– И что из этого следует?
Она ждала, что он наконец рассмеется или хотя бы улыбнется, но он оставался серьезным.
– Может, мне стоит носить цветные контактные линзы?
– Ни в коем случае! – послышался рядом мелодичный женский голос. – У вас изумительный цвет глаз, редчайший сапфирово-синий цвет. Я давно обратила внимание на ваши глаза, Варенька.
К их столику подошла блондинка в черном пиджаке, жена известного политика. Мальцев встал и поцеловал даме руку.
– Через неделю мы с Марком празднуем серебряную свадьбу, – сообщила дама, усаживаясь за их столик, – будем рады вас видеть. Сначала банкет в «Праге», потом небольшой фуршет дома, для своих.
– Спасибо, Ниночка, мы непременно приедем, – кивнул Мальцев и еще раз поцеловал даме руку.
Варя благодарно улыбнулась, но улыбка тут же застыла. Она заметила, как смотрит Мальцев на руку дамы, на перстень с огромным сверкающим бриллиантом. Ее всегда продирал озноб, когда у него становились такие глаза: холодные, внимательные и совершенно сумасшедшие.
– Госпожа Беляева, как, по вашему мнению, повлиял кризис на рождаемость в России? – пожилая американка в широком фольклорном платье, с девичьей рыжей челочкой, прикрывающей жесткие морщины на лбу, сверлила Елизавету Павловну блестящими темно-карими глазами.
Лиза смотрела, не отрываясь, в стеклянную витрину сувенирного магазина. Ее кофе давно остыл, сигарета тлела в пепельнице.
– Лиза, вы слышите меня? Недавно моя знакомая приехала из Москвы на несколько дней, она рассказывала, что женщинам в России сегодня не хватает денег на контрацептивы. Растет количество абортов, в том числе криминальных. Джейн, корреспондент журнала «Ледиз чойс», аккредитована в Москве, живет там уже пять лет. Она привезла с собой чудовищный материал о том, как несовершеннолетние девочки избавляются от нежелательной беременности, иногда выбрасывают новорожденных на помойку.
– Да, это ужасно, – кивнула Лиза. Но ее собеседница ожидала более бурной реакции, она недоуменно подняла брови и поджала губы.
– Вы простите меня, Лиза, я человек прямой и откровенный. Всегда говорю правду в глаза. У вас, русских, появилось какое-то равнодушие. Раньше этого не было. Это вообще не свойственно русскому характеру – ледяное безразличие к ближнему. Вы совершенно спокойно стали относиться к трагедиям, которые происходят рядом с вами, у вас в стране.
– Не всем можно помочь, Керри. Что толку, если мы будем плакать и вздыхать над каждой трагедией?
– Плакать и вздыхать – это нормальная человеческая реакция. Вы, русские, стали стесняться проявления живых чувств. Вы всегда были самой сострадательной нацией в мире, а теперь становитесь самой беспощадной и циничной. Неужели это связано с демократическими переменами? Неужели для русской души так вредна свобода?
– Не знаю… – Лиза правда не знала, что на это ответить. Наверное, в чем-то американка была права, но легко судить других.
«Возможно, люди сделались жестче и циничней, но не потому ли, что сейчас в России становится товаром даже такая бесплатная вещь, как сострадание? Оно, оказывается, тоже имеет денежный эквивалент и, значит, теряет смысл…» – подумала Лиза, но вслух этого не произнесла, потому что было лень поддерживать разговор.
– Кому же знать, как не вам? – вскинула брови Керри. – – Вас почти каждый вечер слушает и смотрит вся Россия.
– Я только рассказываю новости, всего лишь констатирую факты.
– Это ко многому обязывает.
– Безусловно.
Повисло молчание, оно было неприятным для обеих. Американка первая решилась прервать его.
– Наверняка у вас есть какие-то определенные мысли на этот счет. Я не читаю по-русски, не могу следить за вашей прессой, смотреть русские телеканалы, но Джейн рассказывала, что порнопрограммы идут у вас в дневное время не по специальным, а по общенациональным каналам. Она считает, что ваши средства массовой информации сейчас представляют собой отхожее место. Низкий профессиональный уровень компенсируется дешевой сенсационностью, печатается масса недостоверной, непроверенной информации, в основном негативного и непристойного характера. Это рождает в обществе ощущение вседозволенности. Ваши журналисты как будто сговорились в каждом материале доказывать публике и самим себе, что человек есть скот. А скот ни за что не отвечает. Такая позиция чревата хаосом и гибелью. Вы согласны?
