В эту пещеру привел его отшельник.
Стоя в прихожей собственной квартиры, Агния почувствовала небывалое счастье. Господи, наконец-то она дома! И теперь поскорее запереть двери и никому не открывать до утра. Напиться крепкого чаю с сахаром, даже есть не хочется. Посмотреть какую-нибудь ерунду по телевизору и спать… В собственной кровати, на чистых простынях, телефон отключить… Мечта!
Завтра с утра на работу, и потянется бесконечная череда дней, когда от суеты и вздохнуть некогда. Но сегодняшний вечер она проведет в тишине и одиночестве.
Не тут-то было. Достав мобильный телефон, она увидела, что было три звонка с одного номера. Номер был чем-то знаком, ах да, конечно, это Павел звонил днем. Интересно, что ему от нее нужно? Соскучился? Уж это вряд ли… Сам сказал, что завтра с ней свяжется, а теперь вот названивает. Невтерпеж ему…
Мелькнула какая-то неясная мысль, когда Агния выключала телефон, но тут же потерялась в сонной ее голове. Перезванивать Павлу она ни за что не станет. Он ей нравился там, в Тунисе, однако сейчас она не видит смысла продолжать это курортное знакомство. Как бы ему потактичнее это объяснить…
И вот, когда она разобрала постель и уже предвкушала, как вытянется на чистых простынях, в дверь позвонили. Причем не в домофон, а во входную дверь.
В первый момент Агния вздрогнула и тут же на себя рассердилась. Чего она боится? Что придут люди из таинственного управления и арестуют ее? Да с какого перепугу, ведь все это проделала Аська, это она внесла ее в список особо разыскиваемых преступников, а потом все аннулировала. Так неужели, неужели она боится Аськи?
Сердясь на себя, она подкралась к двери босиком и заглянула в глазок, хотя знала, что нельзя этого делать. Стоящие на лестнице увидят тень и поймут, что она дома.
В глазке виднелась жуткая рожа с глазами больной лягушки. Рожа сильно смахивала на соседку сверху – ту самую, с истеричной собачонкой. Этой-то чего от Агнии нужно?
«Ни за что не открою, – подумала Агния, – ни за какие коврижки. Хоть пожар, хоть всемирный потоп, хоть ураган, хоть цунами. Спать пойду – и все!»
– Агния, открой! – в дверь бухнули ногой. – Открывай, я знаю, что ты дома!
Голос был Аськин. И по этому голосу было ясно, что Аська так просто не отстанет.
– Ну что еще случилось? – обреченно говорила Агния, отпирая замки. – Ну дашь ты мне в конце концов поспать? Мне, знаешь, нашего сегодняшнего общения надолго хватит…
Оттолкнув ее, Аська протиснулась в квартиру.
– Чего тебе? – неприветливо спросила Агния. – Вроде бы мы все уже выяснили…
– Вот именно, что не все, – сказала Аська, – ты дверь-то закрой, я надолго.
– Надолго? – простонала Агния. – Слушай, какого черта тебе от меня надо?
– Мне надо, чтобы ты не смотрела на меня с презрением, – отчеканила Аська, – и не цедила слова сквозь зубы. На, читай!
С этими словами она бросила Агнии папку – обычную, пластиковую папочку наивного розового цвета. От неожиданности Агния не сумела подставить руки, и папка упала на пол, из нее вывалилось множество листов, которые разлетелись по полу в прихожей.
Под Аськиным взглядом Агния нагнулась и подобрала листы. Насколько она могла понять навскидку, это были копии какого-то милицейского дела. Протоколы опроса свидетелей, заключение следователя…
– Что это? Дело об убийстве гражданина Вертухаева Л. И., такого-то года рождения, проживающего в поселке Мутный Ручей… слушай, это же черт-те когда было… Прошлый век!
– Читай, – мрачно сказала Аська.
Они прошли на кухню, где Агния устроилась за столом. Пока она профессионально быстро просматривала документы, Аська заваривала чай – крепкий, почти черный, зеленый она терпеть не могла.
– Кто такой Вертухаев? – со вздохом спросила Агния, оторвавшись от бумаг. – Какое он к тебе имеет отношение?
– Мой отчим. Подонок, каких мало, – ответила Аська и мрачно добавила: – Был.
– Был? Ах да… исчез из дома… через пять лет нашли труп случайно… опознали… еще через полгода дело закрыли, потому что подозреваемых не было… не пойму, какое это к тебе имеет отношение?
– Это мы его убили, – сказала Аська, – мы с братом.
