– Продолжай, Йос.
– Мальта еще не принадлежит к Европейскому сообществу и в последнее время очень популярна в качестве налогового убежища. Остров находится в пятистах километрах от материковой Италии. Любой, у кого есть даже подобие лодки, может туда незаметно переправиться. Кроме того, в прошлом Артс несколько раз проводил там отпуск.
Эта информация стоила Броуэрсу десятков телефонных звонков. В предпоследнем турагентстве ему улыбнулась удача. Броуэрс преподнес свою отговорку очень убедительно. Его шурин Вилльям Артс посоветовал ему апарт-отель на Мальте. Адрес он, к сожалению, потерял, а его шурин был в данный момент недоступен. Единственное, что он еще смутно помнил, было название турагентства, где Вилльям тогда бронировал путешествие. Не затруднит ли проверить, как назывался тот отель на Мальте?
– Откуда ты знал, что Артс останавливался в апарт-отеле?
– Мне же надо было что-нибудь придумать, – усмехнулся Броуэрс. – Самое главное – то, что его имя было у них в компьютере. По данным агентства, его первая поездка на Мальту состоялась в 1988 году. Счет в «Банко Кондоттьере» он открыл год спустя. Я думаю, что свой побег Артс готовил все это время. Меня не удивит, если на Мальте он с кем-нибудь познакомился.
– Ты не слишком торопишься с выводами, Йос?
– Я узнаю об этом через несколько дней.
Броуэрс думал о премии в полмиллиона, которую Вандале ему обещал, если он ликвидирует Артса за неделю.
– То есть ты едешь на Мальту, – уточнил Вандале.
– Если вы не возражаете.
– Конечно, Йос. Но держи меня в курсе.
– Обязательно. Я буду звонить вам каждый вечер между одиннадцатью и двенадцатью.
В пятнадцать минут третьего Ван-Ин прибыл на Хауэрстрат. У него был полезный для здоровья обед с Ханнелоре на террасе «Моцартхёус». Жаренное на вулканическом камне мясо было приемлемой альтернативой для тех, кто сидел на диете.
Версавел стоял, уставившись в окно, и едва ли ответил на его веселое приветствие:
– Проблемы, Гвидо?
Версавел обернулся и, не сказав ни слова, пошел и сел за свой текстовый процессор.
– Ты забываешь, что это я мучаюсь депрессиями, – засмеялся Ван-Ин.
Версавел молчал. Тишина легла, как мокрая махровая простыня на сухую кожу.
– С Франком ведь ничего не случилось?
Версавел ухватился за ус и потер нос своей мощной рукой. Ван-Ин подошел и встал рядом с ним. Мгновение его рука бесцельно витала в воздухе, а потом довольно неловко приземлилась на плечо друга.
– Ничего серьезного, я надеюсь?
Версавел оценил жест. Он посмотрел Ван-Ину прямо в глаза. В его взгляде читались горе и отчаяние.
– Франк ушел. Когда я сегодня днем пришел домой, на столе лежало письмо. Он забрал только свою одежду и набор кастрюль.
Версавел рассказал это так, как будто прочитал по бумажке.
– Джонатан как-нибудь с этим связан?
Ван-Ин сочувствовал другу, но, с другой стороны, он почувствовал облегчение, поскольку не только у гетеросексуалов был патент на ревность.
– Франк чувствовал себя обманутым. Он решил, что был моим домашним рабом.
За свою жизнь Ван-Ин многое повидал, но всхлипывающий пятидесятишестилетний мужчина – это даже для него было уже слишком.
– Гвидо, ну ты чего. – Больше он ничего сказать не смог. – Просто так, ни с того ни с сего?
Версавел помотал головой. Он чувствовал, что приближается разрыв, и проклял день, когда снова увидел Джонатана.
– По сути дела, это моя вина, – сказал Ван-Ин смиренно. – Если бы я не попросил тебя…
– Я сам это предложил, – запротестовал Версавел.
– Хочешь, я отвезу тебя домой?
Версавел посмотрел на своего друга глазами, полными слез. У Ван-Ина ком подкатил к горлу.
– Дома я сойду с ума, Питер.
Версавел крепко схватил его за руку. От другого мужчины Ван-Ин бы этого не потерпел.
– Немного свежего воздуха пойдет мне на пользу, Питер.
Карине Неелс испугалась, когда застала обоих мужчин в такой позе. Два дня назад она бы обязательно постучала, прежде чем зайти в кабинет 204, но теперь она чувствовала себя полноправным членом Отдела специальных расследований полиции Брюгге.
– Извините, – сказала она. – Я не знала, что…
– Не надо извиняться.
Ван-Ин не предпринял никакой попытки отпустить руку Версавела.
– Я пришла с отчетом о проделанной работе, – доложила Карине.
