- Баба Люба, ты живая? - Дернув животом спросил я, заранее опасаясь, что на мне лежит мертвое старухино тело.
- М-м-м. - Промычала она в ответ и я немного успокоился. Перекрутившись и нащупав губами её старческую щеку я языком нашел край клейкой ленты и после нескольких попыток мне удалось зубами зацепить уголок. Стараясь вместе с лентой не оторвать кусок её дряблой кожи я осторожно его потянул. Сразу сообразив, что я хочу она старательно взялась мне помогать и вскоре уже я имел содержательную и разговорчивую собеседницу.
- Вот поганцы - то, сквернавцы, чертова кровь. Чуть было не зашибли меня совсем. Чтоб им, негодяям, на том свете вечно в аду гореть! Чтоб у них у гадин все руки поотсыхали, да ноги поотвалились, чтоб никогда не видеть света всему их скотскому племени и впредь до девятого колена. - Негодующе разразилась она целым потоком ругани и если хотя бы один пункт её проклятий свершился, то судьба Клары Оттовны была бы совсем не завидна.
- Успокойтесь, баба Люба. - Сурово прервал я её тираду. - Лучше расскажите каким образам и когда вы завладели церковной утварью и как вам удавалось все это время водить всех нас за нос?
- А что об этом теперь говорить, утащила подлючка все оклады, всю посуду...Не об этом сейчас надо думать, надо соображать как отсюда выбраться.
- Не волнуйтесь. Мои знают куда я поехал, так что через пару часов нас отсюда вызволят, но руки мне развязать все таки надо.
- Как же я их тебе развяжу когда у самой за спиной связаны.
- Зубами. - Уже имея некоторый опыт ответил я.
- А ты мне их дал? - Ехидно спросила старуха и мелко рассмеялась.
- Чего? - Не понял я.
- Зубы эти самые, которыми я должна тебя развязать. я уже позабыла как они клацают, а ты мне такое говоришь. Лучше уж ты меня развязывай своими зубами.
- Не могу. - Проклиная тестевский кулак чуть не заплакал я. - У меня их тоже нет.
- Вот незадача - то. Сллухай ка сюда, там у меня в конце подпола стоит столб подпорка, а в нем вбита старая и ржавая скоба. Края у неё все в зарубках и шершавые. Попробуй перетереть о неё веревку.
Деревнской бабаке ума и смекалки не занимать. На коленях в полнейшей темноте, периодически стукаясь лбом о стены и ведомый указаниями бабы Любы я наконец нашел нужный столб со скобой и как тоскливая сука заерзал по нему задом.
- Баба Люба? - Между делом спросил я. - А откуда взялся этот Паша?
- Так он в подполе сидел, я ведь тебе мычала и глазами показывала, а тебе хрен по деревне. Пока ты с ней разбирался он тебя из подпола - то за ноги и дернул. Не слушал ты меня, вот и результат? Как там у тебя? Ладно получается?
- Не очень, шнуры - то капроновые, но потихоньку дело идет. Ты мне лучше расскажи как серебро перекочевало от Марии Андреевны в твои казематы?
- А его у Маньки и не было. Она вообще не знала, что оклады уже года как четыре у меня в подполе зарыты. Она до самой своей смертушки так и думала, что они в подвале под церковью схоронены.
- Не надо мне дут в уши, баба Люба, я отлично знаю, что она давно перенесла оклады из хранилища к себе домой, об этом свидетельствует её граненная рюмка найденная мной в пещере. В неё она вставляла свечу.
- Это не её рюмка, а моя и не она перетащила клад, а я сама.
- Значит она вам об этом рассказала, а вы бессовестно воспользовавшись её тайной присвоили церковную утварь принадлежащую всему селу.
- Как бы не так. От Марии на этот счет никто не мог и слова - то вытянуть. Послушайте как дело - то было. Когда церковь запретили, то она долго стояла бесхозная, а году в трицать пятом в ней устроили клуб. Потом уже после войны клуб построили новый, а в церкви сделали спортивный зал и меня поставили уборщицей и сторожихой. Но тогда я ничего такого не знала, иначе бы по дурости лет все растрепала по селу и от окладов давно бы след простыл.
Спортивный зал там продолжался долго, ровно столько сколько жива была школа и туда ходили заниматься детишки. Марья тогда, хоть и сама была учительшей, на это сердилась, но терпела. Говорила, что хоть так, да стены поддерживают и ремонтируют. А потом школа кончилась, дети разъехались и спортзал стал никому не нужен. Тогда Григорий Федорович велел хранить в церковном подвале картошку, свеклу, капусту, и разные другие овощи. Но сторожем по прежнему оставалась я. Скоро ты там свои веревки перепилешь? А-то я уже вся занемела.
- Скоро, рассказывай.
