— Что произошло? — спросил он, как только Сэм вышел.
— Ничего особенного. Думаю, всякий раз, увидев, как девушка выскакивает из машины, даже не дождавшись, пока та остановится, вы можете сделать выводы сами.
— Но ведь такси из города, разве нет? — Ему пришло в голову, что для такого дела они заехали довольно далеко.
— И мыслили в нем тоже по-городскому. — Она, казалось, не желает больше об этом говорить.
— Пожалуй, нам лучше пригласить врача, чтобы он взглянул на вашу ногу.
Особой радости по поводу этого предложения она не выказала:
— Возможно, если я не буду наступать на ногу, все пройдет само.
— Насколько я вижу, нога даже не распухла, — заметил он.
Она завела ушибленную ногу за другую, так, чтобы ее было не слишком хорошо видно.
Вернулся Сэм.
— Сэм, до какого доктора от нас ближе всего?
— Я полагаю, до дока Джонсона. Но он нас не знает. Могу попробовать, если хотите.
— Уже довольно поздно, — напомнила она. — Возможно, ему не захочется ехать.
Сэм вернулся и доложил:
— Он будет здесь через полчаса.
— О-о, — только и произнесла девушка каким-то безжизненным голосом.
Немного погодя, пока они ждали, она сказала:
— Я всегда гадала, какой вы.
— А, выходит, вы знаете, кто я?
— Ну да. Кто этого не знает? Я прочитала ваши книги от корки до корки. — Она сердечно вздохнула. — Представить только — я сижу в одной комнате с вами!
Холмс отвернулся:
— Оставьте это.
— По крайней мере, вы такой, каким вам и следует быть, — продолжала она, нисколько не смутившись. — Я хочу сказать, что многие из писателей, которые пишут крутые вещи, в жизни костлявые, анемичные коротышки, зябко кутающиеся в пледы. Вы же производите впечатление полнокровного человека, в которого девушка может вцепиться зубами.
— Вашими бы сладкими речами да смазывать вафли, — поморщился он.
Ее взгляд блуждал по бревенчатому потолку, в глазах, как в морских волнах, дрожали огоньки.
— Вы живете в этом большом доме совершенно один?
— Я приезжаю сюда работать.
Если в этой его фразе и таился тонкий намек, девушка его совершенно не заметила.
— Какой камин — готова спорить, в нем даже можно встать во весь рост.
— В былые дни в нем коптили окорока и индеек — в стенках дымохода до сих пор виднеются крючья. Он, пожалуй, даже чересчур велик, слишком долго разгорается и разогревается. Я пытался сделать его поменьше, переложить и оставить снаружи дымоход, как сейчас, а изнутри сузить его и по бокам обить цинком.
— О да, я вижу вон ту трещину, где, похоже, проходит граница переделок. Я сначала подумала, что это дефект кладки.
Когда доктор постучал в дверь, Сэм ковырялся в камине увесистой кочергой. Он прислонил ее к облицовке и пошел отворять. Холмс последовал за ним в холл — встретить доктора. Ему показалось, что у него за спиной раздался сдавленный стон, но появление доктора заглушило его.
Когда минуту спустя они вошли в комнату, лицо у девушки было искажено от боли и вся кровь, казалось, отхлынула от него. Железная кочерга лежала на полу — видимо, упала.
— Давайте-ка посмотрим, — бодро сказал доктор. Он осторожно ощупал ногу, лицо гостьи искривилось, и она вскрикнула. Доктор прищелкнул языком. — Да, у вас, милая, сильный ушиб! Никакого растяжения нет, больше похоже на то, что от удара чем-то тяжелым пострадал хрящ. Оберните место ушиба ватой. Придется вам пощадить эту ножку денек-другой и дать ей возможность прийти в норму.
Хотя слезы, вызванные болью, медленно стекали из уголков ее глаз, она одарила Холмса взглядом, исполненным, казалось, триумфа.
Позже, когда доктор уже ушел, Холмс заговорил:
— Не знаю даже, что и делать. До станции отсюда сорок минут езды, а я не уверен, есть ли сегодня вечером какие-нибудь поезда. Я мог бы сам отвезти вас на машине в город, но доберемся мы туда только к утру.
— А нельзя мне остаться? — задумчиво спросила девушка. — Докучать вам я не стану.
— Дело не в этом. Я холост и один в доме. Даже Сэм спит в мансарде, над гаражом.
— О Господи. — Она отмахнулась от этого, как от пушинки. — Роль дуэньи вполне сыграет ваша собака.
— Ну… э-э… а разве ваша семья не будет тревожиться из-за того, что вы не ночуете дома?
В ответ раздался сдержанный смешок:
— О, уже три дня, как они в Нью-Мексико. К тому времени, когда они узнают, что я не ночевала дома, я давно буду под родной крышей.