Ее телефонная одиссея оказалась не очень удачной. Пять минут назад она разговаривала с доктором Верминненом.
Верминнен был последним пластическим хирургом, с которым связалась Карине, и он тоже не мог вспомнить случая, когда молодому человеку из эстетических соображений сделали менее выдающимся подбородок. К ее большому удивлению, Ван-Ин посчитал, что это не страшно.
– Возможно, Карине, ты сможешь быть полезна иным образом.
Когда Ван-Ин обратился к ней по имени, ее сердце забилось быстрее.
– Говорите, комиссар, – отреагировала она с энтузиазмом.
– Ты сегодня вечером свободна?
Этот вопрос поставил Карине Неелс перед дилеммой. Должна ли она увлеченно кивнуть или изобразить возмущение? Ее курносый нос дрожал от волнения. Ей это грезилось или он водил ее за нос?
– Это отчасти зависит от задания, – сказала она без выражения.
Ван-Ин отпустил руку Версавела и пригласил Карине сесть за его стол.
– Ты знаешь, что такое агент под прикрытием, Карине?
Конечно, Карине это знала. Она ведь была верным фанатом сериалов «Полиция Нью-Йорка» и «Блюз Хилл-стрит».
– Тогда знаешь ли ты о риске, который с этим связан?
Она кивнула и попыталась скрыть участившееся дыхание, крепко скрестив руки.
– Хорошо, – сказал Ван-Ин. – Я хочу, чтобы на остаток дня ты освободилась и… – Он дал ей несколько точных указаний. – Потом я жду тебя в восемь у себя дома. Там мы проработаем остальную часть операции.
Карине Неелс выплыла из кабинета, словно Дева Мария на облаках. Ей хотелось раструбить всем о своей удаче. Но делать этого было нельзя, иначе она бы сразу перестала быть агентом под прикрытием.
* * *
Серые облака сгустились над башнями Брюгге. После длинного теплого лета сентябрь принес с собой обещание ранней зимы. Поэтому Ван-Ин повернул в сторону побережья. Если им немного повезет, там можно еще будет найти чуть-чуть солнца. За всю дорогу Версавел не сказал ни слова. Он уставился перед собой, как будто они ехали к краю земли.
Ван-Ин припарковал «фольксваген-гольф» у гавани для яхт в Бланкенберге. От серого осеннего воздуха там и следа не было. Курорт блистал под лазурно-голубым небом. На дамбе дул приятный морской бриз. Люди казались здесь дружелюбнее, чем в пыльном Брюгге. Воздух был чистый, и шум моря даже Версавела не оставил равнодушным.
– Ты хороший человек, Питер, – сказал он вдруг.
Ван-Ин положил руку на плечо друга.
– Я знаю, Гвидо, – засмеялся он. – Но я рад слышать это от тебя. Но ты меня напугал. Разрыв с Франком. После стольких лет!
Версавел набрал полные легкие прохладного морского воздуха. По пути из Брюгге в Бланкенберге он пытался найти объяснение ужасной драме, которая изорвала в клочья его упорядоченную жизнь.
– Я должен был это знать, – сказал он. – В плане секса я больше не могу за ним успевать. Он от этого страдает. Последние месяцы он неоднократно на это намекал. Поэтому мне приходилось в случае необходимости доказывать, что мне любое дело по плечу. История с Джонатаном стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Франк ушел. Теперь я старый и одинокий.
У Ван-Ина был опыт по части депрессий. Утешительные слова рану не вылечат, но молчать тоже нельзя.
– Не неси чушь, Гвидо. Ты выглядишь едва за сорок. И мир велик. Ты красивый, приветливый, умный, и к тому же…
Ван-Ин сказал именно то, что он не хотел бы услышать от желающего ему добра ближнего, когда у него самого дела были плохи. Поэтому он сделал кое-что, чего не мог себе представить в своих самых диких мечтах. Он продолжил стоять и посмотрел Версавелу прямо в глаза.
– И к тому же ты мой лучший друг, Гвидо. Я тебя люблю.
Даже Версавел испугался, когда Ван-Ин его обнял. Поцелуй в щеку немного смягчил жгучую боль. Туристы, приехавшие отдохнуть сюда на денек, пялились на целующуюся гомосексуальную пару, но Ван-Ина это нисколько не волновало.
– Ханнелоре сделала бы то же самое, – сказал он. – Мы оба очень сильно тебя любим, Гвидо. Не забывай об этом.
Версавел смотрел на небо, потому что у него не нашлось слов, чтобы выразить свои эмоции. Он привычным образом поглаживал усы, и Ван-Ин счел это хорошим знаком.
– Я думаю, мы заслужили по «Дювелю», – неожиданно сказал Версавел.
