— Пишите на здоровье, — устало произнес Чудин. — Вот помогите нам поймать Панкратова — и пишите.
— Договорились, — кивнула я. — Только мне неизвестно, где находится Панкрат. Он все время меняет укрытие.
— Ну вот, опять все сначала! — укоризненно протянул Чудин. — Тогда говорите, что вам известно! Не испытывайте мое терпение!
— Давайте сделаем так, — предложила я. — Пока у нас нет ничего конкретного. Но в самое ближайшее время может представиться возможность с Панкратом встретиться. Мы приготовили ему ловушку…
И я рассказала Чудину о нашем расследовании. Единственное, о чем я не стала распространяться, — это о том, по какому адресу мы ждем визита Панкрата. Мне казалось несправедливым лишать себя удовольствия поставить последнюю точку в этом деле.
Опер слушал меня, недоверчиво и озадаченно почесывая нос и изредка делая какие-то пометки в записной книжке. Наконец, когда я закончила, он сказал:
— Насколько я понимаю, вы и сейчас не намерены отказаться от самодеятельности? Настаиваете на своем участии в операции?
Я сделала большие глаза.
— Но это наша операция! Если в нее раньше времени вмешается милиция, где гарантия, что преступник что-то не заподозрит? Нет уж, мы доведем дело до конца, а там делайте с ним что хотите!
— И что же вы предлагаете? — мрачно отозвался Чудин. — Чтобы я сидел сложа руки, пустив все на самотек?
— Но у вас нет никакой официальной информации, — возразила я. — Может быть, я все это выдумала? И не беспокойтесь, в решающий момент мы вас известим!
— Каким образом? — осведомился Чудин.
— У вас есть мобильник? — спросила я. — Давайте номер. Как только Панкрат себя обозначит — вы узнаете об этом первым.
Единственное, что меня выручало, — это настольные часы со светящимися стрелками. Только они как-то еще позволяли мне ориентироваться в пространстве и времени. Все остальное вокруг было погружено во тьму. Даже с улицы в комнату не проникало ни одного лучика света — оказалось, что Кряжимский отдает предпочтение плотным шторам, безо всякого намека на прозрачность. У меня было ощущение, словно я сижу в пузырьке, наполненном черной тушью.
Светящиеся стрелки сложились в конфигурацию, соответствующую двум часам ночи. Значит, мы с Виктором находились в засаде целых двенадцать часов, и мне это начинало уже надоедать.
Пока на улице не стемнело, было еще терпимо: можно было слоняться по квартире, знакомиться с приметами чужой жизни, листать журналы. Но потом осталось только одно — сидеть смирно в темноте и ждать.
Чтобы ничем себя не выдать, мы не включали ни света, ни телевизора, ни радио. Мы даже старались не разговаривать между собой, а я не рискнула курить. Преступника мог спугнуть любой звук, вспышка света, запах.
Правда, чем больше проходило времени, тем большие сомнения закрадывались в мою душу: появится ли здесь этот самый преступник? Казалось, мы все сделали правильно, тщательно выполняя все детали, но кто мог знать, что втемяшится в голову этому Панкрату? Он был, конечно, отчаянным парнем, но эта отчаянность удивительным образом сочеталась в нем с осторожностью — недаром его до сих пор не поймали.
Во-первых, он мог забраковать адрес Кряжимского. Между прочим, задним числом я сообразила, что это самая слабая часть нашего плана. Ведь если Панкрат вступил в контакт с доктором Трофимовым, тот должен был сообщить ему, из какой я газеты. После этого Панкрату было достаточно взглянуть на последнюю страницу любого номера «Свидетеля», чтобы знать фамилии всех сотрудников редакции. Если он это сделал, мы могли сидеть здесь хоть до посинения — наш номер был обречен на провал. Конечно, преступник мог посчитать нас людьми несерьезными и не проявлять столь пристального внимания к нашей газете, удовлетворившись тем, что ему удалось запутать следы. Во всяком случае, мне хотелось на это надеяться.
Было еще и «во-вторых». Мы с Виктором проникли в квартиру Кряжимского еще днем, порознь и стараясь сделать это как можно незаметнее. Но кто мог дать гарантию, что Панкратов не вел наблюдение за этой квартирой с момента отъезда хозяина?
Да и сам отъезд, который был всего лишь имитацией, не вызвал ли подозрений у многоопытного преступника? Брат Кряжимского, который завез нам в редакцию ключи от квартиры, клялся и божился, что все прошло без сучка без задоринки — как на самом деле. Кряжимский с семьей и чемоданами даже спустился в подземный переход, якобы намереваясь сесть в поезд, — но вышел по другую сторону железной дороги, где его уже поджидал брат с машиной.
Я представляла теперь, что испытывал во время этого спектакля Кряжимский, и с ужасом думала, что буду лепетать в свое оправдание, когда окажется, что все мучения были напрасными. Разумеется, Сергей Иванович — милейший человек и ничего мне не выскажет сам, но это дела не меняет — я буду выглядеть очень бледно.
