Такое развитие событий поставило передо мной деликатную проблему морального характера. Даже если Служба безопасности и не понимала её, то я то знал, что мои отношения с Петровым достигли той стадии и приобрели такой характер, что их невозможно так просто прервать и забыть. Мне необходимо было найти какую-то форму их продолжения. Уже теперь, оглядываясь в прошлое, я могу честно сказать, что действия, которые я решил предпринять, не были продиктованы заботой о себе самом. Мною руководила лишь мысль о том, что работа, которую я так давно начал, должна быть продолжена и желательно мною, так как никто кроме меня не мог продолжить её с такой же степенью вероятности положительного результата. И уж если противоречия между Службой и мной преодолеть не удастся, только тогда её придется передать кому-то другому.
Должен сказать, что решаясь на дальнейшие действия, я осознавал, что вынуждаю Службу безопасности предпринять в этой ситуации решительные действия, так как я весьма долго был секретным агентом и понимал, что она узнает о предпринятых мною шагах весьма скоро.
Глава Восемнадцатая
Мне казалось, что наилучшим вариантом для меня было бы связаться с представительством спецслужб Соединенных Штатов Америки в Австралии, так как направление, в котором развивалось дело Петрова, могло стать предметом совместной заинтересованности Австралии и США. Если в Австралии имелось представительство разведки США, то оно, несомненно, должно было проявить готовность включиться в это дело.
Моим первым побуждением было связаться с Гарри Малленсом - в свое время вице-консулом США в Сиднее, а ныне - сотрудником консульского отдела посольства США в Канберре. Будучи знаком с ним лично, я поехал к нему домой в Килару - один из пригородов Сиднея, чтобы обсудить в беседе с ним этот вопрос в надежде, что он сообщит о этом генеральному консулу.
Я рассказал ему, что являясь агентом Австралийского Агентства по Разведке и Безопасности, я принимал участие в деятельности, имеющей международное значение, которая может представить интерес для США, и что мои отношения с Агентством уже прерваны.
Я высказал мысль о том, что если в Австралии есть подразделение спецслужбы США, которая могла бы заинтересоваться этим делом, то я готов сотрудничать с ней при соблюдении двух условий. Первое условие - получение согласия австралийского правительства на мою работу со спецслужбой Соединенных Штатов. И второе заключается в том, что я ни при каких условиях не стану сообщать информацию об Австралийском Агентстве по разведке и безопасности.
Малленс ответил, что согласен с моей точкой зрения о совпадении интересов Австралии и Соединенных Штатов в такого рода ситуации, но само дело в том виде, как я его схематично обрисовал, не относится к компетенции консульской службы. Тем не менее, он пообещал, что проинформирует о нем генерального консула.
На следующий день в субботу 17 мая я связался с Биллом Барнуэллом из Федеральной службы расследований, который, как оказалось, занялся активной политической деятельностью в своем районе проживания Мэнли, одном из самых известных морских курортов.
Для того, чтобы понять, с какой целью я связался с Барнуэллом, необходимо уяснить различие между Федеральной службой расследований (ФСР) и Австралийским Агентством по Разведке и Безопасности (ААРБ).
ФСР - старая служба и её сотрудники завидуют сотрудникам более молодой и престижной ААРБ, хотя и отрицают это. Причиной зависти сотрудников ФСР является то, что Агентство по Разведке и Безопасности забрало у них значительную часть престижной работы. Но обе службы и поныне в некоторых областях дублируют друг друга, и я чувствовал, что ФСР может воспользоваться представившейся возможностью для того, чтобы отличиться в такой выигрышном мероприятии, в котором я был задействован.
Барнуэлл выслушал мой рассказ об основных моментах моего противостояния со Службой безопасности и сказал, что, по возможности, окажет помощь, так как должен признать, что в течение нескольких лет относился ко мне с большим предубеждением.
Читатель помнит, что Барнуэлл был моим первым куратором с самого начала моей оперативной деятельности по линии государственной безопасности. Потом наши отношения прервались, а я играл предназначенную мне роль настолько естественно, что Билл пришел к выводу, что его "многообещающий ученик" стал коммунистом. Он испытал большое облегчение, когда узнал, что не ошибся в своем доверии ко мне.
Билл согласился с тем, что проведенная работа слишком важна, чтобы её можно было просто так бросить, но сказал, что сложившаяся ситуация носит весьма щекотливый характер.
