Туре вышел на кухню и вернулся с банкой красного сока и стаканом.
— Чертовски хороший сок. Я покупаю его у иранцев. Всегда выпиваю пару стаканов, когда просыпаюсь ночью. У меня по ночам такая жажда! На, попробуй.
Рейне взял грязный, покрытый жирной пленкой стакан и принялся пить, ничего не видя из-за застилавших глаза слез. Этот простой жест друга, протянувшего ему стакан холодного сока, преисполнил Рейне благодарностью и утешением.
— Но плакать тут не о чем, Рейне. Все они шлюхи, и все тут. Как поживает твой малыш? У вас же родился маленький, да?
— Его похоронили сегодня утром, — прошептал Рейне.
— О черт.
— Он очень долго болел. Врачи сразу сказали, что эта болезнь неизлечима.
— А другой парнишка?
Рейне изумленно уставился на друга.
— Вы же похитили на детской площадке мальчика, правда? Об этом пишут во всех газетах, ты разве не видел? Что заставило вас это сделать — тебя и Ангелу? Ну вот, ты опять плачешь. Я уже понял, что это она во всем виновата.
— Туре, я не знаю, что мне делать!
Он рыдал и ничего не мог поделать со слезами.
— Выпей еще сока. Правда, он хорош? Такой же сок, какой мы пили в детстве, до того как придумали все эти добавки, усилители вкуса, красители и бог знает что еще. Рассказывай. Что она учудила на этот раз?
Рейне рассказал о болезни Бьярне, о чудодейственном лечении доктора Перейры, о Себастьяне и Ангеле, которую словно подменили. Она сошла с ума. Она стала опасной. Рассказал о газетной статье и об исчезновении Ангелы и Себастьяна.
Когда Рейне замолчал, Туре серьезно кивнул и сказал:
— Не печалься, Рейне. Таковы они все, эти грязные бабы.
Вместо того чтобы разозлиться и вспылить, Рейне задумчиво посмотрел на Туре. Откашлявшись, он постарался совладать с собой и спросил, пытаясь придать голосу твердости:
— Ангела — шлюха?
— По крайней мере, она ею была. Когда была помоложе. Но сейчас она к тому же еще и свихнулась.
— Так ты ее знал?
— Конечно, я знал Ангелу. Ее все знали. Она жила в паре кварталов отсюда. Да, она была настоящей профессионалкой. Тогда она хорошо выглядела и была здорово сложена. Вначале она занималась этим делом бесплатно, но потом поняла, что на нем можно зарабатывать деньги. Но с тех пор прошло много лет. Я и не понял, что ты подхватил ту самую Ангелу. Я не узнал ее, когда был у тебя в гостях. Она дьявольски разжирела. Но я сразу сообразил, кто она, когда Ангела дала мне по морде. Собственно, я понял это даже раньше, если уж быть точным. Это произошло в тот момент, когда она обернулась и я увидел ее глаза. В них была страшная ненависть. Я понял, что сейчас она мне врежет, если не сделает чего похуже. Когда она подняла на меня руку, мне стало страшно — нет ли у нее ножа или чего-то в этом роде. Мне еще повезло, что я отделался оплеухой и легким ожогом. И я сбежал. Да, признаю, я поступил как трус. Мне надо было вернуться, поговорить с тобой, рассказать тебе, кто она. Но у меня было такое чувство, что ты мне не поверишь. Ты всегда верил в добро, Рейне, и в этом твоя главная проблема. Ты не понимаешь, какие они все б…
— В газете сказано, что ее дважды осуждали за убийство. Ты об этом знаешь?
— Да, да. Она сожгла собственного отца. Облила его бензином, когда он спал. Он летал по комнате, как бутылка с коктейлем Молотова, поджигая все, к чему прикасался, пока от него не осталась кучка пепла. Соседи слышали, как он орал. Полицейские взяли ее сразу. Она сидела у подруги и пила кофе со своим братом. Он тоже участвовал в этом деле, но его, как несовершеннолетнего, освободили от уголовной ответственности и, кажется, отправили в приют. Ангеле было уже больше двадцати, и она получила тюремный срок.
Пока Туре говорил, Рейне взял со стула лежавшую на нем мокрую куртку и сжал ее так, что побелели костяшки пальцев. Его распирали сильные чувства, он боялся, что вот-вот снова расплачется. Он зажмурил глаза, но слез не было. Это был не плач, но что-то другое. Он сам удивился, каким спокойным был его голос, когда он сказал:
— Известно ли, за что она сожгла отца?
— За то, что он был скотиной, настоящей скотиной. Он чуть не убил ее мать. Сбросил ее с лестницы, и женщина сломала себе шею. Но он ни в чем не признался. Утверждал, что она упала сама. Правда, она была избита до того, как упала, и у нее нашли травмы, которые никак не были связаны с падением, но он не признался, а полицейские не смогли ничего доказать, и он отделался легким испугом. Бил он и детей — Ангелу и мальчиков. Словом, тот еще скот. Но тем не менее мой отец был не лучше. Да у многих такие отцы. Но мы же не поливали их бензином, не бросали на них зажженные спички и не шли после этого пить кофе к подруге, прихватив с собой младшего брата.