– Ну, мне кажется, ваша приятельница несколько сгущает краски. Я все-таки тоже представитель средств массовой информации…
– О вас, Лиза, я слышала только положительные отзывы. Джейн старается смотреть все ваши программы. Вы максимально объективны и не агрессивны в подаче новостей.
– Спасибо.
– Кстати, кроме журнального материала, Джейн отсняла еще две кассеты хроники. Провинциальные интернаты для умственно отсталых брошенных детей, колонии для несовершеннолетних, где отбывают срок юные детоубийцы. Материал страшный, он еще не смонтирован. Джейн поручила мне спросить вас, не хотите ли вы использовать фрагменты в одной из своих программ.
– Да, наверное, это было бы любопытно, – равнодушно кивнула Лиза и посмотрела на часы.
– Любопытно? На мой взгляд, это необходимо показать в России. Я давно не видела ничего более впечатляющего. Я буквально заливалась слезами, когда смотрела эту страшную хронику.
– Керри, но вы же сами только что сказали, что наше телевидение дает слишком много негативной информации.
– В этом материале главное – достоверность. Там нет попытки напугать, сгустить краски. Я как представитель феминистского движения считаю, что вы просто обязаны показать эти кадры вашему зрителю. Насколько мне известно, контрацепция до сих пор остается в России исключительно женской проблемой.
Лиза молча изучала живописную группу плюшевых белых медведей и морских котиков в витрине.
– Либо вы очень устали сегодня, либо у вас проявляются первые симптомы нового русского паталогического равнодушия, – американка холодно улыбнулась, – такое впечатление, что вам все безразлично. Абсолютно все.
«Чего она от меня хочет? – устало подумала Лиза. – Более выразительных эмоциональных реакций? Интересно, почему хладнокровие .собеседника иногда так заводит людей? Возможно, этот глупый сальный Красавченко в чем-то прав насчет поедания чужой энергии. Американка Керри, пожилая, идеально воспитанная леди, устала за долгий бурный день не меньше, чем я. Третий вечер подряд она втягивает меня в дискуссии на социально-психологические темы. Вчера у меня были силы поддерживать разговор на высоком эмоциональном уровне. Мы обсуждали несчастное положение российских пенсионеров, коррумпированность чиновничьего аппарата и его тесную связь с криминалитетом. Безобразия в нашей армии. По очереди приводили возмутительные примеры, охали, ахали, ужасались, делали глубокомысленные выводы. Распрощались как лучшие подруги. А сейчас я не могу сосредоточиться на социальных несправедливостях, и она недовольна мной. Она обижается…»
– Простите, Керри, темы, которые вы затрагиваете, слишком важны. А я действительно очень устала, поэтому не хочу комкать разговор. Давайте перенесем его на завтра.
– Но завтра день заполнен до предела. Заседание комитета закончится еще позже. А мне надо обсудить с вами еще массу проблем. Должна признаться, моя настойчивость не бескорыстна. Я готовлю большую аналитическую статью для журнала «Нью-Йорке?» о положении женщины в сегодняшней России. Джейн дала мне очень много материалов, но она американка то есть рассматривает ваши проблемы со стороны. Мне важно поговорить с вами как с русской деловой женщиной. Я отниму у вас еще минут пятнадцать. Не возражаете?
– Хорошо, Керри.
– Прежде всего, я хотела бы поговорить о пресловутом русском долготерпении. Когда о нем говорят как о национальной черте характера, как об особенности русской ментальности, мне всегда хочется добавить, что это национал-половая черта. Ваши женщины потрясающе терпеливы, никто не позволяет так над собой издеваться. В вашей массовой культуре абсолютным идолом становится даже не тело, а мясо, человеческое мясо, в основном женское. Люди не просто раздеваются публично, а препарируют себя и других, как трупы, как туши на бойне. Ваши дамы, воспитанные на зыбкой грани ортодоксальных идей, остаются покорными, как домашние животные, позволяют себя ощупывать и оценивать, как овец на рынке.
– Отчасти, вы правы, – равнодушно кивнула Лиза, – но при чем здесь ортодоксальные идеи?
– Под ортодоксальностью я понимаю и коммунистическую доктрину, и православную, на мой взгляд, это две стороны одной медали. А что касается долготерпения мужской части населения России, то здесь позвольте мне усомниться…
– Господи, какой бред, – пробормотала Лиза по-русски.