К счастью, у меня хватило ума не втягивать Кряжимского в наши ночные дела. Я с ним созвонилась и сообщила, что его участие в операции не понадобится и мы обойдемся своими силами. По телефону я не стала распространяться о визите оперуполномоченного, но намекнула, что теперь у нас есть кому прийти на подмогу.
Здесь я, пожалуй, немного преувеличивала. О реальной подмоге речь, конечно, не шла. Просто я намеревалась, как только мы поймаем Панкрата, позвонить Чудину и поставить его перед этим фактом. Пусть пользуется.
Самого Панкрата я почему-то совершенно не боялась. После того как мы с Виктором уже один раз задали ему жару, он представлялся мне не слишком опасным и не таким уж удачливым противником. Стоило ему вступить в прямой конфликт с редакцией «Свидетеля», и он тут же засветился — второго раза он просто не выдержит. Честно говоря, не знаю, что думал по этому поводу Виктор: он весь день больше помалкивал, но я была уверена, что он разделяет мои победоносные настроения. Меня больше беспокоило отсутствие противника. Если он не появится, то нанесет этим гораздо больший ущерб нашей репутации.
Так я и сидела в полной темноте с мобильником под рукой, пялясь на светящийся циферблат часов и предаваясь тревожным размышлениям. Виктор с наступлением ночи занял позицию в ванной комнате, намереваясь в случае вторжения отрезать преступнику путь к отступлению. Представляю, как ему было там тошно, если даже в комнатах можно было свободно перезаряжать фотопленку, не опасаясь ее засветить.
Минутная стрелка уже перевалила за цифру двенадцать, и я в очередной раз принялась перебирать в уме все допущенные промахи. В конце концов они сделались для меня настолько очевидными и непоправимыми, что я дрогнула и решила трубить отбой. План никуда не годился, и нечего было мучить людей.
Я поднялась с кресла и шагнула к двери. Нужно было вызволять Виктора из его сырой темницы. В этот раз у нас не вышло — что ж поделаешь! Постоянно везти не может. Теперь у Чудина есть все адреса и фамилии — пусть завершает это дело.
Стараясь не налететь в темноте на какой-нибудь шкаф, я осторожно приблизилась к дверям и нашла на ощупь косяк. Придерживаясь за него, я увереннее шагнула дальше и уже было собиралась крикнуть Виктору, чтобы он выходил, как вдруг до моего слуха долетел слабый металлический звук.
Я мгновенно замерла и прислушалась. Откуда долетел этот щелчок — было непонятно. Я подумала, что, возможно, это Виктор задел случайно за какую-то полочку или звук передался с другого этажа по водопроводной трубе. Почему-то в этот момент я нисколько не обеспокоилась: наверное, уже не верила, что Панкрат к нам заявится.
Но потом щелчок повторился, и я уже со всей определенностью поняла: звук исходит от входной двери! Я вмиг похолодела и бесшумно отступила назад, вернувшись в комнату со светящимися часами.
Входная дверь отворилась — я этого не услышала, а буквально ощутила кожей — наверное, в замкнутом пространстве квартиры произошло легчайшее движение воздуха и мои обостренные нервы зафиксировали это. То же самое я ощутила и миг спустя, когда дверь закрылась — без малейшего шума, между прочим.
А потом в прихожей вспыхнул луч карманного фонаря. Выглядывая из-за двери, я видела его отсвет на полу соседней комнаты. Он был неподвижен: должно быть, ночной гость осматривался и прислушивался. Это продолжалось не менее минуты.
Ожидание показалось мне совершенно невыносимым. Надо сказать, что теперь, когда опасность стала близкой и реальной, я не чувствовала себя такой уверенной, как, скажем, час назад. Мягко говоря, я здорово нервничала, а ладони мои так вспотели, что мобильник просто норовил выскользнуть из рук.
Смятение мое достигло предела, когда луч фонаря дрогнул и медленно поплыл в сторону комнаты. Я поспешно отпрянула и, спрятавшись за стеной, начала тихо паниковать.
Ничего пока, кроме луча света, я не видела, но в голову полезли всякие ужасы. Теперь я уже далеко не была уверена, что мы справимся с грабителем. Воображение услужливо нарисовало мне пистолет, которым наверняка обзавелся Панкрат, и два наших окровавленных трупа на безнадежно испорченных полах. За полы мне было особенно стыдно перед Кряжимским. Виктор пока не подавал никаких признаков жизни, и от этого я чувствовала себя особенно одиноко. У меня даже мелькнула дикая мысль, что он каким-то образом давно покинул квартиру и я осталась один на один с Панкратом. Следом у меня возникло почти непреодолимое желание набрать номер оперуполномоченного Чудина, но, во-первых, у меня так тряслись руки, что это было совсем не просто сделать, а во-вторых, у меня все-таки хватило соображения, что таким образом я сразу себя выдам. Поэтому я лишь продолжала стоять, вжавшись спиной в стену, и надеяться, что соображение у Виктора работает гораздо лучше, чем у меня. Без малейшего шороха грабитель вошел в комнату и обвел лучом фонаря стены. В какое-то мгновение пятно света чиркнуло по обоям напротив меня. Кажется, вор удовлетворился осмотром и счел надежными шторы на окнах. Он погасил фонарик и включил верхний свет.