- Я всегда понемногу пользовалась общим складом, то пару килограммов морковки домой притащишь, то ведерко картошки, а как же на кортошке сидеть и домой не принести? Люди ж засмеют. Ну а тут, года четыре тому назад в самом конце весны своя картошка кончилась у многих. Стала я потихоньку по ночам приторговывать. Ну и в конце-то концов доторговалась до самого пола. Потом меня за такую торговлю хотели судить, да Григорий Федорович отбил. Но дело не в этом, подметая пол я заметича, что он неровный и в одном месте будто бы вскорячился. Вот тогда - то я все и поняла. Поняла, но никому ничего рассказывать не стала, а уж Маньке и подавно. Все оставшиеся овощи к середине лета убрали и готовились завозить новые. А ключи - то от церкви и от подвала у меня. Так - то вот.
Собралась я однажды темной ноченькой, да в дождичек, взяла кой - какой инструмент и в церковку - то занырнула. До утра пласталась, а лаз проковыряла. Привалила его всякими ящиками, да мешками и до другого раза. А следующей ночью и добралась до тайника Алексея Михайловича. Потом дело полегче пошло. Стала я через день, да каждый день понемногу то добро домой перетаскивать. Когда ночью, а когда и днем, потому как сказала, что привожу в порядок помещение для засыпки следующего урожая. Вот так потихоньку все до осени и перетаскала и сразу же замуровала тот ход.
- Умная ты, баба Люба, а зачем ты меня в том подвале замкнула?
- Предупреждала я тебя этим, да и пугнуть хотела, чтоб не занимался ты непотребным делом. Да и сама перепугалась, а вдруг как найдешь тот лаз, увидишь, что ничего в той пещере нет и пойдешь звонить по деревне. Начнут искать по дворам и дойдут до меня. Все у меня отберут и распродадут Белую церковь по всему свету.
- Значит имя села сберегала? - Чувствуя легкий запах гари с мздевкой спросил я.
- А как же, только так. - Охотно согласилась старуха.
- Врешь ты все, баба Люба. В этом случае ты бы обо всем рассказала Марии Андреевне, ты же этого не сделала.
- Не могла я ей об этом рассказывать, потому как она со своей Зойкой снюхалась, а ту стерву я за версту чую, увезла бы она все оклады за границу.
- Нет больше Зои Андреевны. - Освобождаясь от пут сообщил я.
- Да это ж куда она делась?
- Судя по всему её умертвила собственная дочь, которая только что была здесь? Вы догадывались, что Клара Оттовна является племянницей Марии Андреевны?
- Почему же догадывалась? Я об этом знала. Она раньше частенько сюда заныривала. Манька её жалела, как же, сиротиночка. Она ей предлагала жить у нее, да толко Кларка в мамашу свою пошла, эгоистка каких ещё свет не видел.
- Почему вы не рассказали мне об этом раньше?
- А почему я должна была тебе все рассказывать?
- Да потому что я бы все понял гораздо раньше и не погибло бы столько невинных.
- Ты бы все узнал раньше и все церковное добро давно бы утекло за границу.
- Как они догадались, что оно у вас? - Развязывая ей руки спросил я.
- Сама не пойму. Может этот Паша подсмотрел. Ты помнишь, я тебе расказывала о приплюснутой страшной роже? Так вот это и был Паша, только я до сих пор не пойму, что ему удалось подсмотреть тогда в окно. Послушай, Константин Иванович, тебе не кажется, что пахнет паленым? Уж не запалили ли они избу?
Об этом я подумал давно, просто я не хотел раньше времени сеять панику.
- Спокойно, баба Люба, сейчас мы попробуем отсюда выбраться.
Поставив чурбачок точно над лазом я взобрался на него и попытался горбом выдавить крышку, но не смотря на все мои старания и потуги едва ли она сдвинулась хоть на миллиметр. Дело принимало скверный оборот, нужны были какие - то радикальные меры, а откуда их было взять если у меня под руками кроме немощной старухи, да горки гнилой картошки ничего не было. Самым скверным в этой ситуации было то, что даже если дом будут тушить и бабу Любу попытаются спасти, то нас в горящей избе попросту не найдут. Только потом, как копченых рыбешек нас откопают из под завала. А дым становился все острее и ощутимей. Нам оставалось только одно, что есть моченьки орать, уповая на чьи - то чуткие уши. Что мы и сделали, завыли тоскливо и протяжно. И почти тотчас нам отозвался приглушенный незнакомый голос.
- Где вы там? В подполье что ли?
- В подполье! В подполье! - Радостно подпрыгивая заверещали мы.
- Какого черта!!! - Пытаясь сорвать крышку закашлялся мужик. - Что случилось?
- Заколотили нас. - Удивляясь его тупоумию объяснил я. - Топором надо.
- Хреном тут надо возразил он и закахлялся с новой силой. - Погодите дух переведу. Сейчас что - нибудь придумаю.
