Она вернулась. Улыбается, целует меня.
- Хорошо ли мы себя вели? Угадай, что я принесла? Галеты.
- Спасибо, но я не голоден.
- Это не может тебе повредить. А еще молоко, яйца, муку.
Предпочитаю молчать. Чтобы не закричать от отчаяния, стискиваю зубы. Молоко, яйца, а что еще?
Она хвастается покупками. Ее спокойствие и ласковость ужасающи. Я сквозь ресницы наблюдаю за ней; отныне я не перестану наблюдать за ней. Но увы! Я не могу сопровождать ее на кухню, видеть, до чего дотрагиваются, что отмеряют ее руки. Она уже сервирует столик на колесах, берется за поднос. Я удерживаю ее за руку.
- Прошу тебя, - говорю я. - Сегодня утром мне что-то не хочется есть.
- Надо, мой дорогой. Через не хочу. Тебе надо восстановить силы.
Она мягко высвобождает руку и уходит. Я слышу, как хлопают дверцы стенного шкафа на кухне. Что-то задвигается в печь. Гремят кастрюли. Она готовит порцию медленной смерти. И это я тоже объясню во всех деталях. Решено, я закончу свое послание!
Вернувшись, она подкладывает мне под спину подушки, ставит мне на колени поднос.
- Суп немного горячий. Не знаю, хорошо ли он посолен. Ну же, мой маленький Бернар, выпей, доставь мне удовольствие.
Она присаживается на краешек кровати, зачерпывает суп, и я погружаюсь в хорошо знакомое мне умиротворение. Открываю рот. Суп как суп, никакого привкуса. И все же я держу его на языке перед тем, как решиться проглотить. А потом сразу глотаю. Я плачу! Плачу за тех, кому дал умереть.
- Не правда ли, вкусно? - спрашивает Элен.
- Неплохо.
После бульона - лапша.
- Горькая, - говорю я.
- Бог ее знает, из чего ее делают, - невозмутимо отвечает Элен.
Затем я съедаю кусочек галеты. И все пью, пью. Меня постоянно мучит жажда.
- Твои таблетки, Бернар.
- Если ты настаиваешь.
- Как так?
- А так, что все это бесполезно.
- Что ты городишь? Таблетки больше всего помогают тебе. Нельзя сказать, что ты плохо выглядишь, Бернар.
Она обнимает меня за шею, прижимается щекой к моим волосам. Мы надолго молча замираем. Пусть она день за днем губит меня, я ее не боюсь; точнее, она не внушает мне никакого отвращения. Просто я для нее препятствие, как для меня была препятствием Жюлия. Я не в счет. Она не убивает меня, а лишь убирает с дороги. И я уверен, ей жаль меня. Сильнейший приступ икоты подбрасывает меня. С четверть часа я не нахожу себе места. Элен держит меня за руки. Я цепляюсь за нее. Затем приступ проходит, я погружаюсь в сон. Только открываю глаза, она тут как тут - предлагает мне что-то молочное. Не позднее чем через три часа ужин. Она вновь принудит меня есть. Никому во всем мире нет до меня дело. Я в руках этой одержимой. О боже...
Хлопнула садовая калитка. Быстро! В моем распоряжении не более получаса, сегодня я держусь на ногах хуже, чем вчера, а завтра буду слабее, чем сегодня. От страха не закончить письмо у меня дрожат запястья. Я осторожно спускаюсь вниз. Письмо на месте. Чтобы выиграть время, я располагаюсь в гостиной за круглым столиком. Перечитываю начало, и меня охватывает отчаяние. Кто мне поверит? Скажут: это письмо сумасшедшего! Но выбирать не приходится.
...Я добрался до Элен Мадинье. Она приняла меня за Бернара, разуверять ее у меня не хватило сил: я был на пределе. Клянусь Вам, господин прокурор, что говорю правду. Когда конец так близок, лгать не хочется... у Элен была сестра, вернее, сводная сестра Аньес. Они ненавидели друг друга по множеству причин, вдаваться в которые нет времени. Знайте одно: они ревновали друг к другу. Аньес удалось утаить одно из писем Бернара, где было несколько фотографий, высланных моим другом своей "крестной". Таким образом, с самого моего появления в их доме Аньес знала, что я не Бернар, и решила помешать Элен выйти за меня замуж, чего бы это ей ни стоило. Вот каким образом началась эта драма, господин прокурор...
Судорога свела запястье, плечо. Строчки выходят неровными. Я растираю руки, чтобы избавиться от холода, проникающего в меня до самых костей. Рассказать бы еще о Жюлии, но ведь эта история не интересна правосудию. Нужно торопиться.