Холмс с Сэмом переглянулись.
— Приготовь для леди ту комнату на первом этаже, в которой есть кровать, Сэм, — решил он наконец.
— Меня зовут Фредди Кэмерон, — представилась сидевшая в кресле девушка, сейчас очень похожая на ребенка. — Знаете, краткая форма от Фредерики.
Они молчали, дожидаясь, когда Сэм приготовит комнату. Холмс сидел, уставившись в пол, а она глядела на него во все глаза с неподдельным, по-детски наивным обожанием.
— Зачем вам нужны все эти винтовки и дробовики, что вон там в углу?
— Когда не работаю, я много охочусь.
— Они заряжены?
— Разумеется, заряжены. — Он помолчал, потом добавил: — От них ужасная отдача, когда стреляешь.
— Спокойной ночи, мистер Холмс, и вам, леди, — крикнул Сэм, выходя из дома. Парадная дверь за ним захлопнулась.
Тишина стала чуть ли не пушистой, как будто ее можно было погладить.
— Почему бы нам не поговорить? — предложила девушка примерно через четверть часа.
Его настороженно-подозрительные глаза мгновенно переместились на нее, затем, словно в поисках ответа, снова уставились в пол.
Она сгорбила плечи, оглянулась.
— В этом доме что-то… действует на тебя. Такое ощущение, словно что-то должно случиться.
— Совершенно верно, — кратко согласился он, встал и без единого слова оставил ее одну.
На верхний этаж он поднимался чуть ли не с мучительной неторопливостью, голова опущена, как будто он сосредоточенно к чему-то прислушивался.
В камине треснуло остывающее полено, плечи у него распрямились, затем снова расслабились. И тут же снова накатила противная гнетущая тишина и поглотила этот мгновенный звук. Дверь его комнаты где-то наверху закрылась.
Сэм вошел и обнаружил, что они сидят вместе за накрытым столом.
— Вот оно как! — в шутливом возмущении вскричал он, не в силах, однако, скрыть обиды.
— Сегодня утром все для него приготовил «бой» номер два. Только мне не повезло — есть он не желает, — доложила девушка.
— Он обдумывает сюжет, — предположил Сэм.
Холмс бросил на него растерянный взгляд, будто это замечание оказалось до смущения проницательным. Он молча наполнил блюдце из своей чашки, поставил его на пол. Овчарка подошла и с шумом вылакала молоко.
— Ну, сюжет уже готов? — поинтересовалась вскоре девушка.
— Не совсем, — ответил Холмс. Он смотрел на собаку. — Это придет позже. — Взял свою чашку, осушил ее, протянул к ней, чтобы она налила еще. Потом встал, кратко бросил: — До вечера, — и ушел в гостиную.
— Что он имеет в виду под этим «до вечера»? — небрежно спросила она Сэма. — Мне что, до вечера надо будет превратиться в невидимку?
— Сейчас он будет творить.
Сэм последовал за Холмсом — похоже, что его присутствие требовалось для того, чтобы привести все в порядок. Девушка наблюдала за ним из двери. Сэм передвинул «кресло для вдохновения», склонился над ним, ставя его с исключительной точностью.
— И оно каждый раз должно стоять на одном и том же месте? — недоверчиво поинтересовалась она. — Если бы вы не сдвинули его на два дюйма, он что, не мог бы думать?
— Ш-ш-ш! — перебил ее Сэм. — Если оно не в линию вон с тем диагональным рисунком на ковре, это отвлекает его.
Холмс стоял, глядя в окно, уже потерянный для мира. Он сделал резкое движение рукой — уходите, мол.
— Пойдем! Сейчас начнется!
Сэм чуть ли не с анекдотичной поспешностью вышел на цыпочках, безумно жестикулируя, чтобы и она уходила. Однако она постояла немного за закрытой дверью, подслушивая самым бессовестным образом. Голос Холмса доносился через дверь, он монотонно наговаривал в машину:
— Чинук ехал на собачьей упряжке по снежным пустыням, его лицо под меховой паркой превратилось в маску отмщения…
Но Сэм даже и тут не дал ей покоя:
— Не стойте так близко, не дай Бог у вас под ногой половица скрипнет.
Она неохотно отвернулась и заковыляла прочь, приволакивая ногу.
— Вон, значит, как это делается. И ничего не должно меняться, даже кресло должно стоять на том же месте?
Сэм с часами в руке остановился перед дверью, подняв руку будто для удара. Подождал, пока протикала шестидесятая секунда, и резко опустил кулак.
— Пять часов! — предупреждающе воскликнул он.
Холмс вышел из комнаты: измученный, волосы взлохмачены, сорочка расстегнута до самого низа, манжеты тоже, ремень висит, даже шнурки развязаны.
