женщин за семьдесят, но фамилии Высоковская я среди них не припомню. Может быть, ваша тетушка была похоронена под девичьей фамилией? Такое тоже бывает. – Михаил Аполлинариевич посмотрел на меня ясно – голубыми, почти белесыми глазами, листая большую книгу с перечнем всех усопших.
– Дело в том, что Высоковская – это и есть девичья фамилия тети Зинаиды, – на всякий случай соврал я. Хорош бы я был племянничек, если бы не знал девичьей фамилии любимой тетушки. – Она дважды была замужем, но сознательно не меняла своей фамилии.
– Да… в те времена у вас, при Советах, она, как и многие тогда, могла бы жестоко поплатиться за свое происхождение, – вздохнул старик.
– Что правда, то правда, моя мама, ее двоюродная сестра, всегда скрывала, что у нее есть сестра во Франции.
– И что же, никого из родственников здесь у тетушки не осталось? – спросил старик.
Я развел руками.
– Значит, и за могилой, если она действительно умерла, никто не ухаживает…– Он продолжал листать книгу, ведя морщинистым пальцем вдоль заглавных букв фамилий. – У нас здесь есть несколько добровольных помощниц – пожилых русских дам, которые следят за такими могилами. Кустарник подстригают, метут дорожки, убирают опавшие листья. Может быть, они что-то знают. Впрочем, если она у нас похоронена, она обязательно должна быть записана в книге.
– А почему бы вам не воспользоваться этим, – я кивнул в сторону стоящего на столе компьютера, – может быть, с помощью компьютера быстрее будет? Наверняка у вас есть электронный банк данных.
– А, вы про него. – Он окинул скептическим взглядом выключенный ящик компьютера. – Все у нас есть, молодой человек, в компьютер заглянуть не проблема. Вы, молодые, сегодня машинам доверяете больше, чем человеку. А насчет быстрее или надежнее, тут я себе позволю с вами не согласиться. И машина может ошибиться и сломаться. А мой компьютер – вот он, – старик постучал пальцем по своему высокому лбу, – всегда со мной, пока я жив.
– Ну что вы, Михаил Аполлинариевич! Я совсем не хотел вас обидеть. Я уверен, что если кто сейчас и может мне помочь, то только вы.
– Вся беда в том, что вы не знаете год ее смерти.
– По крайней мере, десять лет назад она была жива.
– Одну минуточку, – старик внимательно разглядывал старую запись, – вот здесь что-то похожее. Есть Выстаковская З. А., похоронена в сентябре, семь лет назад. Восемнадцатый сектор в южной части, захоронение номер двадцать один.
– Вы думаете, могли неправильно записать фамилию?
Ознакомительная версия.