Она замолчала, чтобы Агния могла осознать эти страшные слова. Затем снова заговорила:
– Точнее, Витя, брат, топором его зарубил, а я труп спрятала. Он, Витька-то, как осознал, что наделал – так в ступор впал, сидит и только качается из стороны в сторону. Это я все придумала, как этого подонка спрятать, чтобы Витька в тюрьму за него не сел. Еще не хватало – из-за такой сволочи…
– Слушай, давай по порядку, а? – взмолилась Агния. – Раз уж у нас такой доверительный разговор пошел.
– Что тут рассказывать? – тоскливо протянула Аська. – Отца родного я не помню, он умер, когда мне два года было. На железной дороге работал, его поездом задавило. Случайно, а может, по пьяному делу. Соседка рассказывала – пил он, а кто у нас не пил? А мама одиночества испугалась – вот и вышла за этого урода. Все-таки, говорила, не одна детей растить буду…
Ну, он руки распускать начал почти сразу. А как понял, что мама ему противостоять не может – тогда совсем махровым цветом расцвел. Уж на что у нас мужики в поселке никудышные были, а этот, отчим мой, – такой подлец, что пробы негде ставить. С ним никто и не общался, потому как выпьет – и сразу в драку. А здоровый был, как кабан.
Ну, несколько раз били его всем скопом мужики, потому что хоть и здоровый был, а с пятью-то не справился бы. Так он тогда на нас отыгрываться стал. Маму бил, брата Витьку. С братом у них отношения ужасные были. Витька ему чего только не делал, когда Вертухаев пьяный спал – и махорки в нос, и фитили между пальцев поджигал…
– Как это? – вставила Агния и тут же пожалела об этом, потому что Аська посмотрела на нее с откровенной злобой.
– Не знаешь? – прошипела она. – Где уж тебе, девочке балованной, про это знать.
– Та-ак… – протянула Агния, – если тебе есть что сказать, говори и уходи. А то поздно уже.
– Вертухаев Витьку, конечно, бил, но сильно калечить боялся, поскольку в школе тогда директор работал, старой закалки, он как увидел раз Витьку всего избитого – жуткий скандал Вертухаеву устроил. На работу сообщил, в милицию заявление написал.
А только там вызвали маму, чтобы подтвердила факт жестокого обращения с ребенком, а она побоялась. И забрала заявление. Но Вертухаев хоть и в пьяном виде, а соображал и Витьку больше не трогал. Так, подзатыльник даст, пихнет – и все.
Потом старый директор на пенсию вышел и к дочке в Москву уехал, но Витька к тому времени вырос, сам за себя мог постоять.
Вертухаев на маме отыгрывался. Сколько раз соседка милицию грозилась вызвать, когда он ее бил. А она – не надо, не надо, и в медпункте говорила, что сама упала.
А меня он не трогал – незаметная я, маленькая была, как увижу, что пьяный идет – сразу у соседки прячусь или на чердаке. А в тот раз… мама накануне в больницу попала. Ступеньку у крыльца Вертухаев сломал, она оступилась, голову ушибла.
Сказали – сотрясение мозга, в больницу положили. Витька поехал – белье там отвезти, яблок своих из сада. А я одна дома – крутилась по хозяйству, ну и проглядела, как он пришел.
Аська зябко поежилась. Агния налила ей крепкого чая.
– Подкрался он сзади, обхватил меня руками – дышит перегаром, бормочет что-то, а от самого жаром пышет, как от печки. Я вырываюсь, да куда там. Как глянула ему в лицо, а глаза совсем белые, бешеные. Хочу крикнуть, а не могу, в горле все высохло. И такой ужас меня обуял – просто смертельный.
А как дошло до меня, что он сделать-то хочет, так откуда силы взялись. Затрепыхалась я, думаю – пускай уж лучше убьет, за руку его укусила, он на меня матом, да другой рукой такую оплеуху дал – три дня потом в ухе звенело.
Я тогда последние силы собрала, расцарапала его, так он схватил за шею и душить начал. Ну, думаю, это и к лучшему. Лучше умереть, по крайней мере все кончится.
И уже сознание начала терять, а потом вдруг чувствую – руки его ослабли, и повалился он мешком на пол. А над ним Витька, брат, стоит и топором размахивает, вроде как дрова рубит. И звуки такие – хрясь! Хрясь!
– Кошмар какой… – пробормотала Агния.
– Точно, но я тогда ничего не соображала, повалилась рядом, только от топора подальше отползла. А после уже Витька устал, топор бросил и как посмотрел на то, что от Вертухаева осталось, – так и плюхнулся на колени, ноги его не держали.
Я, говорит, его зарубил насмерть, теперь, говорит, мне за него на зону идти. Кончилась жизнь…
Тут я очухалась малость, в себя пришла – ну уж нет, кричу, не бывать этому! И так он нам всю жизнь испортил, так теперь еще и сидеть за него? Не будет этого!
