От отряда германцев, который привел в эти безжизненные края Руст, не осталось ни одного человека, ни одного коня…
Тут Арнульф вспомнил про своего собственного коня, про своего верного друга, который не раз выносил его из кровавых сражений, который чудом уцелел в морской буре.
Конь был засыпан песком рядом с ним.
Арнульф бросился в ту песчаную яму, из которой только что выбрался с таким трудом, и принялся разгребать ее, не жалея рук.
Впрочем, он скоро откопал голову своего коня – и увидел его остекленевшие, засыпанные песком глаза.
Конь был мертв, песчаная буря убила его, по непонятной причине пощадив самого Арнульфа…
– Прощай, верный друг! – проговорил Арнульф, с трудом сдерживая скорбь, и снова засыпал коня песком, чтобы тот не стал жертвой стервятников или шакалов.
Затем он опять огляделся по сторонам.
Теперь, среди огромных барханов, он заметил несколько маленьких холмиков… возможно, под ними похоронены воины Руста? Возможно, кто-то из них еще жив? Ведь сам он выжил во время песчаной бури! Почему не могло повезти кому-то еще?
Ближний холмик был расположен там, где перед песчаной бурей устроил себе убежище кормчий Сумах. Арнульф подошел к этому холмику и принялся раскапывать его кинжалом, откидывая песок стертыми в кровь руками. Вскоре он увидел край серого плаща, точно такой плащ был у Сумаха. Арнульф стал копать еще быстрее, еще усерднее, надеясь спасти своего товарища, но, когда он откопал его, руки германца бессильно опустились.
Глаза кормчего были закрыты, рот, наоборот, полуоткрыт, и из него сыпался песок, как сыплется зерно из пропоротого мечом мешка с пшеницей. Сумах был давно уже мертв.
Арнульф подумал о превратностях судьбы: Сумах много раз бороздил опасное, бурное море, много раз мог утонуть в его беспощадной бездне, мог быть съеден рыбами – но выжил, выжил, чтобы быть погребенным другой стихией – стихией пустыни, столь же безжалостной и равнодушной, как море.
Он еще раз огляделся по сторонам. Тут и там виднелись песчаные холмики, но ни один из них не шевелился. Это были могилы, песчаные могилы Руста и его верных спутников.
Только теперь Арнульф вспомнил о том человеке, который помог ему вырваться из песчаного плена, и с благодарностью взглянул на своего спасителя.
Это был не германец из отряда Руста и не туземец-проводник, который вел вандалов через пустыню. Это был старик, облаченный в самые жалкие лохмотья, какие только приходилось видеть Арнульфу.
Седые волосы ниспадали на его плечи спутанными прядями, но глаза светились ясным умом.
– Кто ты, мой спаситель? – проговорил германец на ломаной латыни, на том языке, на котором говорило большинство племен, населявших разгромленную Римскую империю.
Правда, в тот же миг он подумал, что спасший его незнакомец скорее всего принадлежит к тем полудиким племенам, которые кочуют со своим скотом по бескрайней пустыне. В таком случае он не понимает языка разгромленных римлян.
Но спаситель ответил ему на том же языке:
– Здравствуй, сын мой!
После этого старик взглянул на песчаные холмики и проговорил:
– Они все умерли, все до одного! Только ты выжил, выжил чудом, и чудо это совершил наш милостивый Господь! Выходит, вещий сон не обманул меня!
– Вещий сон? О чем ты говоришь, старец? И все же – кто ты такой? Кому я обязан своим спасением?
– Сегодня во сне я увидел святого Иеронима. Святой старец явился ко мне, вошел в мою пещеру, озаренный сиянием своей святости, превратившей тьму ночи в светлый день…
– В твою пещеру? – переспросил Арнульф. – Ты – троглодит, пещерный житель?
– Я – отшельник, спасающий в пустыне свою душу, отмаливающий свои грехи! – строго поправил его старик и продолжил: – Святой Иероним вошел в мою пещеру. Рядом с ним шел прирученный лев. Я испугался его, но лев смотрел на меня кротко, как ягненок, святой же произнес громким и властным голосом: «Сегодня на ближние холмы обрушится песчаная буря. Пережди ее в своей пещере, а после, когда буря минует, когда стихия утихомирится, отправляйся на восход солнца. Пройди пять тысяч локтей, и ты увидишь погибший караван. Люди и животные будут заживо погребены песком, но один из путников уцелеет. Ты откопаешь его, освободишь из песчаного плена, приведешь в свою пещеру и совершишь над ним таинство святого крещения. Этот человек примет от тебя бесценный дар веры, а со временем заменит тебя в твоем служении». – «А как я найду этого человека под толщей песка?» – осмелился я спросить святого. «Тебе подскажет твое сердце!»