- Я не смогу многого сделать, - сказал он мне. - Мне нужно поговорить со Стариком (Черный Джек Галлеган) и выслушать его мнение. Позвони мне в офис в понедельник и я сообщу тебе о результате.
Воскресенье стало для меня тяжелым днем. Я не представлял, как все обернется. Ели дела пойдут скверно, меня могут обвинить в разглашении секретных сведений, в передаче секретов американцам и даже в попытке продать их соперничающей правительственной организации, что правительственными чиновниками рассматривалось как одно из серьезнейших нарушений служебной этики.
Не получил успокоения я и в понедельник, когда позвонил Биллу и услышал от него следующее:
- Я ничего не могу сделать. Только что переговорил со Стариком и он сказал, что мы не можем вмешиваться ни при каких обстоятельствах. Если ты сам решишь обратиться с этим вопросом выше - дело твое.
Такой удар по моим надеждам я переживал не очень долго, так как спустя несколько часов новый телефонный звонок подтвердил, что я был прав, когда предполагал, что мои действия скоро станут известны Службе безопасности.
Норт по телефону сообщил мне следующее:
- Ваше заявление об отказе от сотрудничества принято на ваших условиях, то есть вы продолжаете работу до отъезда известного вам лица, а тем временем встречаетесь с моим другом (Ричардсом) для обсуждения сложившейся ситуации.
Норт хотел сказать, что мне следует действовать обычным порядком, и если в беседе с Ричардсом разногласия удастся уладить, тогда мое заявлении будет считаться утратившим силу. Моя игра оказалась успешной, и я вздохнул с облегчением. Я позвонил Малленсу, попросил его забыть о нашем с ним разговоре и сразу же снова переключил все свое внимание на Петрова.
Петров все ещё маялся со своим глазом, и когда он прибыл в Сидней 19 мая, я восстановил наши отношения с ним на том же уровне, на котором они были прерваны, с ощущением, что за время перерыва ничего не изменилось.
Мы отправились на прием к доктору Бекету, который, осмотрев Петрова, заявил, что у него воспаление сетчатки и зрительного нерва. Бекет порекомендовал Петрову лечь в больницу и сказал, что до выздоровления следует отказаться от мысли о возвращении в Советский Союз. Он вручил Петрову письмо к доктору Лоджу из Канберры с просьбой устроить его в больницу.
Я внимательно наблюдал за поведением Петрова во время его медицинской консультации и слышал все его ответы на вопросы доктора Бекета. Любая подробность могла объяснить мне мотивы его поведения.
У меня сложилось впечатление, что в голосе Петрова явно слышались нотки удовлетворения при словах Бекета о том, что в настоящее время ему следует выбросить из головы мысль о поездке домой.
- Значит вы считаете, что мне сейчас не следует ехать, не так ли? спросил он. Складывалось впечатление, что он хотел вновь услышать четко сформулированное мнение врача, чтобы ощутить чувство уверенности.
Чем больше я анализировал настроение Петрова и его поведение, тем более приходил к убеждению, что он намеренно использует свои жалобы на недомогание для того, чтобы избежать возвращения в Советский Союз. Согласно моей оценке ситуации у Петрова на руках была история его болезни и он, зная, что в результате её на сетчатке остаются постоянные шрамы, теперь сознательно использовал это в своих целях.
Эти выводы в значительной мере определили характер моих дальнейших действий. Оценив все за и против, я поговорил с Нортом и высказал ему мое мнение, что в такой обстановке имеется пятидесятипроцентная вероятность перехода Петрова на Запад, при условии оказании на него соответствующего влияния и предоставления ему достаточных гарантий. Я также сказал, что Службе безопасности следует определиться, целесообразно ли вести дело к такому исходу.
- Такие дела не решаются экспромтом, - предупредил я его. - Необходимо принять во внимание ряд весьма важных факторов. Не исключено, например, что в долгосрочной перспективе переход Петрова на Запад может привести к негативным последствиям.
Я подчеркнул, что сразу же после ухода Петрова выяснится моя истинная роль в этом деле и, в итоге, моя ценность, как агента, упадет до нуля. С другой стороны, если мы позволим Петрову возвратиться в Москву, тогда меня передадут на связь замене Петрова, причем со значительным оперативным заделом, что создаст условия для укрепления доверия ко мне со стороны сотрудников посольства.