...Как-то раз мы с Аньес повздорили. (Надо сказать, Аньес была моей любовницей. Все это трудно поддается объяснению. В мои намерения не входит снимать с себя ответственность, господин прокурор. Я тоже не без греха!) Словом, взбешенный, я вышел из дому. Когда же вернулся, Аньес была мертва, отравлена. Смерть ее очень напоминала самоубийство. Элен вышла за покупками сразу после полудня и вернулась только после меня. Расследование было чисто формальным. Неуравновешенность натуры Аньес была общеизвестна. За несколько лет до того она уже пыталась покончить с собой. Но Вам, господин прокурор, придется возобновить расследование, так как я официально обвиняю Элен в убийстве сестры...
Шаги по гравию в саду. Засовываю листок под крышку пианино, но подняться наверх не успеваю.
- Что ты тут делаешь, Бернар?
Будь это еще возможно, я покраснел бы.
- Пить захотел, - солгал я.
- Наверху есть графин со свежей водой.
- Я хотел попробовать свои силы.
- Силы!.. Силы!.. Ты едва держишься на ногах.
В словах Элен сквозит раздражение. Она уверенной рукой подталкивает меня к лестнице, и я, непонятно отчего, чувствую себя виноватым.
- Не обижайся, Элен.
- Я не обижаюсь, но ты ведешь себя как ребенок, мой бедный Бернар.
Я с удовольствием возвращаюсь в постель. Вскоре Элен уже улыбается мне, и этот день, как и все предыдущие, неторопливо подходит к концу. А вечером меня одолевает рвота, после чего я недвижно лежу, опустошенный, почти без сознания.
- Все, конец, - шепчет она, - больше выходить не буду. Попрошу доставлять нам продукты.
- Ерунда, - успокаиваю я. - Пустячный приступ... Не беспокойся.
Следующий день она проводит возле меня, посоветовать ей отправиться по делам я не осмеливаюсь. После полудня я притворяюсь спящим. Сидя подле меня, она вяжет. Время от времени щупает мои руки. Догадывается ли она, что я стараюсь перехитрить ее? Я нарочно немного присвистываю при дыхании, возбужденно лепечу какую-то невнятицу. Другие женщины, до нее, тоже сторожили мой сон, но были обмануты. Стук спиц прекращается, негромко скрипят половицы. Мгновение спустя взвизгивает калитка. Я прямо в пижаме бросаюсь вниз, но слабость вынуждает меня присаживаться чуть ли не на каждой ступеньке. Я заранее приготовил фразы. Обдумал их, пока она вязала. Вопреки ее желанию мы были заняты одним и тем же.
...Теперь я убежден, что Элен побывала в квартире до моего прихода. Дело в том, что мне в руки попала одна из фотографий Бернара. Именно этот снимок был отправной точкой нашей ссоры с Аньес. Он лежал на столе уже в комнате. А по возвращении его там не оказалось. Я был уверен, что Аньес сожгла его. Не тут-то было! Этот снимок находится у моей жены. Мне это известно, поскольку я недавно наткнулся на него. Следовательно, Элен возвращалась домой в мое отсутствие; Аньес открыла ей, кто я такой, и представила доказательство. Неужели Элен сама никогда не догадывалась? Неужели и впрямь ничего не знала о моем обмане?.. Мне это неизвестно. Как и то, каким образом удалось ей подсыпать яд в чай своей сестры. Несомненно одно: она была вынуждена убрать Аньес, чтобы иметь возможность выйти за меня замуж. За меня, лже-Бернара. За меня, наследника дяди Шарля. А теперь, став моей женой, она должна убрать и меня, чтобы стать госпожой вдовой Бернар Прадалье. Понимаете, господин прокурор? Поскольку госпожа вдова Прадалье может беспрепятственно потребовать наследство. Она становится наследницей на законном основании, это ясно как божий день. Пока же я жив, она очень рискует: я в любой момент могу быть узнан, раскрыт. (Впрочем, это чуть было уже не произошло однажды, из-за Жюлии Прадалье, которая погибла в результате несчастного случая. Все это Вы также выясните в ходе расследования.) В случае моей смерти никто никогда не узнает, что я несколько месяцев жил под именем Бернара. Этот обман принесет ей миллионы.
Меня лихорадит. Еще немного - и я застучу зубами. Но я почти кончил. Последнее усилие.
...Такова правда, господин прокурор. Вам придется обыскать секретер моей жены: отчеты агентства Брюяара о финансовом положении Бернара Прадалье спрятаны за одним из ящиков в глубине стола вместе с фотографией, переданной Аньес своей сестре. Кроме того, Вам нужно только приказать произвести вскрытие моего трупа, чтобы получить доказательство моей правдивости. И последнее: я хотел бы, чтобы правосудие было снисходительно по отношению к Элен. На этот путь ее толкнул страх перед бедностью. При других обстоятельствах она бы не рискнула поступить подобным образом. Но что значит сейчас одна человеческая жизнь? И в особенности моя, господин прокурор. Я не считаю, что Элен вправе убивать меня. Но она и не совсем не права. Так пусть знает, что я не был слеп. Это все, чего я желаю.
Примите, господин прокурор, уверения в моем самом глубоком почтении.
