— Без шуток, шеф, дело дрянь. За эту неделю я создал стройную систему. Теперь у меня есть все, не оставлена без внимания ни одна мелочь. Я даже заполнил пробел с Митчеллом. И вот теперь, когда я все закончил, то оказалось, что эта система не имеет никакого смысла, она совершенно ни к чему. У нее тот же самый недостаток, что и у каждого из этих убийств в отдельности: полное отсутствие мотива для убийства. Никакого преступления, которое могло бы повлечь за собой затяжную кровную месть, они не совершили.
— Мотив определенно есть, просто ты его еще не обнаружил. Во всяком случае, позволь мне выслушать твой доклад.
— Я попытался разыскать этого Ханиуэзера, четвертого члена, по адресу, который он сообщил в тот вечер, когда им предъявили обвинение. И я его не нашел. Он как будто исчез с лица земли. Мне удалось проследить за его передвижениями — а видит Бог, на месте он не сидел! — примерно с год после того случая. Затем он пропал из поля зрения, точь-в-точь как эта женщина — только она появляется, а он нет.
— Чем он занимался?
— Вроде как был хронически безработным. По словам его последней квартирной хозяйки, он целыми днями сидел дома и стучал на пишущей машинке. Затем куда-то съехал оттуда и больше так нигде и не появился.
— Постой, постой, тут я тебе, наверное, помогу, — сказал шеф. — Безработный… стучал на машинке… вероятно, он пытался стать писателем. Они иногда меняют фамилии, разве нет? У тебя есть его словесный портрет?
— Да, довольно точный.
— Походи с ним по издательствам, поспрашивай. Ну а что насчет Митчелла? Все, говоришь, прояснил?
— Да. Он работал барменом в одном заведении, куда они частенько в то время наведывались. Они не раз брали его с собой покататься. Главным образом, я полагаю, потому, что он таскал спиртное у своего хозяина и каждый раз угощал их. Так что, хоть они не был членом самого клуба, все равно частенько оказывался с ними, когда они потом отправлялись выкобениваться. Это хотя бы не дает рухнуть моей версии, чего я так боялся: эти вечерние попойки в машине по пятницам по-прежнему являются точкой, в которой пересекаются их жизни. Основная трудность, однако, так и остается: ни в чем таком, что оправдывало бы постигшую их участь, они, похоже, не повинны.
— Ты в этом уверен?
— Насколько достоверны записи в полицейских участках по городу за тот период. И я даже проверил кое-какие пригороды.
— Неужели ты не понимаешь? Наверняка это что-то такое, на что полиция в свое время не обратила внимания, иначе бы не гулять им на свободе. Скорее всего, это было преступление, обвинения в котором им так и не предъявили.
— Более того, — задумчиво согласился Уэнджер, — мне только что пришло в голову, что это могло быть преступление, о котором они даже сами не подозревали. Ну, это не так сложно! Я просмотрю подшивки всех газет за те дни, когда эти ребята собирались вместе. Наверняка в одной из них найдется что-нибудь, на первый взгляд, казалось бы, ничего общего с ними не имеющее. Для этого и существуют библиотеки, для чего еще? Именно там отныне я и буду сидеть. Чем глубже зарываешься в это дело, тем больше приходится корпеть.
Уэнджер — в отдел дактилоскопии, по телефону:
— Ну, какого черта вы тянете там с этим пистолетом? Вы что, потеряли его? Я все еще жду вашего заключения.
— Какой пистолет? Да вы не присылали нам никакого пистолета! О чем вы говорите?
Послышался неразборчивый писк, похожий на то, когда тенор вдруг запоет фальцетом. Это у Уэнджера сорвался голос:
— О чем я говорю? Я уж Бог знает сколько недель назад послал вам на экспертизу пистолет, и с тех пор от вас ни единого звука! Я по-прежнему жду! Я вовсе не собирался преподносить вам его в качестве рождественского подарка, вы знаете! Интересно, чем вы там занимаетесь, а? Вы ж, ребята, должны вернуть его мне, или, может, вы этого не знали? Кретины чертовы!
— Слушай, громовержец, не указывай нам, как надо работать! Ты что, комиссар полиции, что ли? Если бы ты прислал нам пистолет, мы бы уже отправили его обратно! Но как отправить то, чего мы сроду не получали, а?
— Слушай, как там тебя, не надо наглеть! Пистолет мне нужен, и вы его вернете!
— А-а! Проверь-ка лучше, куда ты его послал!
Щелк!
Городской дом преуспевающего писателя, три недели спустя.