— Ангела была ненормальной?
— Да, можешь мне поверить. Она вытворяла совершенно безумные вещи. Но мы находили ее проделки забавными. Однажды, например, она была с одним своим кавалером на плотине и стянула у него штаны. Просто так, ради удовольствия. Ему пришлось идти домой, как дикарю, с голым торсом и в набедренной повязке из рубашки. Как мы, помнится, тогда смеялись. Но иногда даже нам становилось страшно.
Рейне снова положил куртку на стул.
— В газете говорилось про два убийства. О том, что Ангела убила двух человек. Ты знаешь что-нибудь о втором убийстве?
— Нет. Не имею ни малейшего представления. Я не видел ее с тех самых пор, когда полицейские увезли ее и брата. Кажется, она получила два года, а что сталось с ней потом, не знаю.
— Хотелось бы знать, где она сейчас, — сказал Рейне. — Мне тревожно за мальчика, за Себастьяна. У нее есть родственники, к которым она могла бы пойти?
— Ее старшие братья живут в городе. Хотя нет, постой. Лейф умер, но Конни жив. Иногда я встречаю его у суповой кухни Армии спасения. Но мне думается, что он не поддерживает с Ангелой отношений. Он никогда ничего о ней не говорит, да и мы никогда ему о ней не напоминаем. Но можно, конечно, его расспросить. Можем пойти к нему вместе, если хочешь. Сегодня можешь переночевать на диване. Куда тебе идти, ты же объявлен в розыск. Разыскиваешься полицией! Ха-ха!
— Да, дома мне показываться нельзя. С твоей стороны очень мило, что ты позволяешь мне у себя переночевать. Собственно, я и хотел тебя об этом попросить. Я даже притащил с собой сумку с вещами. Она лежит в машине.
— Так у тебя и машина есть! Надо поменять номера. Но этим мы займемся чуть позже. Давай сюда свою сумку.
— Я хотел спросить у тебя еще одну вещь. Скажи, ты не помнишь, как звали младшего брата Ангелы?
— Младшего? Так, сначала родились Лейф и Конни, потом Ангела. Потом младший. Как же его звали? Кажется, Берье.
— Может быть, Бьярне?
— Да, точно. Его звали Бьярне. Хороший был парень. Ему не повезло, что он был вместе с Ангелой, когда она подожгла отца.
— Ты не знаешь, что с ним сталось?
— Нет. Он попал в воспитательное учреждение. Собственно, заботиться о нем было некому. Отец умер, мать попала в инвалидный дом. О нем могла бы позаботиться Ангела, но она сидела в тюрьме. Не думаю, что парня ожидало розовое будущее.
Рейне надел куртку. Снаружи она была мокрая, но внутри осталась сухой. Да, это была хорошая куртка.
— Пойду за сумкой, — сказал он.
Вечером они посмотрели по телевизору американский боевик, а потом Туре вооружился гаечным ключом и пошел менять номера на машине Рейне. Его не было очень долго.
Рейне выключил свет, лег на диван, скатал из свитера некое подобие подушки и укрылся курткой. За один день он пережил столько, сколько иному человеку хватило бы на всю жизнь. Он устал, он страшно устал.
В стекла окон бил дождь. Интересно, куда запропастился Туре? Вероятно, не хочет свинчивать номер с машины, стоящей поблизости, и ушел куда-нибудь подальше. Наверное, промок до нитки. Надо было дать ему куртку.
Рейне уже дремал, когда скрипнула дверь, и с кухни донеслось бульканье. Туре пил свой любимый сок. В комнате запахло промокшей шерстяной тканью и немытым человеческим телом, когда Туре склонился над Рейне и по-отечески похлопал его по спине.
Запах блинчиков они учуяли сразу, как только вышли на мощенный булыжником двор и приблизились к бывшей конюшне, у стены которой до сих пор стояли стулья.
Туре постучал в запертую дверь. В окне показалось чье-то размытое лицо. Дверь открылась, и женщина средних лет впустила их внутрь.
В помещении стояли столы и стулья из гнутых стальных трубок с пластиковыми сиденьями. На каждом столике красовалась вазочка с искусственными цветами. В большинстве за столом сидели мужчины. Единственная женщина, с седыми, коротко остриженными волосами и чудовищно намалеванными бровями, сидела за отдельным столом и шумно хлебала свой суп. Одета она была в овчинную куртку. В углу стояло пианино, на котором стопкой были сложены молитвенники. Они напомнили Рейне о тайнике, из которого он всего неделю назад брал деньги. Ему показалось, что с тех пор прошла целая вечность.