Вот что сказал святой Иероним. Я проснулся, но святой все стоял перед моими глазами, и его слова звучали в моих ушах.
Вскоре я почувствовал приближение песчаной бури, закрыл вход в свою пещеру и переждал в ней непогоду.
А как только буря утихла, я пошел туда, куда велел мне идти святой. И вот – я нашел место, где погиб твой караван, и нашел тебя, слушая голос своего сердца. Теперь ты пойдешь за мной, и я совершу над тобой таинство святого крещения.
– Да, я пойду с тобой, святой старец! – проговорил Арнульф смиренно. – Я пойду с тобой и приму из твоих рук святое крещение, приму из твоих рук чистую воду новой веры, потому что, ожидая смерти в песчаном плену, я дал клятву посвятить свою жизнь новому Богу, Богу христиан, а я всегда держу свое слово!
– Должно быть, Всемогущий Господь услышал твою клятву и послал ко мне святого Иеронима, чтобы я помог тебе выбраться из песчаного плена! – ответил старик. – А теперь пойдем, нам больше нечего здесь делать!
С этими словами старик повернулся и зашагал на запад.
Арнульф поплелся за ним, еле переставляя ноги.
Его мучила жажда, мучила усталость, палило немилосердное солнце пустыни, но он шел, не желая показать слабость перед старым отшельником. И правда, как он мог уступить этому старому, немощному человеку?
А отшельник шагал, как будто был полон сил, час за часом, не выказывая признаков усталости.
Арнульф начал отставать от него. Силы его таяли с каждой минутой. Перед глазами германца плясали цветные пятна, в какой-то момент солнце показалось ему черным. А в следующий миг он без чувств упал на песок.
И едва он потерял сознание – перед его внутренним взором предстал человек в простом белом одеянии, который смотрел на него с печалью и состраданием.
– Кто ты? – спросил его германец. – Что ты делаешь в этой раскаленной пустыне?
– Я – тот человек, чью гробницу ты разорил со своими спутниками среди развалин великого Рима.
– Тот, кого христиане называют святым Петром?
– Да, именно тот.
– Но ведь ты умер, умер много лет назад! Я сам, своими глазами видел твою гробницу!
– Это так, но Тот, чьим именем я проповедую, смертью смерть попрал, и теперь для тех, кто верен Его имени, смерти нет, но есть жизнь вечная!
– И чего же ты хочешь от меня, святой старец?
– Я хочу, чтобы ты встал и шел вперед, ибо путь твой еще не закончен, он только начат.
– Но у меня больше нет сил. Я измучен жаждой и жарой, утомлен долгим и трудным переходом.
– У тебя будут новые силы. Жажду твою утолит вера, ибо в ком есть истинная вера – силы того бесконечны. Я хочу, чтобы ты встал и шел вперед, к свету веры.
Святой склонился над молодым германцем и коснулся его уст своей рукой, и Арнульф почувствовал, как чистая влага вливается в его губы, утоляя его жажду.
Арнульф открыл глаза.
Святой Петр исчез, растаял, как мираж пустыни, но перед ним стоял старый отшельник.
– Поднимись, – приказал он германцу, – поднимись и иди. Нам осталось идти совсем недолго.
Германец встал и зашагал вперед, наполненный новой силой, как кувшин, наполненный молодым вином, и он шел за старым отшельником еще час и другой, и третий.
Солнце начало клониться к закату, когда он увидел впереди высокий холм. Отшельник направился к этому холму, и Арнульф увидел, что в его склоне темнеет пещера.
В эту пещеру привел его отшельник.
Стоя в прихожей собственной квартиры, Агния почувствовала небывалое счастье. Господи, наконец-то она дома! И теперь поскорее запереть двери и никому не открывать до утра. Напиться крепкого чаю с сахаром, даже есть не хочется. Посмотреть какую-нибудь ерунду по телевизору и спать… В собственной кровати, на чистых простынях, телефон отключить… Мечта!