— Мистер Холмс, там пришел один джентльмен, который настаивает на том, чтобы вы его приняли. От него невозможно отделаться.
— Мне ли вас учить, что делать? Сколько вы уже у меня работаете?
— Я сказала ему, что вы диктуете в машину, но он говорит, что его дело просто не может ждать. Он грозился, если я не войду и не предупрежу вас, он войдет сам, без разрешения.
— Где Сэм? Позовите Сэма и вышвырните его! А будет сопротивляться, вызовите полицию!
— Но, мистер Холмс, он сам полиция. Именно поэтому я и решила, что уж лучше я зайду и вы сами…
— К чертям полицию! Наверное, я машину поставил где-нибудь в неположенном месте! Невероятно — как раз когда я занят центральной сценой всей книги! Вы понимаете, что все это записалось на машину и мне придется начинать снова, с конца последней записи? Мне жаль это делать, мисс Траслоу, но — увы! — вы нарушили одно из моих самых первых и незыблемых правил, которое я вам постоянно внушаю с тех самых пор, как вы взялись помогать мне в работе. Никаких вторжений во время творческого процесса, ни даже в том случае, если все здание вокруг меня будет охвачено огнем! Боюсь, после сегодняшнего дня вы мне больше не понадобитесь. Закончите печатать, что там у вас есть, а когда будете уходить, Сэм выдаст вам чек.
Погодите! Это и есть тот человек? Что это вы себе позволяете, вламываетесь в мой дом, поднимаете такую суматоху? О чем вы хотите поговорить со мной?
Уэнджер (тихо):
— О вашей жизни.
Часть пятая
Холмс, последний
Казалось, за спиной моей стоит
С улыбкою, что душу леденит,
Бесплотный неподвижный призрак.
Мопассан
Их было четверо в спальне общежития, все на разных стадиях раздевания перед отходом ко сну. Одна растянулась на кровати, только почему-то с ногами на подушке. Вторая, касаясь носком пола, будто застывшая в танце балерина, примостилась на подоконнике. Третья сидела на полу, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Четвертая и последняя — единственная, кто говорил, — была в кресле. Не сидела в нем, как обыкновенно понимают данное положение, а распласталась поперек, будто меховая полость. Один подлокотник поддерживал ее локти, через другой были перекинуты ноги. На животе у нее лежала раскрытая книга, двигаясь вверх-вниз в ритме дыхания. Сейчас она поднималась и опускалась довольно быстро.
«— Там среди елей, мисс Джудит, стоит хижина, в которой так не хватает женщины, — сказал он.
Она робко улыбнулась, и ее головка упала ему на грудь. Его сильные руки нежно обхватили ее».
Тут плечи читавшей исступленно дернулись, словно объятия, о которых шла речь, предназначались именно ей. Книга соскользнула на пол, и девушка ее не подхватила.
— Готова спорить, он и сам такой, как его герой-мечтатель, — проговорила она в восхищении. — Сильный. Уверенный в себе. Но и застенчивый как ребенок. Вы обратили внимание — он до самого конца всё еще звал ее «мисс Джудит», с таким, знаете, уважением?
— Готова с тобой спорить, сам он наверняка не так почтителен.
Девушка на кресле возликовала:
— И спорить нечего! Уж я бы позаботилась о том, чтобы сразу же после первой главы он перестал быть официальным.
— Бедняжка, она так настрадалась, — съязвила девушка на койке.
— Он приснился мне прошлой ночью. Вынес меня из ледяной хижины эскимосов, которая вот-вот должна была обвалиться.
Остальные трое захихикали.
— А что еще он с тобой сделал?
— Больше ничего не успел. В восемь меня разбудил звонок, черт бы его побрал.
— Пусти-ка еще одну сигарету по кругу.
— Осталась всего одна.
— Ну и что? Завтра на вечер купим новую пачку.
— Да, и не забудь, что теперь твоя очередь приносить сигареты. Эту пачку покупала я.
— Ладно, была не была! Снова придется открывать окно. Если дым попадет в коридор и появится старуха Фрейзер…
Возлежавшая на кресле девушка издала глубокий вздох, от чего вся так и скорчилась.
— Почему непременно надо постареть, прежде чем встретишь по-настоящему увлекательного человека, прежде чем с тобой произойдет что-нибудь потрясное!
— Она все еще думает о нем.
— Откуда ты знаешь, что он не женат и что у него не тридцать с лишним ребятишек?
— Я знаю, что не женат, он не должен быть женатым.
